Если сердце верит

— Несмотря на то, что он натворил?

— Не мое дело судить. Бог ему судья. — И священник снова умолк. И снова пауза затянулась.

Джон обратился за помощью к Аните:

— Вы можете представить себя на месте Лили?

— Могу. На ее месте я попыталась бы узнать все, что возможно. Но я не располагаю информацией, и речь идет не о моем родном брате.

— Не попытаетесь ли вы убедить его? — спросил Джон, указав на Нейла.

— Нет, — ответил за нее священник, — она не попытается.

— Ну ладно, — сказал Джон, — по крайней мере, это откровенно. Но послушайте. Я заночую в «Инн он Мейпл». Если вдруг передумаете, позвоните мне туда. Завтра днем я уже буду в Лейк-Генри. — Он достал из бумажника визитку: — Вот мой телефон.

Даже не взглянув на карточку, отец Нейл сунул ее в карман.

Джон был разочарован. Он догадывался, что священник не пойдет на доверительный разговор, но после встречи с Нейлом ему захотелось этого еще больше, и это желание не имело отношения к делу Лили. Джона интересовало, как жил этот человек с сознанием того, что фактически упустил своего младшего брата.

Однако старший Салливан держался очень твердо. Такой ничего не скажет. Поняв это, Джон подумывал, не вернуться ли в Лейк-Генри немедленно. Но дорога предстояла длинная, и хотя даже призрачные надежды растаяли, он все же сказал священнику, что переночует в гостинице.

Джон пообедал на набережной и прошелся по оживленным кварталам, жалея, что с ним нет Лили. Уверенный в том, что пастор не станет его разыскивать, он не спешил возвращаться в гостиницу и направился туда, лишь когда очень устал. Джон спал долго и едва не пропустил время завтрака. Никто так и не позвонил ему и даже не прислал сообщения.

Входя в гостиничный ресторан, Джон решил, что вполне обойдется и без помощи отца Нейла. Он уже скучал по Лили и мечтал поскорее оказаться дома, как вдруг… заметил Аниту Монроу. Сидя с чашкой кофе за одним из трех маленьких столиков — за тем, что стоял в самом уединенном углу, она смотрела на него.

Налив себе кофе и положив на тарелочку несколько пирожных, Джон присоединился к Аните. Пирожные он поставил на середину стола.

— Речь идет не о вашем родном брате, — напомнил он.

— Да, но я видела, как человек, о чьем родном брате мы говорим, страдает от чувства вины и раскаяния.

Вина и раскаяние. Сильные слова.

— Он знает, что вы тут?

— Да. Мы вчера допоздна говорили об этом.

— И он послал вас ко мне?

— Не совсем так. Но он знал, что я к вам пойду, и не стал меня останавливать. В нашем споре я была на стороне Лили. — Анита улыбнулась. — Вы нашли самую уязвимую точку. Если он способен помочь ей, то обязан это сделать. Но мне нужны гарантии конфиденциальности. Нейл настаивает на анонимности. Ему не хочется, чтобы пресса осаждала наш город. И потом, он не может допустить, чтобы Терри пострадал из-за него.

— Он пострадает из-за вас, — заметил Джон, но уже в следующий миг вскочил и схватил собеседницу за руку. Опешив от его прямолинейности, Анита начала подниматься. — Прошу вас, — униженно попросил Джон, охваченный отчаянием, — ни единое ваше слово не будет опубликовано. Ни одна ваша фраза не появится в печати. Мне нужно только подтвердить мои умозаключения, вот и все.

— Ради Лили?

— Да.

Она села на место и посмотрела на собеседника с таким выражением, словно ее раздирали противоречия.

— И для меня, — признался Джон. — Я должен понять.

— Нейл был любимчиком и действительно не поддерживал близких отношений с Терри. Он не вполне сознавал, что происходило в доме.

— Но как же можно было этого не видеть? — спросил Джон, всегда считавший единственным своим оправданием большое расстояние, разделявшее его и Донни. Он ведь уже жил отдельно, когда его братец начал выкидывать свои штучки.

— Нейл замечал лишь то, что не травмировало его душу. Все остальное шло мимо его сознания. Только совсем недавно, оглядываясь на прошлое, он начал понимать истинный смысл происходившего тогда. Особенно с того момента, как разразился скандал с Россетти.

— Так Россетти действительно был причиной раздоров для супругов Салливан?

— Да. Джин, мама Нейла, знала, что Россетти собирался поступать в семинарию, но надеялась убедить его не делать этого. Очевидно, ей не удалось. Они были вместе более восьми лет, а потом он уехал. Она осталась обманутой невестой. Охваченная отчаянием, Джин выскочила за первого встречного паренька.

— Назло?

— Видимо, так. Тут не было и намека на любовь. Джеймс выпивал и, увы, оказался патологически ревнив. Но хуже всего то, что он был фанатичным католиком.

— Почему хуже? Разве это не помогало? Разве общая вера не объединяла супругов?

Анита покачала головой:

— Это делало его еще более конфликтным человеком. Он исступленно ненавидел Россетти, но не смел поднять руку на Нейла, поскольку тот собирался стать священником. В душе Джеймса копилась негативная энергия, не находящая выхода. Всякий раз, глядя на Нейла, он вспоминал о том, что у его жены есть возлюбленный.

— Потому что мальчика прочили в священники?

— И по другой причине тоже. Нейл родился ровно через девять месяцев после свадьбы. Джеймс был убежден, что это не его сын.

«Вот это да! — подумал Джон. — Каков поворот!»

— А на самом деле?

— Нет. Джин не видела Россетти целых два месяца перед тем, как вышла замуж. А Нейл родился едва ли семи фунтов весом. Уж это, конечно, был не одиннадцатимесячный малыш.

— Так в чем же дело?

— Ревность не всегда рациональна. Джеймс просто убедил себя в том, что ребенок от Россетти. Он дошел даже до того, что сообщил об этом церковным властям. Пятьдесят лет назад еще не было тестов на ДНК, но арифметика говорила сама за себя. Церковь отвергла его обвинения, однако Джеймс от них не отказался. А Джин то признавала их, то все отрицала.

— Признавала? Зачем?

— Мечты, мечты… Судя по тому, что я знаю, и по тому, что говорит сам Нейл, мало-помалу она и сама перестала понимать, где в ее жизни реальность, а где — фантазии. Отчасти ей хотелось думать, что Нейл — сын Россетти. Хотелось верить, что маленькая частичка любимого человека осталась с ней навсегда.

И вот в жизни Джин соседствовали Нейл, чье присутствие бесило его родного отца, и Джеймс, который изливал всю свою злобу не на сына, а на Джин.

— И на Терри.

— И на Терри, — подтвердила Анита. — Нейл нашел для себя выход, сосредоточившись на жизни вне дома. Он постоянно был чем-то занят в школе или проводил свободное время с друзьями. А потом уехал учиться в колледж и покинул дом навсегда.

Все это было очень знакомо. Джон ведь тоже уехал навсегда… Ну, по крайней мере, он тогда так думал.

— Почему же Нейл не попытался помочь Терри? Или матери? Разве не мог хотя бы попросить кого-нибудь о помощи? Рассказать об этом кому-то в школе? Потребовать, чтобы отец оставил их в покое? Наконец, просто физически встать у него на пути?

— Он был ребенком, а не святым и не Богом, как бы ни хотела верить в это Джин. Он был ребенком, и его жизнь в родном доме протекала совсем не так гладко, как могло показаться кому-то.

Джон вздохнул. Во всем этом он без труда узнавал себя, и от слов Аниты ему становилось немного легче.

Но она еще не закончила.

— Представьте себе, что вы совсем еще мальчик. Представьте, что ваша мать пытается заменить вами потерянную любовь. Представьте только, какая это ответственность. Какие колебания и какая преданность… Представьте, как это должно быть тяжело. В этом не было ничего сексуального, но, тем не менее, это сильно угнетало. Она постоянно ластилась к сыну. Он знал, что это плохо. Ему хотелось бунтовать. Но в ее жизни было так мало хорошего, и кроме того, Джин принимала вместо него побои отца… Это была его родная мать, и Нейл любил ее. И потому он пытался угодить ей. Старался вести себя безупречно. Старался даже превзойти Россетти. — Анита выдохнула. — Если вы считаете, что Нейл не таит ни капли обиды на кардинала, то подумайте еще разок.