Если сердце верит

— Почему ты так думаешь?

— Знаю Майду.

— А что Майда?

— Суровая мамаша. Дети восстают против суровых родителей.

— А Джордж? Ведь он вовсе не отличался суровым отношением к детям. Разве у Лили были с ним плохие отношения? — судя по материалам, собранным Джоном, уже три поколения предков Джорджа Блейка проживали в Лейк-Генри. А судя по тому, что говорили о нем сограждане, это был настоящий джентльмен.

— Не важно, какие были отношения у него с Лили. Все равно детьми занималась Майда.

— Ты не любишь Майду, верно?

Вилли Джейк пожал пленами:

— Отчего ж, сейчас — ничего. А тогда — точно, не любил. Да и мало кто в городе к ней по-доброму относился. Сразу после свадьбы с Джорджем она была еще туда-сюда. А потом стала слишком спесивой. Ты не думай, она нас всех тоже не очень-то жаловала. — Он снова метнул острый взгляд в Джона. — Только не говори всего этого репортеру из Род-Айленда, который прикатил сегодня утром. Ничего ему не говори. Не нравится мне, что всякие чужаки рыщут по моему городу. Так и скажи ему. Скажи, что я за ним буду присматривать. И арестую, если он полезет куда его не просят. В этом городе есть заповедные места. И знаки всякие, чтобы не охотиться, не ловить рыбу, не нарушать границы владений. Я не позволю всяким проезжим втягивать порядочных людей в разговоры об их соседях. Пускай мы сами перемываем друг другу косточки, пускай. Но мы не болтаем чужакам про то, что знаем. Прямо ума не приложу, что происходит с вашим братом. Думаете, писать можно что в голову взбредет? Сами решаете, что новость, а что — нет. И плевать вам на правду!

— Эй, — остановил его Джон, подняв руку. — Я ведь не такой уж плохой. И на твоем месте попытался бы дознаться, через кого произошла утечка информации о ее аресте.

Вилли Джейк недовольно поморщился и выдернул зубочистку изо рта.

— Это Эмма. — Эммой звали его жену. Она часто отвечала на звонки в кабинете мужа. — Она мне сказала, что кто-то звонил сверху, из Конкорда, и говорил, будто пытается восстановить утраченные файлы. Я сразу же сам туда перезвонил. Мне сказали, что такого звонка не было и что они ничего со своими файлами не делали. Зато оказалось, что им тоже звонили по поводу Лили Блейк. К телефону подошла молоденькая девица. Она сразу же и купилась. Ей соврали, будто это звонит психиатр, которому необходима негласная информация о пациенте. Ясное дело, это была пресса.

«Ясное дело, это был Терри Салливан», — подумал Джон.

Вилли Джейк снял ногу с перил и выпрямился. Теперь он смотрел на Джона так, как много лет назад, словно Джон был червяком, измазанным грязью.

— Почему вы делаете такие вещи?

Джон поднял руки:

— Послушай, я этого не делал.

Полицейский рывком встал со скамейки.

— Ладно, но это неправильно. Что-то неправильно в этой стране. Люди забыли об уважении. Возьми такой вот маленький городок, как Лейк-Генри. Какие уж тут тайны! Мы все друг о друге знаем, но ведь не используем это друг против друга. А там? — Вилли Джейк указал пальцем туда, где был, по его мнению, весь остальной мир. — Никакого уважения. — Теперь указующий перст полицейского уткнулся в Джона. — Предупреждаю тебя, оставь это дело. Не важно, виновна она была или нет. Не важно, какой характер у Майды. Это дело Блейков, и ничье больше.

«Да, но из этого наверняка получится увлекательное чтиво», — решил Джон и, пожав руку полицейского, пошел прочь.

Глава 9

Лили спала до четырех часов дня и проснулась ужасно голодная. Приготовив себе омлет и салат, она устроилась с тарелкой на крыльце, обращенном к озеру. Она не совсем доверяла Джону Киплингу, но была благодарна ему за заботу. Натуральные продукты всегда лучше консервов, а все, что привез Джон, было произведено в Лейк-Генри и доставлено в магазин в тот же день. Яйца — с птицефермы Крюгеров, овощи для салата — от Строзерманов, молоко — из-под коров, которые пасутся в двух милях отсюда, пастеризованное, гомогенизированное и пакетированное, поступило в магазин Чарли через несколько часов после го, как корова вернулась с пастбища. Разве могло все это быть невкусным? Конечно, отчасти имел значение и воздух. Аромат осени — отличная приправа к любым блюдам.

Лили съела все до крошки, удовлетворив голод. Размышляя об оружии Джона, она не вполне понимала, о чем он говорил. Лодки его на озере не было видно, что немного успокаивало, поскольку следующий визит Джона мог выдать ее с головой, и тогда все пропало.

Интересно, знает ли Майда, что она здесь? Догадывается ли? И, в конце концов, думает ли об этом вообще?

Лили боролась с желанием позвонить ей и все-таки преодолела его. Потом снова засомневалась — и снова решила не делать этого. С телефоном в руке она спустилась к озеру и забилась в свой уютный грот из сосновых корней. Так Лили и сидела, словно окутанная ароматом благодатной земли. За это время только две лодки проплыли по озеру, да и те были далеко и направлялись в противоположную от Тиссен-Коув сторону. Поблизости лишь пара диких уток внимательно обследовала берег да в низком кустарнике неподалеку от Лили деловито шелестели листвой бурундуки.

Солнце клонилось к западным холмам, подсвечивая сзади массив вечнозеленого хвойного леса. Его темный силуэт казался на фоне заката неровной волнистой линией. На склоны окрестных холмов уже легли тени, а Лили все сидела. Земля явно сберегла больше тепла, чем она сама, и теперь согревала ее, тогда как воздух становился все холоднее. Из глубины сумерек донеслось ворчание лодочного мотора, обрывки разговора откуда-то с берега неподалеку, крик гагары.

Не успела Лили разглядеть птицу на фоне фиолетовой тени Элбоу-Айленда, отбрасываемой островом на озеро, как крик покорился — протяжный ровный звук с понижением в конце, что придавало этой песне совсем незамысловатый характер. Сколько Раз Лили засыпала под эти звуки и в этом доме, и на другом конце озера — ведь крик гагар доносился и туда. Еще совсем маленькой, ночуя у Селии, она замирала от восторга при мысли о том, что мама слышит эти же самые звуки.

И сейчас Лили тоже думала, слышит ли Майда… Представляла себе, что мать сидит в эту самую минуту на крыльце своего большого каменного дома, стоящего на холме, и думает о ней Правда, Майда не разглядит оттуда свет в окошках коттеджа. Ведь его закрывает Элбоу-Айленд, а за ним, если смотреть из этого убежища, есть еще Большой Остров.

При ярком свете дня от домика Селии видны кроны отцовских яблонь, взбегающих по холму. Летом их листья отличаются от дикого хвойного леса более мягким оттенком зелени. Осенью же становятся цвета хаки. Акр за акром кроны нескольких сотен яблонь мягкими волнами окутывают склон большого холма. За всеми деревьями отлично ухаживают и тщательно обрабатывают их. Жестяная крыша цеха для переработки яблок сверкает от солнца, а его мощные каменные стены источают аромат старины. Это здание действительно могло бы стать местной исторической достопримечательностью.

Майда до сих пор вспоминает, как впервые увидела владения своего супруга. Тогда ей было двадцать лет, и она прониклась таким же благоговением к этой земле, как и к этому мужчине. До встречи с ним она работала в офисе компании по заготовке и транспортировке леса, а жила в крохотной квартирке своей матери, в городке, где не было ничего примечательного и никаких развлечений. Случайно встретив Джорджа Блейка, приехавшего купить старое оборудование у ее босса, она вытащила счастливый билет. Джордж, единственный наследник земель своего отца, был на пятнадцать лет старше Майды. Он предложил ей дом, не только умопомрачительно красивый, но и большой, просторный, даже идиллический. Ну как тут было не соблазниться? Приняв его предложение, Майда сделала лучший выбор в своей жизни.

Так рассказывали Лили, пока она была маленькой. Точно сказку. Правда, все сказки обычно заканчиваются свадьбой, а эта продолжалась и дальше. В первый год Майда была на седьмом небе от счастья. Ей нравилось не ходить на работу, нравилось проводить целые дни, то дегустируя сидр, то выпекая вкуснейшие яблочные пироги, неизменно завоевывавшие призы на церковных благотворительных распродажах. В первую зиму она полюбила читать возле камина или кататься на лыжах по озеру. Зачастую она каталась вместе с Джорджем, становившимся заметно свободнее между декабрем, когда изготавливались последние партии сидра, и мартом, когда начиналась подрезка яблоневых ветвей. Майда любила весенний сад в буйной белоснежной красе цветущих яблонь, когда жужжание трудолюбивых пчел наполняло воздух. Она сидела на крыльце, греясь на ласковом солнышке, и смотрела на широкий луг, расстилавшийся на берегу озера. А с приходом мая, как только земля прогревалась, Майда выращивала ирисы, лилии, ипомеи, гиацинты и, конечно, розы. Она ежедневно ухаживала за ними, пропалывала и поливала клумбы, нежа и лелея цветы, так что вскоре именно ее сад стал лучшим в городе.