Страница 111 из 353
Вместо камня Золотинка подхватила доску и без промедления огрела малыша – с коротким посвистом он распался на десяток крошечных. Огненная мелюзга, следуя известным повадкам всякой шушеры, кинулась врассыпную. Первого же, кто подвернулся, она затоптала, на полу остался размолотый черный след. Проку от этой победы было немного, Золотинка видела, что опоздала: в каменных ходах подземелья клубилась удушливая гарь. Находя путь по отсветам, она оказалась в пылающем коридоре, где горели две двери, а колоба уже не было. Жутко было представить, в какое чудовище он превратился, безнаказанно заглотив столько железа.
Произошло нечто непоправимое. Размеры беды трудно было еще уразуметь.
Она терялась в путанице подземелий и, даже обнаружив собственные знаки, оставленные размазанной копотью факела, не могла в них разобраться. Надо было, наверное, определить тягу – ток горячего воздуха найдет выход. Но мутные клубы дыма, слабо перемешиваясь, висели тусклой, плохо расползающейся пеленой. От удушья стучало сердце.
Проклиная себя за беспечность, Золотинка двинулась наугад, несколько раз повернула, посветив Сороконом, и по мелким приметам узнала коридор, в котором очутилась, – здесь она уже как будто была. Не умея разобраться в расположении ходов, она сделала круг. А дышать уже было нечем.
И пока она колебалась, все больше пугаясь, послышался нарастающий свист, стена на изгибе коридора осветилась, полыхнуло зарево, и выскочил безобразно раздувшийся, пышущий жаром ком, распухший до размеров бычьей головы. Золотинка прянула в первый попавшийся ход – колоб свернул туда же. Она пустилась бежать на слабеющих, замлевших ногах и уткнулась в тупик. С шипением вскидывая искры, катился за ней колоб. Несмотря на огромную тяжесть, он резво подскакивал.
Золотинка увидела в стене коридора углубление, неясного назначения выемку в камне. Места хватало, чтобы встать… С гулким посвистом колоб пронесся мимо и сокрушительно долбанул тупик. Грохот, блистательный сполох ослепили и оглушили разом. Едва опомнившись, она увидела, что колобки – добрый десяток – сыплются назад, на ходу сливаясь между собой. Они живо соединились в целое, и большой колоб ринулся на преграду, разгоняясь для нового удара. Золотинка зажмурилась – грохот и вспышка!
После третьего или четвертого удара обожженная почернелая стена дрогнула, обозначились трещины, и вот – рухнуло все. Тупиковая стена пала грудой обломков, вздыбилась пыль. Опаляя эту муть клубящимся светом, колобки, едва откатившись, ринулись вскачь через завал.
На той стороне обнажился точно такой же ход: прорубленная в скале выработка. Не успела Золотинка, преследуя колобков, взобраться на завал, как впереди загрохотало.
Продвигаясь дальше, она нашла горящие обломки деревянной двери. За дверью началось нечто совсем иное… Низкий потолок при широком проходе навел Золотинку на мысль о пигаликах. И кто, кроме пигаликов, мог устроить чистую, как обеденный стол, мостовую? Колобки оставили на белых плитах неряшливые ржавые следы.
За поворотом коридора, который полого спускался вниз, что-то еще раз лопнуло, и засиял свет. Здесь, глубоко под землей, послышались голоса растревоженной, пришедшей в смятение улицы: крики, призывы, испуганные восклицания.
С тяжелым сердцем, предчувствуя самое дурное, Золотинка медленно, как бы нехотя, спускалась на шум, на неожиданный гомон многолюдства.
За проломленной перегородкой сиял день. День без солнца и неба, потому что это была огромная подземная пещера. Благоустроенный рукотворный мир. Одного взгляда хватило Золотинке, чтобы с обостренной восприимчивостью охватить все. Похожий на цветник город спускался круговыми ярусами к расположенной внизу площади. Между тесно сомкнутыми домами чудесных расцветок не было и двух одинаковых. При том, что каждый в отдельности походил более на изделие ювелира, чем на жилище. На плоских многоярусных крышах цвели сады. Небесный свод сиял множеством красных, зеленых, синих, желтых, фиолетовых звезд, которые все вместе порождали ровный белый свет.
На улицах, на лестницах и висячих переходах чудесного городка начиналась оголтелая беготня, маленькие человечки что-то тащили с криком, бежали, неслись взад-вперед, едва не сбивая друг друга, но Золотинка, очарованная, ошеломленная открывшимся ей зрелищем, не вовсе еще прониклась ужасом происходящего, она жадно, по-воровски оглядывала пещеру, словно бы сознавая, как мало отпущено ей времени.
Несомненно, это был маленький, но совершенный мир, и каждая с бесконечным тщанием сработанная мелочь ложилась в точно назначенное ей место. Всякая вещь у этого трудолюбивого и самодовольного народца делалась навсегда – для вечности.
На этот чудесный мирок и обрушилась жестокая беда. Все сонмище человечков и каждый из них в отдельности, ничего еще толком не сообразив, уже кидались что-нибудь делать. Одни запасались камнями, для чего разваливали какие-то стоечки. Другие скидывали с крыш вазы с помидорами и целые яблони в кадках, чтобы устроить на улицах завалы.
Несколько колобков были уже погашены, кое-где занимались дымы пожаров. Золотинка разглядела расположенные во двориках сооружения, похожие на внутренность башенных часов: зубчатые колеса с коромыслами, несомненно, железные! Главное происходило там, где проворный хищный колобок впился в железный механизм, начиная его раскалять. Пигалики самоотверженно колотили кипящий расплав камнями – летели искры, отползали обожженные человечки. То же самое можно было видеть и пониже, на другом ярусе. Судьба города решалась сейчас в этих двух местах. Жутко было представить, что станется с городком и его обитателями, если колоб успеет разбухнуть до размеров тележного колеса. Тяжесть раскаленного железа сокрушит трехъярусный дом несколькими ударами. Сгорит все.
– Какой ужас! – стиснула кулаки Золотинка и ударила себя по щеке, закусив губу. Сокрушенно тряся головой, она обронила случайный взгляд вниз, на ближайшие подступы к пролому и в считанных шагах от себя обнаружила двух пестро одетых человечков.
– Вот колдунья! – вскрикнул один.
Второй сдернул с плеча взведенный самострел с маленьким железным луком и наставил – целил он прямо в лоб. И только полная оторопелость девушки перед лицом угрозы и ее искаженное лицо заставили пигалика замешкать. Товарищ толкнул стрелка под руку, отчего тетива жестко звякнула, короткая стрела в крошево разнесла каменный завиток обок с Золотинкиной головой. Она ринулась наутек.
Хриплое дыхание и топот погони преследовали ее по пятам. Удачно, одним броском она проскочила пролом, рванула, оставив клок платья, и понеслась дальше, не чуя ног.
Вскоре пигалики наладили погоню всерьез – большим числом и с фонарями. Золотинка толкала все двери подряд, какие встречались, и, когда попалась незапертая, вошла. Посветив Сороконом, увидела ступени вниз и длинное сводчатое помещение, загроможденное бочками. Воздух здесь был почище, чем в коридорах. А она чувствовала, что угорела – голова шла кругом и подкашивались ноги. Сил хватило пробраться в дальний закуток и присесть.
Преследователи возвестили о себе кашлем – им тоже приходилось несладко. Кладовая осветилась.
– Что теперь? Упустили? – сказал кто-то.
Голос вполне человеческий, не писклявый. Кажется, людишки остановились или присели, испытывая потребность отдышаться.
– Происки Рукосила. Без него не обошлось.
– Эка хватил: Рукосил! Когда бы это было в его власти – вызвать искрень! О! Братец ты мой, да он бы уж всю Слованию головней покатил. И до нас добрался.
– Но, ребята, ведь искрень! Искрень! Откуда? Чтоб я что-нибудь понимал!
– И понимать нечего – это война! Семидесяти лет спокойной жизни как не бывало… Но если это колдунья… Удушил бы собственными руками!
– Подожди душить, – возразил кто-то со смешком, – я открываю.
Протяжно заскрипело. Дохнуло свежим воздухом. Сырым воздухом подземелья, но свежим, без гари.
Они вернулись к тому, что занимало помыслы.
– Она запустила искрень, так? Это конец! Против искреня нам не постоять всей Республикой…