Вакцина смерти

– Типа МЧС? – спросил Никита, нахмурившись.

Рыжов кивнул.

– Кроме того, – продолжал он, – начальство всех уровней не заинтересовано в принятии таких мер.

– Поэтому к вам и приставили Толмачева? – вырвалось у меня.

– Полагаю, да, – согласился вирусолог. – Им бы понравилось, чтобы все, как говорится, «обошлось»!

– Пока гром не грянет… – пробормотал Леонид, устремив в окно отсутствующий взгляд, словно ему хотелось оказаться подальше от этой дискуссии. Внешнее безразличие не могло обмануть никого из нас, хорошо изучивших повадки странноватого патологоанатома: если уж он счел нужным вставить словечко, это означало заинтересованность.

– Так тебя, выходит, пригласили, чтобы ты подтвердил, что «в Багдаде все спокойно»? – уточнил Павел.

– Теперь я тоже так считаю, – вздохнул Рыжов. – Но беда в том, что, кажется, я не смогу выполнить возложенную на меня миссию. Когда мы начинали работу, дело выглядело на пять копеек, зато теперь…

– Да ты объясни популярно! – воскликнул Лицкявичус.

Было очевидно, что говорить Рыжов не привык. В отличие от Павла Кобзева или того же профессора Кармина, который являлся прирожденным оратором и умел увлечь аудиторию буквально с первых минут лекции, вирусолог испытывал трудности в донесении сути дела до слушателей.

– Хорошо, – снова вздохнул он, собираясь с мыслями. – Итак, никто не сомневался, что надвигается очередная эпидемия гриппа – ежегодно мы имеем две, а то и три волны, поэтому в целом здравоохранение готово к принятию мер. Однако смертность в этот раз оказалась слишком высокой, поэтому возникла необходимость тщательно исследовать вирус, приводящий к летальному исходу.

– От чего умирают люди? – спросила я. – Не от самого же гриппа?

– Разумеется, нет – от пневмонии, причем развивается она в очень короткие сроки. Сейчас мы пытаемся найти соответствия проб, взятых у умерших пациентов и у тех, кто еще жив и находится в критическом состоянии, но уже сейчас есть подозрение, что мы имеем дело с видом А / H1N1.

– Черт! – выругался Лицкявичус. – С другой стороны, это ведь не впервые?

– Верно, однако проблема в том, что, как тебе наверняка известно, A / H1N1 содержит сто три уникальных генетических изменения, на которые у человека пока не выработан иммунитет, – можно сказать, что это старый вирус в новом обличье. Последний известный штамм вируса впервые был выделен в Калифорнии, и потому его полное название – А / California / 04 / 2009 (A / H1N1).

– Паша, что ты все время пишешь, а? – раздраженно поинтересовался Лицкявичус, глядя на Кобзева. Тот и в самом деле не переставая строчил в своем «склерознике» остро заточенным карандашом. Профессия обязывает психиатра вести четкие записи, но Павел переносил эту привычку и в обычную жизнь. Прежде чем Кобзев успел ответить, молодой парень, приведенный Рыжовым, вдруг изрек вполголоса:

– Qui scribit, bis legis! (Кто пишет, тот дважды читает!)

– Ех oribus parvulorum (Устами младенцев), – тут же среагировал Рыжов.

– Вот именно! – обрадовался Павел неожиданной поддержке. – А вдруг потом понадобится?

– Думаю, все, что нам может понадобиться, уже имеется в печатном виде, и тебе не придется расшифровывать свою скоропись, – резонно заметил Лицкявичус. – Правда же, Лаврентий Петрович?

– Ээ… – замялся профессор, беспомощно оглядывая присутствующих.

– Вот! – назидательно поднял вверх указательный палец Кобзев. – Так что, если не возражаете… Продолжай, Лаврентий, мы – все внимание!

– О чем я говорил? Ах да… Удивительным является тот факт, что шесть из одиннадцати известных на данный момент жертв гриппа умерли в одной и той же больнице… – Рыжов покопался в карманах и извлек из одного из них изрядно помятый листок, вырванный из тетради в клетку. – В городской больнице №…

– В моей больнице?! – не поверила я. Да, Добров говорил, что ктото уже скончался, но я не думала, что их так много!

– А остальные? – спросил Никита.

– Умерли дома. Лечились от острой респираторной инфекции при помощи арбидола и прочей ерунды.

– Ну, обычно это помогает! – снова подал голос Леонид. – Как насчет симптомов?

– Поначалу как у простого гриппа: повышенная температура, покраснение слизистой горла и глаз, головная боль, ломота в суставах. На следующий день может появиться сухой кашель. По идее, гдето на третий день температура должна снизиться до субфебрильной, то бишь до тридцати семи с небольшим. На седьмой или в крайнем случае на десятый день пациент выздоравливает. Однако в нашем случае развивается пневмония, нередко – легочное кровотечение. Летальный исход наступает чаще всего на двенадцатый день болезни, обычно от осложнений со стороны органов дыхания, а при молниеносной форме – уже на вторые или третьи сутки.

– А инкубационный период?

– Обычно от двух дней до недели. Что примечательно, все умершие – взрослые люди от двадцати пяти до пятидесяти лет, вполне здоровые физически. То есть, если обычный вирус гриппа охватывает сначала самых больных и слабых – детей и стариков, этот почемуто гораздо серьезнее воздействует на сильных и молодых.

– Чтото мне это напоминает… – пробормотал Лицкявичус задумчиво.

– Эпидемию «испанки»? – предположил Кадреску. Несмотря на то что патологоанатом и бывший глава ОМР являются полными антиподами друг другу, как внешне, так и по характеру, в плане интеллекта у них больше точек соприкосновения, чем у всех нас, вместе взятых.

– Вы оба правы, – согласился Рыжов. – Не хотелось бы так думать, однако на данный момент все указывает на это.

– Значит, не свиной грипп, а всетаки птичий? – снова задал вопрос Леонид. – Как и в восемнадцатом году?

Из учебников я знала, что пандемия «испанки» прокатилась по Европе в тысяча девятьсот восемнадцатомдвадцатом годах и стала самой страшной в современной истории человечества. Тогда от гриппа погибло свыше двадцати миллионов человек, однако этим мои познания, пожалуй, и ограничивались.

– Похоже на то, – кивнул Рыжов. – И, если окажется, что мы правы, нам грозят большие проблемы. То, что мы имеем сейчас, – лишь капля в море, но она может превратиться в такой водопад, что мы не успеем ставить дамбы!

– Всегда хотела узнать, почему тот вирус назвали «испанкой» – потому что он появился в Испании? – поинтересовалась Вика. Я подумала, что ее любознательность сейчас слегка не к месту, но Рыжов, очевидно, так не считал.

– На самом деле, – сказала он, – родиной «испанки» была Америка, но власти США сумели скрыть факт эпидемии.

– Господи, да как такое вообще можно скрыть?! – удивился Никита.

– Первая волна не была масштабной и прошла практически незамеченной, – продолжал ученый. – Из Америки гнойный бронхит нелегально перебрался в Европу вместе с американскими войсками, участвовавшими в Первой мировой войне. Сначала больные появились во Франции, в стоявших там американских и английских войсках. Потом эпидемия прокатилась по Швейцарии, Испании, Англии и Сербии, дошла до Польши, Швеции и Германии, впоследствии добралась до Африки и Индии, а осенью восемнадцатого пандемия вспыхнула в России и на Украине. Пандемия характеризовалась высоким процентом смертности и серьезными сопутствующими легочными явлениями и кровохарканием, благодаря которым заболевание напоминало легочную чуму. Люди слабели на глазах и в течение нескольких часов уже не могли ходить. Симптомы, включая синюшность лица и кровавый кашель, вызывались быстрым поражением легких. На более поздних стадиях болезни вирус приводил к внутрилегочному кровотечению. Быструю смерть вызывала прямая пневмония, обусловленная самим вирусом «испанки». При затяжном течении болезнь включала в себя вторичную бактериальную пневмонию, а в некоторых случаях также нервное расстройство, которое могло привести к психическим изменениям. Этот вирус был крайне опасен, так как изза его «новизны» человек не мог иметь на него иммунитета.

– Погодите, но ведь теперь от «испанки» существует вакцина, разве нет? – спросила я.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.