Дела житейские

— Ладно, а как там Фрэнклин?

— Так себе.

— Он хорошо с тобой обращается?

— Как умеет.

— Ну а как насчет его развода?

— Он так и не получил его, а я не давлю. Столько всего произошло, я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Нет, я и поверить не могу, что ты снова здесь, Порция, я так рада, что ты не уехала. Так рада, ты даже представить себе не можешь!

Порция наклонилась к моему уху и прошептала:

— А как насчет припадков?

— Меня очень серьезно обследовали. И пока что все идет нормально, я это особенно в голову не беру.

— Итак, — громким голосом обратилась к нам всем Клодетт, — на кухне прорва еды, тут полно всяких игр, а потом мы все попросим Зору надеть этот дурацкий колпак и открыть подарки для ребенка.

После игр мы принялись за еду и ели, ели и ели. Мне, наверное, надо говорить про себя. Я держала на руках Сьерру и не хотела ее отдавать. Мария познакомила меня с Джей Джей, женой продюсера, оказавшейся милой и вполне земной особой. Живет в Тинеке, в Нью-Джерси. Она пригласила меня после родов посетить их.

Когда пришло время открывать подарки, я была на седьмом небе, даже не то слово. Все это казалось неправдоподобным. Я села в кресло, которое поставили посреди комнаты, и все на меня смотрели. И вообразить не могу, сколько все они потратили на моего ребенка! Мне больше ничего не надо покупать, ни единой тряпочки.

— Ума не приложу, как я все это домой повезу! — воскликнула я.

— Девушка, когда мы за что-то принимаемся, то уж делаем все как следует. Ступай глянь за окно, — засмеялась Клодетт.

Я подошла к окну, отдернула занавеску и увидела большущий-пребольшущий лимузин, черный-пречерный. Он был припаркован прямо перед домом.

— Да вы рехнулись! Кто я, по-вашему, кинозвезда что ли?

Порция подошла и положила мне руку на плечо.

— Привыкай, подруженька, привыкай.

Мы договорились с Порцией поболтать завтра. Она сказала, что Артур посоветовал ей не заниматься больше судебными репортажами, а пойти учиться, когда ребенку исполнится четыре месяца. Чему именно, она пока не знает, но обязательно пойдет. Мария обещала не терять со мной связи и сразу позвонить, как только вернется из Калифорнии.

Я ехала домой в этой роскошной машине, не переставая восхищаться мягкостью кожаных кресел и дымчатыми стеклами. Откинувшись на подушки, я вдруг почувствовала себя нужной и значительной. Ах, если бы этот сон продолжался!

На следующей неделе у нас с Фрэнклином все пошло по-старому. В доме снова было черт знает что, но я даже пальцем не пошевелила, зачем? Но спустя четыре дня после Рождества я наконец собралась с духом и решила навести порядок: ведь до родов оставалось всего ничего. Фрэнклин соизволил предложить мне свои услуги. Поскольку он сидел на мели, я пошла и купила его ребятишкам рождественские подарки. Его снова засасывало болото, но сейчас мне было не до него.

Мы буквально перевернули весь дом: все продизенфицировали, смахнули пыль с верстака и его деревяшек, передвинули мебель, но еще не добрались до главного. Вдруг Фрэнклин говорит:

— А почему бы нам, бэби, не передохнуть и не сыграть партию в скрэбл?

— Да нам и сесть-то негде.

— А я сейчас сброшу тряпье с дивана, а когда кончим, расставлю по местам цветы и разделаюсь с полом, идет?

— Идет.

— Расставляй.

Фрэнклин включил таймер для варки яиц, а я как глянула на свои буквы, так и расстроилась: три „и", пара „о", одно „у" и — час от часу не легче — чертово „р".

А Фрэнклин ухмыляется, как всегда, когда у него хорошие буквы. И как всегда, передвигает их туда-сюда, вверх-вниз. Я аж закипать начала.

— Ну, ты когда-нибудь составишь свое слово или нет?

— Не торопи, детка, я не хочу, чтоб у тебя был разрыв сердца от такого слова.

Минут через пятнадцать он, само собой, выиграл. Только я собралась составить слово, которое начисляло бы мне очки по тройному счету, как вдруг почувствовала, что мне позарез нужно в туалет.

— Мне надо пипи, — вскочила я, — сейчас вернусь. Только не жульничай.

Я села на унитаз, оставив дверь приоткрытой, чтоб не упускать Фрэнклина из виду: за ним нужен глаз да глаз, я такое за ним уже замечала. И тут из меня хлынул поток. Это не пипи! Боже мой! Началось!

— Фрэнклин! Фрэнклин!

— Я здесь, милая. Что случилось?

— Воды! Воды отходят! — Я перепугалась до смерти и боялась пошевелиться. Это оно? Это в самом деле оно? Я разревелась, но двинуться с места все еще не решалась. Фрэнклин подбежал и встал в дверях.

— Ох, если б ты видела свою физиономию — будто привидение появилось, — покатился он со смеху.

— Не смешно, Фрэнклин! Неужели начинается? Но никаких схваток я не чувствую. Что же делать? А в доме-то что творится! И угораздило же меня сегодня все вверх дном перевернуть. Фрэнклин, мне страшно.

Я не могла вспомнить ни одного совета этих курсов для беременных, ну ни единого.

А Фрэнклин все смеялся:

— Да полегче, бэби, полегче. Все бы сейчас отдал за твой портрет!

— Фрэнклин, это не розыгрыш, это на самом деле. Я вот-вот рожу. Поверить не могу! Просто поверить не могу!

— Так. Перво-наперво, воды еще отходят?

Я даже забыла о них.

— Нет, это явно прекратилось.

— Тогда медленно-медленно вставай.

Мне казалось невероятным, что он так спокоен, хотя, конечно, ему уже приходилось иметь с этим дело.

— Пойду позвоню доктору и скажу, что с тобой.

Я слышала, как он набирает номер. Вот уж не хотелось бы мне, чтобы мой ребенок увидел свет Божий в туалете! Я очень осторожно поднялась, кое-как натянула трусы, потом джинсы. Джинсы я не застегнула — а вдруг ребенку надо подышать. Ребенку? До этого момента у меня, кажется, было такое ощущение, будто я на веки вечные останусь беременной, а ребенок — это только так, прекрасная мечта. А сейчас он уже в пути.

— Милая, ты схватки чувствуешь?

— Нет. Ты думаешь, он умер?

— Она еще ничего не чувствует, — услышала я голос Фрэнклина. — Да, да, он шевелился. В течение часа только следить? Ясно! Я буду следить. Сейчас семь. В двенадцать часов. Понял.

— Фрэнклин, что он сказал?

— Не волнуйся, бэби. Главное, ложись сейчас на диван, а я возьму часы и буду отмечать каждую схватку. Ты ничего не чувствуешь?

— Какое-то трепыхание, но боли нет. А должна быть боль.

— Да ладно, приляг. Итак, сейчас твой черед, а?

— Фрэнклин? У тебя что, крыша поехала? Уж не собираешься ли ты поиграть в скрэбл? У меня вот-вот ребенок родится! И посмотри, на что квартира похожа.

— Ребенок еще не сейчас родится, а доктор велел мне как-то тебя занять. Любовью нам заниматься нельзя, так что составляй свое слово!

Да он издевается надо мной!

— О-о! Фрэнклин, вот сейчас наконец я что-то начинаю чувствовать.

— Что? — Он посмотрел на часы, взял один из листочков скрэбла и записал время.

— Что-то вроде спазмов, но без особой боли.

— Доктор велел мне позвонить, если у тебя не будет схваток каждые десять минут в течение ближайших пяти часов. Он сказал, что ты должна родить не позже чем через двенадцать часов после того, как отошли воды, иначе ребенок может заразиться.

— Двенадцать часов? А сколько сейчас?

— Десять минут восьмого. Ну, я смотрю, спокойно нам не доиграть. Почему бы тебе не подняться наверх и не прилечь?

— Идти по лестнице?

— А что тут такого?

Я встала с дивана и пошла вверх по лестнице, как инвалид, и даже удивилась, что смогла подняться в один присест. Улегшись на кровать, я стала смотреть на часы, и в этот момент снова что-то почувствовала. На этот раз было немного больно, но не слишком. Фрэнклин включил телевизор и прилег рядом.

— Ну, как ты себя чувствуешь, малышка?

— Немного устала, — сказала я, и это была правда.

— Постарайся уснуть. Нам предстоит потрудиться, так что лучше отдохни, пока можно.

Я прикрыла глаза, но думаю, что не уснула по-настоящему, во всяком случае очнулась, когда что-то толкнуло меня в живот. Я схватила Фрэнклина за руку.