Страница 8 из 91
Репортер не отставал:
— Вы никогда не разочаровываете. И здесь, в клубе, и на вечеринках вы всегда замечательны. И красивы к тому же. Впрочем, вам, должно быть, постоянно твердят об этом. Кстати, вы, кажется, ни капельки не волнуетесь?
Лили предпочла не реагировать на комплименты, к которым не привыкла, хотя кому из смертных, тем более из женщин, не польстили бы такие речи?
— Я делаю это ради заработка, — сказала она.
— А я имел в виду выступление перед кардиналом. Это важная птица. Разве вы не волновались хоть немножко, играя для него?
Она усмехнулась:
— О нет. Он уже много раз слышал меня.
— Ну да. Правильно. Говорят, кардинал любит музыку.
— Не просто любит. Он и сам неплохо музицирует.
— Поет? Играет на чем-то?
— И то и другое.
— Значит, настоящий человек эпохи Ренессанса?
Уловив в тоне журналиста сарказм, Лили остановилась на верхней ступеньке и пристально посмотрела ему в лицо:
— Именно так.
Терри улыбнулся и шутливо поднял руки вверх.
— Я никого не хотел обидеть. Я такой же его поклонник, как и многие другие. Просто очарован им. Ни разу не встречал такого священника. Он внушает уважение.
Лили немного успокоилась.
— Да.
Терри прищурился.
— Половина моих знакомых женщин влюблены в него. Это настоящий мужчина.
Лили смутилась. Она и помыслить не могла о Фрэне Россетти подобным образом.
— Только не говорите мне, что вы этого не замечали, — добавил Терри.
— Но я действительно не замечала. Ведь он священник.
— И что же, вы ни капельки не влюблены в него?
— Ну, разумеется, он импонирует мне как личность. Кардинал умеет понять и поддержать ближнего. Он слушает, слышит и отзывается.
— Похоже, вы неплохо знаете его.
— У нас давние отношения, — с гордостью сказала Лили. — Я познакомилась с ним, когда он был просто отцом Фрэном и готовился принять сан епископа Олбани.
— Шутите?
Его небрежный тон показался Лили немного наигранным, и она тут же вспомнила, что перед ней репортер. Кивнув, Лили посмотрела на свои часики:
— Мне пора работать.
— До которого часа вы сегодня играете? — спросил Терри, следуя за ней.
— До десяти тридцати.
— Без обеда?
— Я поела заранее.
— А можно, я угощу вас ужином, когда вы закончите работу?
Что-то подобное он уже предлагал, когда звонил ей домой. Тогда Лили подумала, что Терри просто пытается убедить ее дать интервью. Теперь же, когда он стоял перед ней — подходящий рост, подходящий возраст, притом совершенно свободный, если верить Митчу Релледжику, — ей чуть было не показалось, что тут есть нечто иное… Вот именно: чуть было не показалось. Но эти усы, такие франтоватые и вместе с тем жесткие… И потом, этот пристальный взгляд… Он не внушал доверия.
Нет. Она не настолько истосковалась по свиданиям.
Уже на пороге зала Лили улыбнулась и покачала головой.
— Тем не менее, спасибо за заботу, — сказала она и пошла дальше.
Снова усевшись за рояль, Лили заиграла. Теперь она выбирала из своего репертуара любимые вещи публики, предпочитающей приходить в клуб попозже. Лили спела «Почти рай», «Свеча на ветру» и «Полное затмение сердца». Потом — немного из Чарли Саймона, Джеймса Тейлора и Гарри Конника-младшего. Она любила каждую из этих композиций. Если бы не любила, то не смогла бы вложить столько чувства, но с этими песнями чувства приходили сами по себе. Ведь это были любимые вещи ее поколения.
Играя свободно и непринужденно, Лили овладевала аудиторией и вела ее за собой по велению сердца. Пение всегда было спасением для Лили, единственной возможностью полностью забыть о заикании. Хотя время и специальные упражнения развязали ей язык, пение оставалось для нее чем-то особенным. Возможно, на Бродвее Лили никогда не достигала подобного состояния, но именно в те минуты, когда ей удавалось вот так забыться, растворяясь в мелодии, она как будто снова оказывалась там и вновь ощущала счастье, успех и некое избавление.
Вторая серия песен была уже спета до половины, когда к Лили подошли супруги Фриш и поблагодарили ее за то, что она сделала их праздник особенным. Вскоре после их ухода другой член клуба, Питер Свифт, присел рядом с Лили за рояль, и они спели дуэтом. У него был прекрасный голос, и, обедая с женой в клубе, он частенько присоединялся к Лили на пару номеров. Эти импровизированные выступления пользовались неизменной благосклонностью публики. Когда Питер вернулся за свой столик, его место занял кардинал. Тем временем Лили исполняла «Мне снился сон». Кардинал подхватил мелодию на низких октавах и доиграл до конца, после чего они вместе исполнили «Красное и черное». Когда музыка стихла, кардинал пожал пианистке руку и вместе со своими гостями покинул зал.
В общем, вечер удался на славу. Лили устала, но, закрывая крышку рояля, испытывала удовлетворение. Последние гости еще допивали по второй-третьей чашке кофе, но с остальных столиков уже убрали и приводили их в порядок. Половина персонала разошлась по домам. Шеф-повар Джордж Мендес, сменив свою белую униформу на джинсовый костюм, поджидал Лили в офисе. Он был ее ровесником и тоже когда-то учился в Нью-Йорке.
— Я знаю, ты любишь ризотто. — Джордж протянул ей пакетик. — Сегодня ты была в ударе.
Он не так давно работал в клубе, но Лили, как и многие другие, причисляла себя к горячим поклонникам его кулинарного искусства.
— Спасибо, — с чувством сказала она, взяв пакетик. — Это мой завтрашний обед. Ты идешь?
Лили знала, что им по пути.
— Пока нет. Нам с Дэном еще предстоит поколдовать надо мною. Он ждет меня наверху.
На третьем этаже здания находились отдельные кабинеты для желающих пообедать в уединении, а на четвертом — комнаты, где можно было переночевать. Лили поняла, что Дэн задержит Джорджа. Она же слишком устала, чтобы ждать его.
— Тогда я пошла, — сказала Лили и, уже направляясь к выходу, добавила: — Еще раз благодарю за ризотто.
Выходя на улицу, она думала, что, не будь Джордж голубым, им можно было бы всерьез заинтересоваться, но вдруг остановилась, заметив на широком каменном крыльце Терри Салливана. В свете фонаря он выглядел вполне мирно, но какое-то необъяснимое беспокойство шевельнулось в душе Лили. Она уже трижды отказала ему, но Терри упорно преследовал ее.
Лили быстро спустилась с лестницы и, не глядя в его сторону, засеменила по тротуару в надежде, что Терри поймет этот прозрачный намек.
— Эй, эй! — Терри быстро поравнялся с ней. — Куда это вы так бежите?
— Домой.
— Не против, если я пойду рядом?
— Смотря для чего. Учтите, насчет интервью я не передумала.
— Но это глупо. Мы сделали бы вам такое паблисити!
Наверное, несколько лет назад Лили согласилась бы, но тогда она только пробивала себе дорогу. А теперь, работая то в школе, то в клубе, Лили ежемесячно получала по два чека на определенную сумму. Плюс дополнительный заработок от игры на приемах и вечеринках. Это вполне устраивало ее. Лили не нуждалась в дополнительной нагрузке, а, следовательно, и в паблисити.
— Может, дело во мне? — вдруг спросил Терри. — Я вам чем-то неприятен?
— Что вы, нет, — возразила Лили, никогда никого не обижавшая. — Просто я… крайне нелюдима.
— Но меня в вас интересует совсем другое. Ведь вы, можно сказать, на короткой ноге с такими людьми, как кардинал Россетти. — Терри присвистнул. — Просто поразительно, как вы сегодня вдвоем музицировали. — Он вздохнул. — Правда, мне очень хочется взять у вас интервью.
Они дошли до перекрестка. Лили, молча покачав головой, остановилась, чтобы пропустить транспорт, и сразу же поспешила через улицу.
Терри не отставал.
— А вы уверены, что дело не во мне? Может, согласитесь поговорить с кем-то из моих коллег?
— Нет.
— Вы, наверное, ненавидите прессу. Боитесь, как бы не исказили ваши слова. Но я порядочный парень, Лили. Да разве с вами можно быть непорядочным? Я убежденный католик, вы — приятельница кардинала Россетти. Думаете, я посмею сделать какую-нибудь гадость, рискуя получить вечное проклятие?