Если сердце верит

— Лили? Ты думаешь?

— «Ты думаешь?» — передразнил его Гэс. — А ты о шом думаешь, умный ты шеловек? Ведь у тебя вышшее ображование. Ты бы должен жнать. Вот и шкажи шам, как ты думаешь, вернетша или нет?

Джон хотел признаться, что Лили уже вернулась. Его так и подмывало поделиться с Гэсом этой новостью, сделав тем самым шаг к примирению, выказав доверие отцу.

Только… Доверием тут и не пахло. Три года регулярных визитов, но Джон и поныне не знал, чем живет Гэс. До сих пор, как ни старался, он так и не понял этого человека, способного отослать собственного сына и даже ни разу не поинтересоваться его дальнейшей судьбой. Но именно так и поступил Гэс. Он никогда не звонил и не написал Джону ни строчки. Ни на день рождения, ни на Рождество. Дороти, которая писала Донни и навещала его, называла бывшего мужа эмоциональным карликом, и вскоре Джон тоже поверил ей. Хотя постоянно надеялся, что отец думает о нем.

Он не понимал, как человек может быть таким злым и бесчувственным. Джон предполагал, что где-то в глубине души отец мягче и что если бы они чаще виделись, то это непременно проявилось бы наружу! Он надеялся со временем доказать Гэсу, что тоже кое на что способен.

Как только пришла весть о болезни отца, Джон приехал в Лейк-Генри. Он представлял себе примирение с Гэсом, взаимную готовность понять друг друга, разрядить напряженность. Джон воображал, как они будут говорить о Донни и о Дороти, о самой длинной и самой красивой стене, построенной Гэсом, и о том, чем он сам мог гордиться, — о самых лучших его статьях. Он полагал, что найдет здесь отца, но нашел человека, столь же жесткого и непоколебимого, как и те стены, которые Гэс строил.

Джон понятия не имел, любит ли его отец хоть немного, поэтому не решался поделиться с ним секретом Лили. Ведь Гэс запросто мог взбрыкнуть и рассказать обо всем первому встречному, то есть Дульчи. Та сообщила бы своей матери, мать — сестре, сестра — мужу-плотнику, а тот — женщине, которая вела его учетные книги. А эта женщина была самой большой сплетницей во всей округе.

Нет, Джон не мог сделать Лили такую гадость.

Почтмейстер — совсем иное дело. Натаниель Рой любил и уважал Джона. Он выказал ему расположение, как только Джон вернулся в Лейк-Генри. Их ежедневные беседы в почтовом отделении становились все откровеннее. Джон видел, как внимательно слушает его Нэт, который явно питал интерес к человеку, так долго жившему в далеких краях. Почтмейстеру было не меньше семидесяти пяти, но, несмотря на разницу в годах, они были добрыми друзьями.

Чтобы поскорее заполнить пустоту, всегда поселявшуюся в его душе после визита к Гэсу, Джон решил заехать на почту и повидать приятеля, а заодно забрать корреспонденцию.

Почта располагалась в уютном одноэтажном кирпичном домике. Входившего сразу окутывал характерный запах рекламных проспектов и менее явственный аромат вишневого трубочного табака, которому Нэт никогда не изменял.

Почтмейстер оторвался от журнала и сразу же расплылся в улыбке. Он весь был длинен и очень худ. Истинный янки, от кончиков редеющих седых волос и очков в тонкой проволочной оправе до мешковатого кардигана, твидовых штанов и поношенных рабочих туфель. Нэт имел привычку посасывать незажженную трубку и никогда не говорил обиняками.

— Для тебя совсем немного, — сказал он, сдвинув чубук в угол рта, и вручил Джону маленькую, перетянутую резинкой пачку писем. — Несколько счетов, несколько рекламок, новый каталог и открытка от матери. Она с муженьком сейчас во Флориде. Кажется, собираются покупать дом.

Джон знал о том, что они присматривают себе жилище. Он вытащил открытку из пачки. Мать описывала коттедж в Нейплс, расположенный всего в четырех кварталах от пляжа.

— Соблазнительно.

— Кажется, она взволнована. Очень милая леди. Даже в самые худшие времена всегда была вежлива и улыбалась. Не хотелось бы вспоминать об этом, но мы никогда не понимали, что она нашла в Гэсе.

— Тогда он был выше ростом, — заметил Джон, — и очень красив.

Нэт вынул трубку изо рта.

— Красота увяла. И что осталось? Она приехала сюда издалека. Это не сулило добра.

— Майда Блейк тоже приехала издалека, — возразил Джон. — Они с Джорджем прожили вместе более тридцати лет. Как ты думаешь, они были счастливы?

— Сейчас думаю, что были. Конечно, Джордж никогда не был так красив, как Гэс, поэтому Майда ничего не потеряла, когда он стал старше и толще. Однако надо отдать ей должное, она умело взялась за дело после смерти супруга. Не позволила предприятию заглохнуть. — Снова зажав трубку в углу рта, Нэт отклонился в сторону, достал из чьей-то пачки новый номер «Пипл», раскрыл его и подвинул к Джону.

Джон быстро просмотрел статью. Это был материал о кардинале и Лили, напечатанный перед информацией об извинениях, принесенных накануне газетой «Пост».

— Прославилась наша землячка, — сказал Нэт. — Вряд ли Майде это придется по вкусу. Она никогда не одобряла отъезда Лили в Нью-Йорк. Майда считает, что этот город — настоящий вертеп беззакония и беспорядка. Но я не виню девочку за желание уехать. Ее ведь потряс этот случай с твоим братцем. — Почтмейстер подался вперед и понизил голос, хотя вокруг не было никого: — Как думаешь, она вернется сюда?

Джон знал, что Нэт умеет молчать, но все-таки воздержался.

— Интересно, — сказал он в надежде кое-что выудить, — она часто пишет Майде?

— Не часто. Но Майда вообще не пишет ей. Она всегда была такой. Даже сразу после приезда в Лейк-Генри не вела никакой переписки со своим родным городом.

— Что это за город?

— Линсворт, штат Мэн. Это маленький поселок лесозаготовителей к северо-востоку отсюда. Селия, правда, иногда переписывалась с земляками, но не слишком активно, а вскоре и это прекратилось. Они как будто обрезали все старые связи. — Нэт нахмурился. — Может, позади осталось что-то нехорошее? И они хотели начать все сначала?

— Что, даже семьи там не осталось?

— Если и были какие-то родственники, то они им не писали. Тогда я только-только начал тут работать, и меня часто спрашивали, кто они — Майда и Селия, — так что я присматривался к ним. Но ни от кого по фамилии Сент-Мэри не приходило никаких писем. — Нэт нахмурился. — Но я не говорил про это тому парню, что отирался тут вчера. Мелкий репортеришко из Уорчестера! Все пытался прикинуться одним из нас, даже говорить старался с нашим акцентом, притворялся, будто он на стороне Лили. Только я-то понял, что парень врет. Все хитрил и вопросы задавал один за другим. Меня еще удивило, почему он пришел ко мне. Потому что я вручаю письма? Как будто я стал бы с ним откровенничать. Ведь это было бы нечестно. Тем самым я не оправдал бы доверия, оказанного мне правительством. Это же почти государственное преступление — соваться в чужую переписку!

Джон криво улыбнулся.

Нэт вынул трубку изо рта и ткнул чубуком в его грудь:

— Ты другой. Тебе все это не безразлично. Одно дело, когда мы сами знаем, кто мы и откуда. А когда они это знают, — совсем другое. Мы тут друг друга любим, и даже если не очень, то все равно понимаем, что все мы заодно. Людям же со стороны этого не понять. Ведь они ни черта не смыслят в том, что такое общество.

Если бы Джон не пропустил крайний срок выпуска газеты, то был бы на пути в Элкленд, когда Ричард Джекоби позвонил ему в офис. Джон вернулся сюда, чтобы за два часа свободного времени перечитать кое-какие документы, сделать для себя пометки и обдумать всякие возможности. Тут-то и зазвонил телефон.

Ричард сразу заинтересовался. После нескольких вопросов он заинтересовался еще сильнее. Услышав еще несколько вопросов, он так увлекся идеей Джона, что предложил ему огромную сумму, лишь бы тот немедленно заключил сделку.

— Не нужно никаких агентов, — сказал он. — Главное — быстрота и неожиданность. Я издам твою книжку через полгода, и хорошо издам. Ты ведь знаешь, какая репутация у моей фирмы.