Ромен Кальбри

— Ты, Ромен? Что ты делаешь в Париже?.. А ваш лев тоже здесь? Я бы хотел повидаться с Дьелеттой.

Я ответил ему, что сбежал от Лаполада, пришел в Париж только сегодня утром и очень озабочен тем, что мне негде ночевать. Я ничего не сказал о Дьелетте, а только спросил, не примут ли меня в его труппу.

— Наверняка примут, если ты ловкий шкет. А ты ловкий шкет?

Я не представлял себе, какими качествами должен обладать «ловкий шкет», но возможность получить ночлег была так заманчива, что я ответил утвердительно.

— Тогда по рукам! — заявил Бибош.

— А как же хозяин?

— Ну и балда же ты, парень! Приглашаю тебя я — я же и научу тебя «шарить».

Я не знал воровского жаргона и подумал, что это просто незнакомые мне парижские словечки. Но решил не высказывать ему своего удивления, хотя был крайне поражен, услыхав, что одиннадцатилетний Бибош, мальчишка ростом с хорька, оказался хозяином труппы.

— Ты замерз? — спросил Бибош, видя, что я дрожу всем телом. — Пойдем, я тебя согрею.

Он повел меня в винную лавку и заставил выпить стакан горячего вина.

— Теперь, когда ты немножко заправился, пошли ужинать.

Но, вместо того чтобы идти к центру Парижа, мы свернули налево и довольно долго шли по пустынным улицам, мимо бедных и грязных домишек.

Бибош заметил мое удивление и расхохотался:

— А ты думал, что я приглашаю тебя в Тюильри?

И правда, он повел меня отнюдь не в королевский дворец, а на какой-то пустырь. Наступил вечер, но было еще не совсем темно. Мы свернули с дороги и пошли по тропинке через поле. На краю большой ямы Бибош остановился.

— Вот здесь, — сказал он. — Дай мне руку и смотри не свались.

Мы спустились, по-видимому, в какую-то каменоломню. Пробираясь среди каменных глыб, мы несколько раз сворачивали то вправо, то влево и вышли в подземную галерею. Бибош вытащил из кармана свечу и зажег ее. Я удивлялся все больше и больше…

— Еще минута — и мы дома!

И в самом деле, почти тотчас же я увидел красный свет, освещающий каменоломню. На земле стояла жаровня с тлеющими углями. Возле нее лежал мальчик приблизительно одних лет с Бибошем.

— Больше никого нет? — спросил Бибош.

— Никого.

— Так… А вот это мой друг. Постарайся подобрать для него башмаки. Он в них сильно нуждается.

Мальчик вышел и тотчас вернулся обратно с большой связкой всевозможной обуви. Можно было подумать, что я попал в сапожную лавку.

— Выбирай! — сказал Бибош. — И, если ты привык к носкам, пожалуйста, не стесняйся — скажи: у нас этого добра сколько хочешь.

Не могу передать, какое я испытывал блаженство, когда надел на свои натруженные, обледеневшие ноги теплые шерстяные носки и новые башмаки.

Не успел я обуться, как пришли еще два мальчика, затем появился третий и четвертый и, наконец, еще трое. Всего их собралось девять. Бибош представил меня:

— Это мой старый приятель по балагану, он замечательно ловкий шкет… Ну, а вы чем можете сегодня похвастаться?

Все по очереди стали выворачивать карманы. Один принес окорок, другой — бутылку с вином, а третий вытащил маленькую бутылочку с серебряным рожком.

Послышались восклицания, шутки, насмешки.

— Отлично! — заметил Бибош. — Он сам и будет пить из этого рожка.

Все уселись вокруг жаровни, прямо на землю. Бибош обращался со мной, как с гостем, и подавал еду первому. Давно уже я не видел подобного изобилия, даже дома и у господина Биореля я никогда не едал таких вкусных вещей. После окорока принялись за холодную индейку, а после индейки — за паштет из гусиной печенки. У меня был такой волчий аппетит, что вся компания пришла в восторг.

— Молодец! — объявил Бибош, заметив произведенное мною впечатление. — Одно удовольствие угощать друзей, которые так здорово уплетают!

От еды, тепла, а еще больше от усталости мне страшно захотелось спать.

— Ты клюешь носом, — сказал Бибош, видя, что глаза у меня слипаются. — Пожалуйста, не стесняйся. Мне очень жаль, что я не могу предложить тебе королевского ложа, но ты отлично выспишься и так.

Зачем мне нужно было какое-то «ложе», для того чтобы хорошо выспаться, я не посмел спросить у Бибоша. Без сомнения, это еще одно парижское словечко, которого не знают в провинции.

— Стаканчик пуншу перед сном! — предложил Бибош.

Я отказался от пунша, чем весьма удивил всю компанию, и спросил у Бибоша, где можно лечь.

— Сейчас покажу.

Бибош снова зажег свечу и, пройдя вперед, повел меня в боковую галерею каменоломни.

Там на земле лежал толстый слой соломы и сверху несколько теплых шерстяных одеял.

— Теперь спи, а завтра обо всем потолкуем! — И Бибош ушел, взяв с собой свечу.

Мне было немного жутко в этой каменоломне, глубину которой я не мог определить. В то же время мне очень хотелось знать, кто такие мои новые товарищи. Карманы, набитые всякой всячиной, окорок, серебряный рожок — все это казалось мне весьма подозрительным. Но я был так измучен, что усталость поборола мое беспокойство, и не успел я завернуться в одеяло, как мгновенно заснул. Бибош сказал: «Потолкуем завтра» — значит, завтра все и выяснится. Я хорошо поужинал, у меня был теплый ночлег, а день выдался такой тяжелый, что хотелось скорее о нем позабыть. И я заснул так крепко, что даже крики и смех мальчишек, шумевших в двух шагах от меня, нисколько меня не тревожили.

На следующее утро Бибош разбудил меня, иначе я проспал бы целые сутки.

— Возьми-ка это барахло и одевайся, — сказал он.

Я снял свои лохмотья и надел на себя одежду, которую он бросил мне на солому. Это были отличные брюки и теплая шерстяная куртка.

Откуда-то сверху падал слабый дневной свет, с трудом проникавший на эту глубину.

— Ну, старина, — сказал мне Бибош, пока я одевался, — я думал о тебе и вот что решил. Ты ведь мало смыслишь в нашем «ремесле», верно?

— Да, немного…

— Так я и думал, это сразу видно. Если ты начнешь работать с нами без подготовки, ты мигом засыпешься. Чтобы этого не случилось, я пристрою тебя к одному ловкому парню, и ты станешь его «крысенком».

Хотя мне было очень стыдно признаваться, что я не понимаю парижских словечек, я все-таки решил спросить Бибоша, что значит «крысенок». Раз я буду работать «крысенком», надо же мне знать, что это такое!

— Ты готов? — спросил меня Бибош, видя, что я уставился на него.

— Да.

— Прекрасно! Давай сначала позавтракаем, а потом я тебя отведу к моему приятелю.

Я пошел за ним. Жаровня уже потухла, и от вчерашнего пиршества не осталось и следа. Мы находились теперь ближе к выходу, и здесь было немного светлее; из мрака выступали каменные подпоры свода и разбросанные там и сям груды камней. Из выемки в стене Бибош достал бутылку вина, краюху хлеба и остатки окорока.

— Пожуем немного, а по-настоящему завтракать будем у твоего нового хозяина.

Тогда я набрался храбрости и спросил:

— Не смейся надо мной, Бибош, ты ведь знаешь — я не парижанин, а потому объясни мне, пожалуйста, что такое «крысенок».

Мой вопрос показался ему до того смешным, что он поперхнулся от смеха.

— Ну и дурачье живет в ваших краях! — проговорил он. — Так вот, «крысенок» — это шкет, или, другими словами, мальчик наших лет, легкий и проворный. Ты, наверно, не знаешь и того, как торговцы запирают свои лавки, когда уходят обедать?

Не понимая, какая связь может быть между тем и другим, я ответил, что действительно не знаю, как торговцы запирают свои лавки.

— Они закрывают вход низенькой перегородкой, — продолжал Бибош, передавая мне бутылку, которую он уже успел наполовину опорожнить. — К этой перегородке приделана пружина, которая соединена со звонком. Если кто-нибудь захочет войти в лавку и толкнет перегородку, звонок начинает звонить, и торговец, обедающий в задней комнате или на кухне, выходит посмотреть, кто пришел. Теперь ты понимаешь, для чего нужен «крысенок»?

— Нет, не понимаю. Может быть, он должен заменять звонок?

Бибош так расхохотался, что на этот раз от смеха чуть не задохнулся. Перестав кашлять, он первым делом дал мне подзатыльник.