Смертельная измена

Каролина закрыла дверь на балкон, нажала на кнопку эспрессо-машины и схватила телефон.

— Ты где? — спросила она.

Анди ничего не ответил, но она слышала его дыхание в трубке.

— Оставь себе эти деньги и никогда больше не появляйся у меня!

Она нажала на клавишу, чтобы закончить разговор, мечтая о телефоне, трубку которого можно было бы с размаху швырнуть на аппарат.

Стоя под душем, она задумалась, что же делать. Была суббота, а у нее в кармане ни цента. Как плохо! Ей непременно нужно добраться до банкомата, а потом купить еще кое-что. Молока осталось совсем немного, да и салат в холодильнике уже начал портиться. Каролина чувствовала, что плохое настроение обволакивает ее, словно толстое одеяло, и от этого она становится ленивой и безвольной. И во всем этом был виноват Анди.

Она долго стояла под душем, ожидая, что наступит чувство облегчения, но оно все не приходило. Кроме того, разрыв с Анди был делом привычным, и она подозревала, что не позднее сегодняшнего вечера он снова будет стоять у нее под дверью. Но в этот раз она не позволит себе проявить слабость.

Полчаса спустя она уже шла к банкомату, а оттуда в супермаркет, решив, что после обеда уедет из города в Уккермарк, в сторону Темплина. Пусть встречный ветер бьет ей в лицо, когда она будет мчаться на мотоцикле, а через пару часов скакать на Пентесилии, чтобы у нее снова прояснилось в голове и она смогла освободиться от кошмара по имени Анди.

В ту необычайно теплую мартовскую субботу Йоганнес ехал в Пренцлау к заказчику, который жил с семьей на шикарной вилле. Он был пластическим хирургом с кучей денег и собирался переехать в Баварию, где приобрел возле озера Штарнбергер Зее виллу еще более помпезную и надеялся найти клиентов побогаче, чем в Бранденбурге.

Йоганнес уже больше двадцати лет работал в фирме своего отца, занимавшейся перевозкой домашнего имущества. Восемь лет назад он взял руководство фирмой на себя и с тех пор открыл еще три филиала в Ганновере, Штутгарте и Бремене. В общей сложности сейчас он руководил восемью филиалами, и его фирма пользовалась большим авторитетом.

Ему часто приходилось выезжать на заказы в выходные дни. Многие из его клиентов в будни были слишком загружены, чтобы заняться планированием и организацией переезда. Так же было и с доктором Шенфельдом, с которым он договорился на шестнадцать часов.

Йоганнес ехал против солнца. И хотя яркий свет слепил его, он мчался на большой скорости, испытывая особое удовольствие на поворотах. Машин было мало, местами он чувствовал себя единственным в мире и тихонько напевал мелодию Гленна Миллера, уже несколько дней не выходившую у него из головы.

В Шорнхайде за Фогельзангом мимо него пронесся харлей. «Сумасшедший, — подумал Йоганнес, — у него, похоже, мозги совсем набекрень…»

Он еще не успел додумать эту мысль до конца, как понял, что надвигается катастрофа. Темный внедорожник, тоже на огромной скорости, появился справа. «Тормози! — кричало все внутри Йоганнеса. — Остановись!» Но внедорожник не остановился и выскочил на дорогу.

Каролина выжала газ. Она полностью контролировала тяжелый мотоцикл, а опьянение скоростью было бальзамом для ее души. Чем быстрее она ехала, тем больше ею овладевало чувство, что время остановилось. Как в космическом корабле, парящем в невесомости. Ни одной мысли об Анди, лишь желание начать все сначала.

Жизнь была уникальной и таила в себе массу возможностей. Каролина увеличила скорость. Внедорожник возник перед ней, словно черное пятно, заслонившее небо. Он появился с правой стороны — стена, внезапно возникшая между Каролиной и ее жизнью. В этот момент она поняла, что проиграла. Ей казалось, что она падает, но это была ошибка. Она летела.

Йоганнес успел заметить, что мотоциклист попытался применить экстренное торможение, но не справился с управлением. Тяжелый харлей несколько раз перевернулся. Он видел фигуру мотоциклиста, оторвавшегося от сиденья и летевшего по воздуху, но все же остававшегося вблизи мотоцикла, словно его удерживал невидимый канат. Йоганнес не мог вспомнить, как ему самому удалось остановить машину. Вокруг царила странная, словно призрачная тишина. Внедорожник, от которого мотоциклист увернулся в последний момент, исчез. Далеко в поле он видел мотоцикл, по крайней мере его части, а на обочине, словно раздавленный майский жук, неподвижно лежал мотоциклист.

Одежда его была дорогой, Йоганнес увидел это сразу, с первого взгляда. Он приоткрыл шлем и замер, увидев полные ужаса карие глаза, изящный нос и мягко очерченный рот с трясущимися губами. «Проклятье, да это женщина! — подумал Йоганнес. И мысленно добавил: — Слава богу, она жива!»

— Спокойно, — сказал он тихо, — не двигайтесь, все будет хорошо. Сейчас прибудет помощь.

Трясущимися пальцами он набрал номер скорой помощи, указал место происшествия и попросил быстрее прислать машину. Как минимум. Если не спасательный вертолет. При этом он молился, чтобы женщина продержалась.

Она застонала. Он сел рядом и кончиком пальца погладил ее по щеке. Где-то он читал, что нельзя снимать с пострадавшего шлем, если травмирован позвоночник, поэтому ничего больше не предпринимал. Он только прислушивался к ее дыханию, воспринимал каждый стон как искорку надежды и гладил ее по щеке.

— Вы можете говорить? — спросил он. — Скажите, как вас зовут?

Но ответа не было.

— Да ладно, все равно. Не бойтесь. Я рядом. И останусь с вами. Сейчас приедет врач, и вам окажут помощь. Это точно.

У него было ощущение, что он просидел так несколько часов, пока наконец приехала полиция и машина «скорой помощи», хотя прошло всего лишь десять минут.

Йоганнес подробно рассказал полицейским, что видел, продиктовал свои данные и поехал вслед за машиной «скорой помощи». Позже он уже и сам не мог сказать, зачем это сделал. Все получилось абсолютно спонтанно, безо всяких раздумий. Он не был знаком с этой женщиной и ничего не знал о ней. Он не был даже уверен, что она выживет. У него была назначена важная встреча с доктором Шенфельдом. Тем не менее он поехал не к нему, а в больницу. Он держал женщину за руку, когда ее на носилках вытащили из машины и перенесли в больницу. Он ожидал в коридоре, пока ее осматривали.

В семь вечера обследование было закончено, и ее перевезли в палату номер четырнадцать на втором этаже. Медсестра спросила, не нужно ли ему что-нибудь, но Йоганнес только отрицательно покачал головой и пошел в кафетерий. Там он выпил чашку кофе, съел два бутерброда и впервые спросил себя, не сошел ли он с ума. Почему он не поехал туда, где его ждали, а сидел в коридоре больницы, словно тень этой женщины, листая зачитанные газеты месячной давности и представляя себе миллиарды бактерий, гнездившихся на их страницах?

Она еще не сказала ни слова. Но когда ее везли на рентген, она ему улыбнулась. Может быть, поэтому он и остался.

— Ей невероятно повезло, — сказал врач, — она пролетела по воздуху, словно резиновый мяч, и приземлилась, как кошка. У нее тяжелое сотрясение мозга, но нет перелома черепа и внутренних повреждений. Но зато есть переломы руки и плеча. Завтра мы ее прооперируем.

Женщина спала спокойно, дыхание ее было размеренным. Ее левая рука покоилась во временной гипсовой повязке, вокруг шеи был наложен жесткий воротник, и выглядела она так, словно ее вытянули в длину.

Неоновая трубка на потолке заливала комнату сумрачным холодным светом, что делало женщину еще бледнее. Он неподвижно стоял рядом и смотрел на нее. Много долгих минут. Он не мог насмотреться на ее волосы. Она была рыжеватой блондинкой с волнистыми волосами, которые обрамляли худое лицо, словно грива.

Он заметил на спинке кровати табличку с ее фамилией и наклонился, чтобы лучше разглядеть надпись. «Каролина Хаммахер, возраст — 34 года».

В изголовье кровати висел график температуры, на котором была сделана первая отметка. У Каролины не было температуры.