Речитатив

В тонком психологическом романе со сложным сюжетом сделана попытка заглянуть во внутренний мир очень непохожих героев: симпатичных и добрых, омерзительных и жалких. Что движет поступками людей: сложившийся алгоритм их существования или различие в нравственных ориентирах? Стараясь найти ответ на эти главные вопросы, Анатолий Постолов нередко берет в союзники музыку, и музыка, проникая в потаенное, действительно помогает человеку познать себя. В прошлом журналист в заполярном Норильске, Анатолий Постолов в настоящее живет в Америке, бизнесмен, работающий в области инновационного предпринимательства, но еще он – поэт и бард, скульптор и гравер.

Анатолий Постолов

Часть первая

Воскресенье, 12 сентября 2004 года, 2.45 пополудни

Дуэт

Фантомы

Ключик

Мираж

Сон

Пятно

Целитель

Эволюция

Предчувствие

Американец

Приглашение

Гость

Эссенция

Стена

Бинокль

Голоса

Нострадамус

Догадка

Мессия

Соблазн

Треугольник

Типун

Зеркальце

Прана

Амфора

Шабское

Инфузория

Шепоток

Амплуа

Дудочка

Пейзаж

Божоле

Гектор

Картошечка

Инстинкты

Эксперимент

Судьбы

Анекдот

Шаман

Заноза

Сверхзадача

«Матушка»

Кобра

Часть вторая

Рецепт

Хаос

Подруги

Князь

Пальчики

Чакры

Бабочки

Метаморфозы

Табу

Сюрприз

Паноптикум

Коллеги

Часть третья

Синкопы

Клиентура

Курсив

Юджин

Фауна

Музыка

Флора

Глина

Григорий

Терапия

Хаши

Макс

Язык

Лилит

Скорпион

Подмена

Шапочка

Колибри

Кот

Физика

Брат

Снег

Кокошка

Виола

Буква

Цепь

Колодец

Вещи

Чакона

Поэт

Марсель

Собеседник

Связки

Крошка

«Диалог»

Валентин

Старуха

Чудо

Возвращение

Пейзаж

Варшавский

Лестница

Скрипки

Тьма

Адам

Вилочка

Благовещенье

Пятница, 14 мая 1971 года, 11.48 утра

Анатолий Постолов

Речитатив

Маме

Часть первая

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела…

О, с какой неохотой!

Басё

Воскресенье, 12 сентября 2004 года, 2.45 пополудни

Одинокая белая птица возникла в выгоревшем от зноя небе, как меловая метка на полотне. Солнце жгло немилосердно. В птичьем зрачке медленно вращался пересохший ломоть невадской пустыни – ее скудно разбросанная растительность, с последней надеждой прикипевшая к эпителию сухой каменистой почвы. Седая щетина кактусов… Игольчатые кусты юкки… Обветренные, обожженные солнцем солдаты пустыни – они нестройными рядами взбирались на куцые высотки, волоча за собой смятые клочки тени.

Дорога, которая разворачивалась неряшливым шлейфом, перебегая с холма на холм, похоже, стала частью этого колючего пейзажа. Проложили ее в сороковые годы прошлого века от медного месторождения в южном аппендиксе Невады к Боулдер-Сити. Через несколько лет обнаружилась неточность геологических изысканий – запасов медной руды в этом месте явно было недостаточно для долговременных проектов, и тогда городок, возникший рядом с медными копями, обезлюдел, превратившись в очередной город-призрак на этой выжженной земле. В семидесятые годы на скалистом плато построили крупный ретранслятор, но улучшать дорогу никто не собирался. Асфальт на всем ее протяжении растрескался и во многих местах уже был захвачен колючками и пучками сухой травы.

Дуэт

Машина появилась из-за холма, как желвак на вялой анемичной мышце больного. Это был двухдверный ярко-красный «мустанг» со сферическими никелированными колпаками, слегка потускневшими от дорожной пыли. Шустрый бурундучок, перебегавший в этот момент дорогу, так и присел, парализованный видом катящегося на него монстра. Машина притормозила, и клаксон выдал короткую саксофонную руладу. Бурундучка как ветром сдуло с дороги.

Машина стала набирать скорость. В ней сидели двое. Мужчина и женщина. Мужчину звали Юлиан. Он был средних лет. Невысок, крепко сбит. Его обгоревший на солнце круто закатанный лоб с глубокими залысинами сиял непревзойденной гаммой оттенков от палевого к малиновому, чем-то напоминая лбы патриархов и святых на картинах старых мастеров; впрочем, чуть плутоватые светло-серые глаза и постоянная ироничная усмешка в углах губ возвращали этот образ в земное и хорошо обеспеченное лоно. Дипломированный психотерапевт, он уже около десяти лет вел собственную практику в Лос-Анджелесе и на свое сорокапятилетие сделал сам себе отменный подарок – снял новый офис, расположенный в деловом секторе Беверли-Хиллз.

К своей профессии Юлиан относился – как в общем-то ко всему в жизни – без особой привязанности. С течением времени он создал небольшую, но более-менее постоянную клиентуру. Потеря одного-двух клиентов воспринималась им как удачная возможность лишний часок полазить по интернету или заглянуть в книжный магазин по соседству. Он также обожал путешествовать по незнакомым местам. Свое отдаленное будущее он видел именно там: на нехоженой тропе или неезженой дороге где-нибудь в американской глубинке, в перуанских джунглях или еще бог знает где.

Машину тряхнуло. По днищу забарабанили осколки щебня. Женщина, сидевшая рядом с ним, сняла большие солнечные очки и потерла глаза. Она потянулась, похрустывая косточками, опустила боковое стекло и, откинув назад сиденье, выпростала в окно свои смуглые ноги, с удовольствием пошевеливая пальчиками. В машину ворвался горячий воздух пустыни.

– Ты сошла с ума, – произнес мужчина, не поворачивая головы и продолжая следить за дорогой, основательно разбитой на этом участке.

– Жюль, мне надоело сидеть битый час под кондиционером. И потом, я должна поменять позу.

Женщина сказала это без раздражения, но тон ее голоса не оставлял никаких шансов на уступки. Женщину звали Виолой. Свое полное имя «Виолетта» она недолюбливала и пользовалась им только при заполнении документов и еще в тех случаях, когда хотела подчеркнуть дистанцию при знакомстве. Выглядела она лет на десять моложе своего спутника. У нее были темные, очень живые глаза, аккуратно вздернутый носик с изящными ноздрями и чуть приоткрытые губы, очерченные с удивительной природной щедростью. Она почти никогда их не красила. Те мужчины, которыми судьба окружала Виолу в жизни, глядя на нее спящую, часто не могли оторвать глаз от сдвоенного, покрытого нежным пушком бугорка в месте соединения губного желобка с верхней губой. И, если где-то в подлунном мире существует полная волнующих поворотов, заводей и перекатов река по имени Эротика, то у Виолы с этого чувственного бугорка она и начиналась.

Родители дали ей имя в память о бабушке-долгожительнице, но с малых лет все в доме называли ее Викой. Как-то раз в пятом классе учительница спросила: «Так ты, Андреева, у нас кто – Вика или Виолетта?» – «Вилка она!» крикнул двоечник с последней парты… Класс громко заржал. Прозвище прилипло. В начальных классах она была некрасивой угловатой девочкой и свыклась с мыслью, что от «вилки» ей уже никуда не деться. Она стеснялась своей худобы, острых, слегка повернутых внутрь коленок и локотков, похожих на обглоданные куриные косточки. Одно время она пыталась превратиться в толстушку, поглощая невероятное количество булочек с изюмом; булочки округлили ее личико, но никак не хотели участвовать в округлении конечностей. Обидное имя исчезло само собой, когда после летних каникул она появилась в своем восьмом «А» – заметно повзрослевшая, длинноногая с небольшой, но уже четко прорисованной грудью, и мальчик, который за эти два-три месяца подрос разве что на вершок, увидев ее, произнес: «Ну, ты…» – и замолчал, «вилка» застряла в горле. «Что, не узнал меня, Люсик, – засмеялась она. – Это я – Виола».