Страница 33 из 75
Тоску по Димиру, время от времени охватывающую ее по вечерам, она решительно гнала от себя как угрозу своему покою и удобствам. Аннеке чувствовала, что эта привязанность может разрушить ее мир за одну минуту. Если же Димир начинал сниться ей каждую ночь, а днем казалось, что он здесь, рядом с ней, она доставала из ладанки на груди Соль Мира и смотрела на нее долго-долго.
Аннеке в любую минуту могла взять магический шар и попытаться выяснить, чем занимается Димир и думает ли о ней. И что он о ней думает. Но этого как раз не хотелось. Всеми силами Аннеке оберегала достигнутое ею такое хрупкое состояние покоя.
Созерцание Соли Мира давало освобождение от всяких чувств и мыслей, в том числе и тревожащих. В эти минуты она чувствовала себя частью безмолвного мира: неба, скал, могучих вековых деревьев, спокойных озер. То, что надо. А Димир может, если ему так того хочется, вволю таскать каштаны из огня для графа Кэрила в обмен на сомнительное удовольствие называться придворным магом и наставником принца. Добром для Димира это не кончится, Аннеке чувствовала. Но это предчувствие она тоже от себя гнала.
Больше от скуки, чем по делу, Аннеке решила еще разик навестить Птичье Перо. Когда она уже подходила к жилищу знахарки, немного утратив внимание от усталости ( путь все же был неблизкий ), раздался громкий лай, и огромная серая собака, налетев, с размаху толкнула ее в грудь передними лапами. Конечно, Аннеке на ногах не удержалась и плюхнулась в кучу прошлогодней опалой листвы.
Собака придавила ее к земле и не давала встать, оглушительно лая ей прямо в лицо. Аннеке от неожиданного испуга не могла ни договориться со зверем, ни даже просто позвать на помощь, но пес вдруг подпрыгнул и принялся радостно вылизывать ее мокрым розовым языком.
Отталкивая оказавшегося таким дружелюбным пса, Аннеке попыталась встать, но пес, видимо, думая, что с ним играют, вставать не давал, заливисто тявкал, вилял хвостом и слегка прихватывал Аннеке зубами за руки и голову. Кое-как поднявшись, девушка посмотрела на пса внимательнее и поняла, что перед ней не взрослая собака, а щенок, хоть и достающий в холке ей до груди, с большой головой, висящими ушами и толстыми неуклюжими лапами. Морда у него выглядела потешной и доброй.
Щенок радостно прыгал, гавкал, припадал на передние лапы и все норовил покатать Аннеке по земле: похоже, такая игра нравилась ему больше всего. И быть бы Аннеке мокрой и грязной от земли и щенячьей слюны, но со стороны землянки на шум бегом прибежала Птичье Перо с заранее припасенным большим прутом в руке. Она с криком набросилась на шалуна:
-- Это что еще такое? Я тебе что велела делать?! Вот я тебе задам сейчас! На чепь посажу! Вот я тебя!..
Щен жалобно завизжал, прижался к земле и пополз к ее ногам. Птичье Перо замахнулась прутом, но нарушитель порядка резво отпрыгнул в сторону и, странно перекувыркнувшись через голову, рассыпался искрами, а искры собрались в здоровенного парня лет восемнадцати, с широким добродушным лицом и маленькими серыми глазками. Парень плаксиво кривил лицо и с опаской прикрывал голову руками. Птичье Перо, не останавливаясь, стеганула парня по широченной мускулистой спине. Он жалобно завыл, искривив еще больше свой большой мокрый рот:
-- Маманя, дык чаво... Дык я...
-- Я тебе чего делать велела? - бушевала Птичье Перо. - На чепу привяжу!.. Я тебя... - и все махала прутом.
Парень подвывал и, довольно ловко уворачиваясь от ударов, чуть ли не ползал у ног разгневанной знахарки.
-- Я тебе чего велела?
-- Дык,.. забыл, вот!
-- Бревно сюды волоки, дурень здоровенный! Помнишь, какое? Забыл, поди...
-- Да вспомнил, вспомнил, счас вот...
-- Бегом! А ну!..
Парень на карачках отбежал от нее, поднялся и скоро потрусил в глубину леса, опасливо оглядываясь. Птичье Перо погрозила ему вслед прутом, нагнулась и оперлась ладонями на колени, переводя дыхание. Отдышавшись и не забыв прут, пригласила потрясенную Аннеке в землянку, где помогла привести в порядок запачканное платье и напоила дивно душистым травяным чаем с орехами. Разговаривали ни о чем, невпопад смеялись. Когда же Аннеке собралась уходить, Птичье Перо смущенно сказала:
-- Вот так и живем. В деревне сыночку лучше, спокойнее. В городе жизнь трудная, непонятная, да и обидеть могут. А здесь хорошо, лес, ему интересно, да и глаз посторонних меньше.
Аннеке робко спросила:
-- А зачем вы его превращаете?
-- Что ты, милая! Зачем же мне его превращать?! Такой уродился. Отец его - Ахтский волкулак. Меня наняли волкулака извести, а я... Увидела его только и сразу влюбилась. И то: собой красавец был... А уж сметливый да хитрый!.. А сынок такой вот получился. Где-то он опять застрял. Давай, провожу тебя, а потом пойду, поищу непутевого.
-- А он как же? Волкулак-то?
-- Так раз я не управилась, Эномиеля призвали, королевского мага, и еще одного, такого страшного, не ведаю уж, и кто он. Они его и положили, любовь-то мою. Долго провозились, по лесу бегаючи, но потом все же достали его. Меня с сыночком в заложники взяли, и он сам пришел.
Старуха во всхлипом вздохнула, отвернулась и с минуту сидела молча, только плечи вздрагивали. Потом налила еще по чашке чая. Знахарки молча выпили чай и распрощались. Аннеке со странным чувством отправилась домой.
Секрет Птичьего Пера раскрылся, и девушку сжигала жалость к злосчастным матери и сыну. В самом деле, в Ахте им жить было бы трудновато. А в деревне о странном сыне пришлой знахарки все знали, но никто не заикнулся. Даже Аннеке, вроде своей, ничего не сказали. Мол, пусть колдуньи сами меж собой разбираются.
Зима настала как-то сразу, неожиданно. Утром, выйдя по привычке босиком на свежий воздух, Аннеке погрузилась по щиколотку в обжигающе холодный хрустящий снег, который за ночь ветер намел под дверь. Этот снег, конечно, быстро растаял, но довольно скоро выпал вновь, и уже остался. А дальше пришли пронизывающие ветры и холод, туманы и метели. И бродить по горам стало не только неприятно и бесполезно, но и смертельно опасно.
Зимой Аннеке, как и раньше с Тэш, предпочитала сидеть у очага. Благо что было бы желание, а дело найдется. Сперва девушка привела в порядок свою зимнюю одежду и обувь, которая, пролежав семь лет в сундуке, хоть и заговоренная, да кое-где попортилась. Потом разобрала и уложила в мешочки и коробки травы. Составила снадобья, которые раньше приходилось применять чаще всего, хоть и не было у нее сейчас пациентов.
Нашлось еще множество мелких дел, которые на самом деле можно было бы и не делать, но почему бы не сделать, если делать нечего? А когда занятий как будто и не осталось, Аннеке вдруг заинтересовала ее пещера. Пещера была довольно большой, Тэш рассказывала, что на многие дни пути тянутся под землей обширные залы, коридоры, внезапно обрывающиеся под ногами глубокими колодцами и пропастями. Глубоко внизу в вечной тьме даже течет река с большим водопадом, заканчиваясь в спокойном огромном озере без дна и берегов.
Стены пещеры покрыты драгоценными камнями. Подземная река течет по руслу, засыпанному драгоценными камнями и золотым песком. Но из многочисленных жадных искателей сокровищ, рискнувших спуститься в подземный лабиринт, лишь единицы смогли вернуться обратно, часто поседевшие, с глазами, в которых застыл страх. Еще реже кому-нибудь удавалось добыть золото и самоцветы. Пещеру надежно хранили злые духи.
Когда Аннеке была маленькая, эти рассказы вызывали у нее сладкий ужас, и она, сидя у огня, теснее прижималась к ногам Тэш, и никогда не ходила в пещерный храм одна и не заглядывала в дальние коридоры, чего и добивалась этими рассказами мудрая воспитательница.
Тэш использовала для храма лишь маленький кусочек этой огромной пещеры: зал для храма и две примыкающие к залу ниши, одну для кладовой, другую для жилья. Остальные проходы она в конце концов заложила камнями, а щели между камнями надежно замазала глиной после того, как из одного прохода ночью внезапно раздался гул и пошел дурно пахнущий воздух.