Страница 23 из 72
10 сентября небо затянули облака и пошел дождь. Такая погода сохранялась в течение четырех дней. Утром 11 сентября был перехвачен приказ Геринга о проведении ранним вечером налета более 200 бомбардировщиков на Лондон. Но на этот раз английские истребители встретили врага к югу от английской столицы, и лишь немногим немецким самолетам удалось прорваться к городу. Однако ночью бомбардировщики появились опять.
Дешифровки «Энигмы» подсказывали, что немецкие баржи продолжают оставаться в портах. После того как Геринг перенес свои удары с аэродромов на Лондон, у английских военных, которые регулярно знакомились с содержанием немецких шифровок, создалось впечатление, что время для проведения операции «Морской лев» упущено. Было ясно, что Гитлер не рискнет начать высадку войск в Англии, пока существуют английские военно-воздушные силы. Вероятность немецкого вторжения становилась все меньше.
Прошел месяц со дня начала операции «Орел». 14 сентября дожди стихли. Но погода еще не настолько улучшилась, чтобы можно было ожидать массированного налета немцев. Следующий день был идеальным для немецких самолетов — облачный, но с достаточными разрывами, чтобы не сбиться с курса. К середине дня бомбардировщики, волна за волной, пошли на английскую столицу.
Благодаря дешифровкам «Энигмы» Даудинг правильно оценил создавшуюся обстановку. Зная о низком моральном духе немецких летчиков, об отсутствии достаточного прикрытия и о том, что операция «Морской лев» могла состояться только теперь или никогда, Даудинг бросил в бой все, что имел. Непредвиденно большое количество английских истребителей в воздухе над Лондоном явилось полной неожиданностью для немецких летчиков, которым постоянно внушалось, что у англичан почти не осталось боевых самолетов. Они в панике повернули назад.
Геринг приказал повторить налет и довести начатое дело до конца. Его радиограмма была перехвачена, прочитана и своевременно доведена до сведения Даудинга. Английские истребители во всеоружии встретили вторую волну немецких бомбардировщиков, и те, сбросив бомбы где придется, снова спешно ретировались.
В то время англичане еще не знали, возобновятся ли массированные воздушные налеты противника и насколько серьезна угроза вторжения. Одним из главных признаков подготовки немцев к высадке войск в Англии служили широкие приготовления к загрузке транспортных самолетов, которые велись на бельгийских и голландских аэродромах. Немцы считали, что в самое ближайшее время эти самолеты смогут беспрепятственно доставлять войска и грузы снабжения в Англию.
Утром 17 сентября в Блетчли-Парке была прочитана шифровка, в которой приказывалось приступить к демонтажу оборудования, предназначенного для загрузки самолетов на голландских аэродромах. Шифровка была довольно короткой, но ее значение трудно было переоценить: если погрузочное оборудование приказано демонтировать, значит, высадке немецких войск в Англии не суждено состояться.
Угроза вторжения миновала, но дел у английских дешифровальщиков не убавилось. В конце сентября, чтобы спасти свою репутацию, Геринг приказал начать массированные ночные бомбардировки Лондона. Добраться по воздуху до английской столицы было легко — естественным ориентиром для немецких бомбардировщиков служила Темза, а бомбы, куда бы они ни падали, всегда наносили ощутимый ущерб городу. Налеты на Лондон продолжались весь октябрь. В ноябре Геринг решил приступить к бомбардировкам других больших городов. Иногда, благодаря дешифровкам «Энигмы», англичанам удавалось заранее узнать о налете. Однако точное наименование объекта бомбардировки засекречивалось с помощью кода, который английские криптоаналитики никак не могли взломать.
14 ноября около 15 часов в Блетчли-Парке была прочитана немецкая шифровка, в которой вместо обычного кодового обозначения города было в открытую приведено его название — Ковентри. До налета оставалось не более пяти часов. Содержание шифровки было доведено до сведения Черчилля. Однако он приказал привести в повышенную готовность только службы спасения — пожарные команды, «скорую помощь» и полицию. Какие-либо дополнительные меры, чтобы заранее подготовиться к отражению налета на Ковентри, приняты не были. Споры о том, насколько правильным было это решение, не утихают до сих пор.
Из тупика
Осенью 1940 года немецкий подводный флот все тесней сжимал кольцо блокады вокруг Англии. Однако сколь совершенной ни была тактика, которой придерживались немецкие субмарины, она имела один весьма существенный недостаток. Немецкие подводные лодки должны были регулярно сообщать о своем местонахождении в штаб-квартиру, которая сначала находилась в Париже, а в октябре 1940 года переехала в поместье Керневаль недалеко от французского города Лориента. Если бы в английском дешифровальном центре в Блетчли-Парке сумели каким-то образом прочесть шифровки, которыми немецкие подводные лодки обменивались со своей штаб-квартирой в Керневале, можно было бы заранее предупреждать английские караваны судов о грозившей опасности.
Ключевую роль в решении этой задачи суждено было сыграть Тьюрингу. К осени 1940 года большинство сотрудников Блетчли-Парка уже знало, что Тьюринг — выдающаяся личность, хотя мало кто мог внятно объяснить, чем он заслужил такое к себе отношение. Было известно, что в 22 года он стал младшим научным сотрудником [13]в Королевском колледже. [14]Когда началась Вторая мировая война, Тьюрингу едва исполнилось 26 лет. Помощники уважительно называли его профессором, ветераны с неодобрением относились к его несобранности и недисциплинированности. Дилли Нокс, который руководил группой английских криптоаналитиков, безуспешно пытавшихся взломать «Энигму» перед войной, в конце 1939 года написал Деннистону письмо, в котором, в частности, говорилось:
«Тьюринга очень трудно заставить заниматься чем-то одним. Он очень умен, но довольно безответствен и дает слишком много указаний разной степени полезности. У меня пока достаточно авторитета — но только пока — и способностей, чтобы заставить его до некоторой степени соблюдать порядок и дисциплину».
Тьюринг действительно не был похож ни на кого из своих коллег в Блетчли-Парке. Во-первых, он был гомосексуалистом, что представляло, помимо моральной стороны, серьезную угрозу безопасности: пойманный с поличным, Тьюринг мог стать объектом вербовки в результате шантажа. Неизвестно, знал ли о его нетрадиционной сексуальной ориентации Деннистон, но некоторым коллегам Тьюринга она была хорошо известна.
Во-вторых, Тьюринг отличался большой эксцентричностью. Многие годы спустя один из его бывших помощников высказал мнение, что, по меркам сегодняшних представлений о психических заболеваниях, у Тьюринга несомненно диагностировали бы аутизм в острой форме. Людям, страдающим аутизмом, приходят в голову блестящие идеи, но в то же время они не знают, как общаться с другими людьми, и не отдают себе отчета в том, что остальные могут подумать об их поведении, они одержимы своей работой и предпочитают выполнять ее в одиночку. Достоверно установить, страдал ли Тьюринг аутизмом, не представляется возможным, однако у него наличествовали все симптомы этого психического заболевания. Он был очень одинок как в частной жизни, так и в своих научных исследованиях. Еще в 1934 году, будучи студентом Королевского колледжа, Тьюринг доказал одну математическую теорему, а когда поделился своим открытием с научным руководителем, то узнал, что эта теорема была доказана двенадцать лет назад. В Блетчли-Парке Тьюринг занялся военно-морской «Энигмой», как он сам выразился, «потому, что никто другой не уделял ей внимания и она была в моем распоряжении». Всякий раз, перед тем как сказать что-нибудь, по его мнению, важное, он издавал пронзительный вопль, заставляя окружающих вздрагивать и воздерживаться от замечаний, которые могли помешать ходу его мыслей. Тьюринг не любил светской беседы, редко шутил, чужим же шуткам улыбался, только заметив, что им смеются остальные. Чтобы ни с кем не разговаривать, обычно ходил не поднимая головы, чурался любых попыток заговорить с ним.