Страница 47 из 87
Конечно, он обежал весь Париж, чтобы исполнить ее желания.
Небрежным жестом Файя завернулась в пеньюар. Будто остерегаясь ее, Стеллио остановился в нескольких шагах.
— Приближается гроза, — сказал он после приветствия.
— Нет, — возразила Файя. — Сегодня не будет дождя.
Лиана украдкой наблюдала за Стеллио. Он подавил вздох — тоже устал уже без конца выслушивать эти отказы, отрицания, заменившие прошлое молчание Файи.
Лиана предложила ему кресло:
— Вы, наверное, выехали рано утром и, должно быть, устали. Выпейте чаю. Он хорошо заварился, почти черный, как вы любите. Это вас взбодрит.
— Все в порядке, мадемуазель Лиана. Мне просто немного жарко. Я шел от самого вокзала в Сенлисе.
— Да, до Шармаля добраться непросто. Надо было попросить какого-нибудь крестьянина, чтобы он довез вас на повозке, или одолжить велосипед. Вы очень долго шли пешком!
— Но деревни так красивы! И весь этот край…
— Край, да. Но замок! Здесь еще многое нужно сделать.
— Неважно. Мне здесь нравится.
Лиана улыбнулась. Ее нервозность понемногу улеглась. То, что кто-то разделял ее любовь к Шармалю, только радовало. Однако в прошлом году, когда Стеллио приезжал сюда вместе с остальными, Файя его не щадила. Много раз Лиана замечала, что он готов был расплакаться от ее колких насмешек. Может, ему так нравились эти страдания, что он влюбился и в то место, где их испытал?
Файя, видимо, раздраженная тем, что говорили не о ней, оторвалась от своих стекляшек:
— Ну что, Стеллио, вы привезли мои платья? Короткую тунику из переливающейся тафты? Очень скоро она мне понадобится. Привезли?
— Она не… она не закончена. Ведь это платье для танцев, мадемуазель Файя, и…
Он упорно называл ее мадемуазель Файяили говорил просто Файя, когда ее не было. Впрочем, никто не обращался к ней мадам, тем более мадам Вентру,даже слуги. Все продолжали звать ее так, как до замужества, словно хотели подчеркнуть, что замужество, беременность и рождение ребенка не изменили ее. Она оставалась золотистой феей, странной песчинкой, которая продолжала всех очаровывать вопреки всему — войне, уродствам, крови, собственной жестокости.
— Но мне нужны платья для танцев! — возмутилась она.
— Зачем? — Стеллио удивленно посмотрел на нее.
Файя равнодушно наклонилась над своей коробкой и вынула оттуда маленькую брошку в виде крокодила:
— Думаю, это будет хорошо смотреться на моем колье.
Стеллио отпил глоток чая, затем развернул пакет с платьями:
— У меня и для мадемуазель Лианы тоже есть наряды. Правда, в швейных мастерских были забастовки, и не удалось привезти все, что хотелось бы.
Файя надула губы:
— Почему вы извиняетесь? Потому что не выполнили моих пожеланий?
Кот Нарцисс проснулся и протянул, заигрывая, свою лапу к колье. Файя его грубо оттолкнула, но он вернулся и страстно повис на полах ее одежды.
— Вы раньше таким не были, — продолжала она.
Стеллио сделал еще глоток.
— Очень трудно достать нужные ткани, — поколебавшись, ответил он.
— А Вентру?
— Не так легко в наше время достать нансук или шартрез. Вы же у меня просили даже фурлану! И потом…
— Потом что?
— Вентру теперь занят другими товарами…
— Откуда вы знаете? Если так, то он ошибается. Автомобили, платья, обувь — вот что должно занимать его в первую очередь. А румяна, вы их привезли? Румяна, карандаш для глаз, помаду?
На этот раз Стеллио смело парировал:
— Видно, что вы не умираете с голоду.
Она оторвала взгляд от своих украшений:
— А вы что, умираете? Смотрите-ка, вы похудели, правда.
— Нет, я ем достаточно… — Его голос вдруг сорвался. — Лобанов вернулся.
— Лобанов? Ну и что?
— Он был ранен. Тяжело.
— Когда?
— В феврале или марте.
— Вы знали об этом, но скрывали от нас? Ну хорошо, тем лучше, пусть приезжает. Одним мужчиной больше. Мы наконец сможем поговорить о балете…
— Он уже не тот, мадемуазель Файя.
— Ну конечно, Стеллио, мы это знаем: война изменила весь мир. Можно, тем не менее, вновь начать развлекаться, не правда ли? Думаете, теперь уже никто не занимается любовью?
Стеллио побледнел. Лиана видела, как вздулись вены у него на висках. Невозмутимая Файя добавила, обращаясь к подруге:
— …Правда, некоторые стали так невинны, и совершенно неожиданно…
Лиана повернулась к Стеллио:
— Что случилось с Лобановым?
Он закрыл глаза, постарался устроиться в тени зонта и тихо сказал:
— Я не видел его с Испании, после нашего разрыва. Ничего о нем не знал. Лобанов мне не писал. Он ведь считал, что мне не хватает смелости, а больные легкие — лишь предлог, чтобы избежать войны. Я, по его мнению, должен был пойти на фронт добровольцем. Возможно, он прав. Но я не создан для этой бойни.
Он помолчал и произнес более твердо:
— Во всяком случае, как только его ранили, он захотел меня увидеть. Сказал, что я — единственная его семья. Это вранье. У него есть семья, в России, тетки и кузены. Короче, это было на Пасху. Я нашел его в госпитале, в Париже. Ему отняли ногу, мадемуазель Лиана. Это ужасно. Он больше не сможет танцевать.
— Но все равно будет придумывать свои балеты, — заметила Файя. — Я уверена, что война никак не повлияла на его прекрасное воображение. Кстати, теперь могу сказать: он никогда не был хорошим танцовщиком. Нижинский его превосходил, и намного. Масин тоже.
Стеллио откинулся в кресле. Каждая фраза Файи, казалось, его ранила.
— Как он с этим справился? — спросила Лиана.
— Конечно, жуткие вспышки ярости. И во всем он обвиняет меня, даже в русской революции. Целыми днями рвет и мечет, ругает Дягилева, весь мир. Его успокаивают только дух и .
— Дух и ? Надо же! — удивилась Файя.
Стеллио не сдержался и обхватил голову руками.
— Это ад! — Сразу пожалев о последнем слове, он вскочил, взял трость и шляпу: — Извините! Я вас покидаю. Вот почему, мадемуазель Файя, я запоздал с платьями. Остальные будут через восемь дней. Я с кем-нибудь пришлю.
Он наклонился, чтобы поцеловать руку. Ему отказали:
— Нет. Оставайтесь!
И Стеллио, конечно, остался. Он снова сел, рассматривая Нарцисса. Тот прыгнул на колени к хозяйке и, путаясь в кружевах, зарылся в свое убежище.
Файя взяла кисть, обмакнула ее в коричневый клей и очень осторожно приклеила крокодила к своему колье.
— Вот, закончено. Теперь подождем, пока высохнет.
Это было невыносимо: она была тут, совсем рядом, но в то же время такая далекая — в мыслях об украшениях, о платьях для танца.
Чтобы избежать неловкости, Стеллио произнес:
— Изящное колье. Немного безумно, но красиво.
Файя расхохоталась, схватила со стола коробочку из белого нефрита, вынула оттуда сигареты:
— Лиане не нравится. Она не переносит табак. Она не любит все хорошее. А вы?
Он принял сигарету.
— Ну что ж, Стеллио, поговорим немного о Довиле. Вы ведь туда приедете, не правда ли, вместе с Лобановым? Эта поездка даст вам обоим новые идеи, разбудит воображение. А где мои журналы? «Фемина» вновь появилась! У вас есть последние номера?
Стеллио вынул стопку из пакета, и Файя стала перелистывать страницы.
— Глядите, Музидора. Какой забавный кошачий вид. Она снимается в кино. — Ее рот вдруг искривился от зависти. Она отложила журнал и взяла газеты: — Все одно и то же: война, война. Однако места, где идут сражения, так красиво называются: замок Вздоха, балка Красивой церкви… Ох, опять эти ужасы, которые рассказывают о женщинах!
— Они работают, мадемуазель Файя. Даже на железной дороге, смазывают локомотивы.
— Нельзя так пользоваться самоотверженностью. Какие лицемеры! Осудили женщину, обманувшую своего мужа-калеку! Все говорят только о Жанне д’Арк!
— Ты неправа, Файя, — вмешалась Лиана, — не надо преувеличивать.
— Это так! Ты выйдешь замуж за слепого солдата из-за своего патриотизма, как вот эта, в газете! Они даже обвинили Мату Хари! За… за шпионаж.