Соколиная охота

– Император Людовик, да попадет его душа в рай, разделил империю на две равные части, одну из которых отдал под власть своему любимцу, юному Карлу, а вторую – старшему сыну Лотарю, с условием, что тот будет покровительствовать младшему брату.

– Опрометчивое решение, – задумчиво отозвался Карочей, выслушав уважаемого господина Варнерия.

– Я совершенно с тобой согласен, почтенный бек, – кивнул римский финансист. – Ибо ни один уважающий себя правитель не будет соблюдать договоренности с человеком, покинувшим наш суетный мир.

– Юный Карл настолько слаб? – Карочей с интересом принялся рассматривать изящный столик, отделанный резной костью, за который пригласил его уважаемый Варнерий.

Столик был заставлен различными яствами, о которых скиф имел весьма смутное представление, ибо римское кулинарное искусство было для него тайной за семью печатями. Тем не менее он отметил мастерство ювелиров, украсивших затейливой резьбой золотые блюда и кубки, выставленные на стол гостеприимным хозяином.

– Да, пожалуй, кроме матери, Юдифи, и деда, графа Вельпона, юнцу опереться будет не на кого. Ты в курсе, почтенный, что Юдифь из рода Меровингов не пользуется уважением со стороны своих пасынков, Лотаря и Людовика, которые считают ее колдуньей. Очень может быть, что не без оснований. Во всяком случае, она имела большое влияние на мужа и использовала его на благо собственному сыну и во вред пасынкам. Дошло до того, что император Людовик лишил удела внука Пипина и передал процветающую Аквитанию сыну Карлу. Такое не прощается.

– Ты прекрасно владеешь славянским языком, уважаемый Варнерий, – польстил хозяину Карочей. – Если не секрет, откуда такие познания?

Римлянин с удивлением глянул на скифа, хотя чему, казалось бы, здесь удивляться. Менее всего бек Карочей рассчитывал услышать в Вечном городе привычную с детства речь и волновался по поводу надежности прихваченных из Хазарии толмачей. А тут вдруг выясняется, что и папа Евгений, и монсеньор Николай, и даже уважаемый Варнерий вполне способны понимать речь пришлого хазара без переводчика.

– Так ведь лангобарды те же славяне, почтенный бек. Их язык далеко не новость для Рима, не говоря уже о том, что мне приходится иметь дело и с варенгами, которые после разгрома аварского каганата Карлом Великим беспрепятственно проникают и в Рим, и в Византию. Хорошо, правда, что проникают с товаром, а не с мечом. Ведь в свое время их предки-вандалы разорили Рим почти подчистую, да и твои, почтенный скиф, тоже доставили нам немало хлопот. Великий Рим пал под ударами варваров, и ты, бек, видишь лишь тень его былого величия.

– Не будем считаться обидами, уважаемый Варнерий, – примирительно заметил Карочей. – Прошлое не должно мешать настоящему и будущему.

– Согласен, – поднял кубок римлянин. – Твое здоровье, почтенный гость.

В Риме, похоже, грезили о возрождении, о тех временах, когда вся ойкумена была во власти Вечного города, и сделали ставку на императора Лотаря, которому в этой связи предстояло свершить даже больше, чем удалось сделать его великому дедушке Карлу. Мешать римлянам Карочей не собирался. Более того, он готов был посодействовать, если не мечом, то хотя бы денариями. Но, разумеется, не без пользы для себя.

– Так деньги нужны для императора Лотаря?

– Разумеется, почтенный бек. Новому императору придется заручиться поддержкой многих влиятельных людей, а это, как ты понимаешь, стоит немалых денег.

– О какой сумме идет речь?

– Император отдает в залог богатейшие земли вокруг Павии в обмен на заем в миллион денариев.

Власть стоит денег, это Карочей знал по собственному опыту. Что же касается суммы, запрошенной свежеиспеченным императором, то она не произвела на него особенного впечатления. Скиф был богат, его личное состояние в последние годы почти утроилось, а потому потеря пятидесяти тысяч денариев вряд ли его разорила бы. Тем более что уважаемый Варнерий обещал приличные проценты, да и обеспечение выглядело солидно.

– Хорошо. Но мне хотелось бы повидаться с императором Лотарем и заручиться его поддержкой. Мне кажется, что оживление торговли между Хазарией и франкской империей в твоих интересах, уважаемый Варнерий. Если северный путь сейчас закрыт, то почему бы нам не воспользоваться южным?

– А Византия? – напомнил Варнерий. – Греки своего не упустят, не говоря уже об арабах, которые держат под контролем южное побережье Италии. Нет, почтенный Карочей, смею тебя уверить, южный путь не менее опасен, чем северный. Только возродив величие Рима, мы сможем обезопасить торговые пути.

Варнерий был прав. Лучше иметь дело с одним владыкой, чем ублажать сотни мелких властителей, которые своей жадностью и глупостью мешают честным торговцам вершить богоугодные дела. Ведь именно торговый обмен является основой миропорядка, созданного богом.

– Император Лотарь уже отправился в Ахен, столицу франкской империи. И если ты, почтенный бек, хочешь увидеться с ним, то тебе придется проделать нелегкий путь. Я отправляюсь к императору завтра и буду рад обрести надежного спутника.

Предложение было заманчивым. У посла хазарского кагана появилась возможность с головой окунуться в круговорот чужой и пока что малопонятной жизни и вынырнуть из этого потока с целым ворохом знаний, которые не купишь ни за какие деньги.

– За счастливое окончание путешествия, уважаемый Варнерий, и за здоровье императора Лотаря, да продлятся вечно его дни.

Легкого на подъем скифа не удивило, что в загадочный город Ахен, где решалась судьба франкской империи, отправился не только беспокойный Варнерий, но и секретарь папской курии монсеньор Николай. Даже падре Доменик, который всей душой рвался в Рим, вынужден был покинуть Вечный город. Впрочем, его путь лежал в беспокойную Варгию, где он мог принести немалую пользу и папской курии, и императору Лотарю. Карочей пожелал Доменику счастливого пути и благополучного возвращения в родной город.

– По нашим сведениям, братья Гарольд и Раймон Рюэрги по наущению графа Вельпона отправились за помощью к кагану Славомиру. Мне поручено помешать намечающемуся союзу, – тихо поведал падре любопытному скифу.

– А эти Рюэрги случайно не родственники наших старых знакомых Рериков? – насторожился Карочей.

– Это ветви одного большого меровингского древа, которые рубят, рубят и никак не могут обрубить, – в сердцах отозвался Доменик.

– А о Черном Вороне нет известий?

– Пока нет, но, думаю, он скоро объявится, раз уж в воздухе отчетливо запахло мертвечиной.

Раздражение падре Доменика было понятно Карочею. Человек провел много лет вдали от родного дома и рассчитывал дожить остаток дней в довольстве и покое, но, увы, судьба распорядилась по-иному. Что же касается скифа, то он скорее обрадовался, получив эти сведения. Вмешательство кагана Славомира, закоренелого язычника, в дела франкской империи не останутся, надо полагать, незамеченными ни папой Евгением, ни императором Лотарем, и тогда у Карочея появится шанс направить их гнев в нужное русло, поспособствовав тем самым укреплению позиций хазарских купцов на южном побережье Варяжского моря.

Монсеньор Николай оказался более осведомленным и словоохотливым человеком, чем уважаемый Варнерий, и Карочей не замедлил этим воспользоваться. Тем более что длительное и трудное путешествие как нельзя более способствует сближению людей, доброжелательно настроенных друг к другу.

– Так ты, бек, знаком с внуками князя Витцана Ободритского? – удивился монсеньор Николай.

– Знаком, – подтвердил Карочей. – Но не скажу, что это знакомство доставило мне удовольствие. Воислав Рерик погубил нашего кагана Обадию. Этот человек не чужд магии и связан с самыми темными культами. В частности, с культом Черного бога Велеса.

– Наслышан, – задумчиво произнес монсеньор Николай. – О культе наслышан, а не о твоем Рерике. Ты, вероятно, не в курсе, бек, что Меровей, прозванный Венделиком, то есть Вандалом, носил длинные волосы?

– А есть какая-то связь? – удивился Карочей.