Рождение волшебницы

– Древние писатели, – сказал он вдруг искательным голосом, – полагали, что «Откровения» утрачены навсегда… Что не мешало им упражняться в составлении бесконечных «Дополнений».

Золотинка вставила ключ в скважину.

«Сливень, открой!» – шевельнулись губы, ключ… мягко щелкнул, повернувшись в замке. Золотинка оглянулась. Рукосил был на грани обморока.

Она вынула откидную дужку из паза внутреннего замка и кивнула чародею поднять крышку – ей трудно было справиться одной рукой. Запоздало очнувшись, тот рванулся, поскользнулся на ключе, нелепо вскинул руки и устоял. Снова отбросил он Сорокон, напрягаясь обеими руками, чтобы поднять неимоверной тяжести крышку.

Обитый стеганым бархатом, сундук внутри был меньше, чем снаружи. Роскошная перина для сокровища – книги – устилала его дно и стенки. Это был фолиант в лист, переплетенный в потертую кожу без украшений. Золотинка запустила руку, подгребая пальцами, чтобы подцепить снизу неподъемный том, дернулась было помочь культей… И тут Рукосил, который удерживал на весу литую серебряную крышку, опять поскользнулся – и упал!

Двухпудовая грань рубанула Золотинку выше локтя, она ахнула, обожженная до безгласия, разинув рот. Кости, мышцы – все перебито, раздавлено. Не выдернуть руку. Рукосил же барахтался, чтобы встать, еще он успел подобрать Сорокон и тогда уж с чудовищными извинениями вскочил, чтобы высвободить девушку из тисков.

– Какое несчастье! Какое несчастье! – однообразно частил Рукосил. – Какое несчастье! – в очередной раз повторил он, когда поднял, наконец, крышку.

Золотинка с трудом отлепила врезанную в нижнюю грань руку и отвалилась прочь, подпирая культей раздавленное плечо, чтобы перекинуть его через край сундука. Согнулась, замычала от невыносимой муки. А Рукосил сунулся за «Откровениями».

Поторопился. Сорвался на последнем шагу, когда требовалось еще немножечко изворотливости. Терпение высших сил кончилось, едва чародей бросил покалеченную девушку, чтобы схватить книгу. Палата содрогнулась, посыпались обломки, сорвалась со стены картина, треснул хрустальный потолок. Этого можно было ожидать.

Дерзкий, отчаянный расчет Рукосила состоял в том, чтобы, имея десяток-другой неверных мгновений (он верил, что «Откровения» своей немереной волшебной силой замедлят крушение!), выхватить книгу, раскрыть на имени змея и выкрикнуть его небесам. Пол трескался и изгибался, как подмытый лед. Рукосил был беспощадно точен, рассчитывая каждое движение. Он мгновенно выхватил «Откровения», мгновенно раскрыл…

Увидел

с ощущением

невозможного

одна страница

слово

ВСЮ ЖИЗНЬ ИЩИ!

ничего больше ничего

«Откровения» вывернулись, кувыркнувшись распотрошенным домиком, потому что и Рукосил летел, и Золотинка – всё! Всё лопнуло, треснуло с хрустальным звоном: люди, сундук, железный мусор, разломанный камень – всё ухнуло в чавкающее жерло. Со стороны видели: там где высилась сплошная гряда дворцов, обвалилось полверсты тверди, земля просела исполинской пучиной, куда уходило все взасос. Стонущий вздох земли волной катился по полям, перелескам, он достиг Толпеня. Он раскатился на десятки верст и на сотни, считай что по всей стране.

Дыхания измученным беглецам хватило, чтобы, продравшись сквозь заросли, пробежать под уклон заросший лесом косогор. Когда между соснами и березами обнажилось поле, Лжезолотинка, разевая рот, поймала Юлия за руку. Сумрачная сень сосен, сплошные заросли папоротника казались ей подходящим убежищем, но Юлий не понимал этого. Он тянул жену к опушке, и поскольку разговаривали они на разных языках, дело обернулось недолгой, но решительной борьбой. Юлий, сверкнув глазами, грубо рванул жену за руку, так что, изумленная насилием, Зимка побежала за мужем, обдумывая попутно обиду.

В отместку за поражение, босоногая, она прихрамывала, сипела и задыхалась чуть больше, чем это нужно было для того, чтобы укорить мужа. Зимка чувствовала необходимость объясниться, страдая не только от колотья в боку, но и от невозможности донести до мужа даже простое «ой, не могу!». Дикое, тарабарское рычание растрепанного, в лохмотьях, в мутном поту мужа, кровавый глаз его под рассеченной бровью заставили ее прикусить язык и с жертвенным стоном подчиниться ему во всем.

В тусклом угарном воздухе над полями моталось чудовищное существо. Размашистые, на полнеба крылья со зловещей медлительностью проплыли над головами юркнувших под одинокий куст беглецов. Если они не попались змею, то потому, должно быть, что тот плохо видел на один глаз. Жаркая пыль стесняла дыхание, песок скрипел на зубах, Зимка приподнялась… увидела угловатые лопасти огромных, но уже неблизких крыльев, короткий хвост, отброшенные назад ноги.

В ухватках Юлия обнаружилась свирепая сила. Он не выпускал Золотинку, пока низко парящий змей не скрылся из виду, заслоненный сплошной грядой дворцов. А тогда вскочил и повлек жену в поле, не обращая внимания на ее невнятные трепыхания. Единым духом они проскочили кочковатый покос, который перешел в болотистую, изъеденную извилистым ручьем низину. То был даже и не ручей – топкое русло без воды да пересыхающие лужи, там и сям густые купы ракитника. Сюда и стремился Юлий. Задыхаясь, они нырнули под куст, нависший над гнилым руслом, и плюхнулись в зеленую жижу.

Густая сень серебристых листьев скрывала от них змея, ищущий терпеливый полет его только угадывался. В мягком и топком ложе, в сущности, было не так уж скверно, если свыкнуться с вонью. Режущие боли ран и ссадин притупились, словно залеченные грязью, ею можно было обмазать лоб и щеки, чтобы защититься от мошкары, тина приятно холодила, после изнурительной беготни по жаре. Лица, что грязные кочки, волосы – спутанный ком гнилой травы: Юлий и Золотинка косили друг на друга глазами.

Несколько отдышавшись, Зимка иначе оценивала дикие выходки мужа. Она имела достаточно здравого смысла, чтобы найти им объяснение. Что беспокоило, когда возилась она в грязи, отплевывая с губ комки тины и прочищая ноздри, так это то горькое соображение, что, будь она права, а Юлий не прав, это невозможно было бы ему втолковать даже при самом счастливом обороте событий. Пусть пересидят они чудом змееву злобу в этой зловонной луже, выберутся на волю и даже – мечтать хорошо! – сбросят Рукосилово иго, что тогда?

Будущее страшило Зимку полнейшей неопределенностью, настоящее выглядело так, что хоть глаза не открывай. Горько было думать, что, едва спасенная, она принуждена спасаться – из огня да в полымя. С лихвой хватило бы и того, что она перенесла, хватило бы на всю жизнь для славы и воспоминаний. Да и что за спасение – когда в гнусную лужу по уши, а летучий урод высматривает тебя из-под облаков, как забившуюся под листок мошку. Когда над счастьем твоим высится ничего не прощающий Рукосил, а еще дальше маячит Золотинка. Этих-то наскоком не возьмешь. Дико и подумать, чтобы Юлий спасал жену свою Золотинку от… Золотинки.

Низко шныряющий над землей змей в мгновение ока закрыл вдруг полнеба, и раздался режущий уши свист. Тонкий шнур огня из змеевой пасти хлестнул по земле – стремительным лётом змей подпалил лес. В считанные мгновения стеной загорелись те самые чащи по косогору, где Зимка чаяла найти убежище среди рослых папоротников. Жаркое дыхание пожара ощущалось даже здесь, на болоте. Чахло дымилась трава.

Не найдя беглецов, змей, надо думать, вознамерился выжечь все огражденное кольцом блуждающих дворцов пространство. Угловатая тень, махая крыльями, вздымалась ввысь – все уже пылало, и самому поджигателю не хватало воздуха. В серых угарных облаках парил он свободнее и шире – и вдруг свалился с выси, рухнул вниз, выгнув дугой крылья и растопырив ножки, чтобы смягчить удар оземь. Мелькнул, прочертив небо, и пропал.

– Кого-то он там приметил, – протянул Юлий без уверенности.

Что бы они себе ни думали, змей не заставил себя ждать: взвился, различимый, как крупная птица, и кувыркнулся в воздухе. То ли буйствовал, то ли играл?