Желания

Глава 20

Приглашение в резиденцию папского нунция было прислано Беренисе сурового вида церковным служителем прямо в ее гримерку в «Нефталисе». Концерт был назначен на воскресенье — выходной день танцовщицы. Влюбленные, счастливые редкой возможностью остаться наедине, предоставили Тренди идти на концерт в одиночестве. Весь день шел снег, но вечером небо прояснилось и стало удивительно чистым и прозрачным, усыпанное яркими звездами на фоне бесконечной черноты, леденившей душу больше, чем экстравагантные создания, наполнявшие подвалы и висячие сады. Подморозило. Тренди никогда не видел резиденции или, скорее, дворца, как его условно называли после назначения Барберини. Вот уже много лет кардиналу приписывали мрачные замыслы или, по меньшей мере, макиавеллиевский характер. Выходец из флорентийской семьи, утратившей свое влияние среди князей церкви, он, как поговаривали, мечтал вернуть ей былую славу, а точнее, стать самым молодым понтификом. Кардинал был назначен на должность нунция вопреки всем правилам: учитывая его ранг в ватиканской иерархии, эта должность была не слишком завидной. Когда Барберини прибыл в Париж, предполагалось, что Ватикан возложит на него некую тайную дипломатическую миссию, в которой был сведущ лишь он один. По-видимому, он согласился, рассчитывая, что результат миссии обеспечит его будущее восхождение на престол святого Петра. Папа чувствовал себя плохо. Уже много недель он не показывался на публике, поговаривали даже, что он умирает. Предсказание Малахия гласило, что перед концом мира на престол взойдет новый папа; пророк также предсказал, что он будет иудейской крови. В генеалогическом древе флорентийской семьи только что как раз обнаружилась отдаленная родственница-иудейка. Этого было достаточно, чтобы в кардинале видели теперь единственно возможного хозяина Ватикана. Действительно, его дипломатические таланты были вне всяких похвал. Он прославился благодаря договорам, заключенным с атеистическими режимами, и ему неоднократно удавалось восстанавливать отвергнутую религию. О Барберини начали слагать легенды. Рассказывали, что в двадцать лет он свел дружбу с официальным префектом церковных архивов, человеком столь же молчаливым, сколь и отягченным годами. Барберини помогал ему классифицировать самые секретные документы, хранившиеся в несгораемых сейфах Ватикана. Позднее распространились слухи, что именно Барберини явился причиной преждевременной смерти папы. Хотя некоторые предпочитали видеть в этом руку его заклятого врага, генерала ордена иезуитов. Возможно, они ошибались, однако история все-таки приняла последнюю версию.

Но все это были только слухи. Зато не было никаких сомнений, что этот весьма бодрый в свои шестьдесят лет человек является превосходным знатоком ватиканского искусства интриг и тайных заговоров. В последнее время волнение вокруг Барберини усилилось, так как из просочившихся конфиденциальных источников и несмотря на слухи о конце света папский престол предполагал собрать церковный собор. Речь шла о том, чтобы для защиты возросшего интереса ко всем религиям и особенно к Римско-католической церкви вернуть в лоно официальной церкви быстро размножившиеся в последние годы секты и разделить новоявленных пророков на тех, кто возвещает правду, и тех, кто говорит заведомую ложь, иными словами, отделить зерна от плевел. Эта непосильная задача, как поговаривали, и была доверена кардиналу. В связи с этим он приобретал значимость руководителя государства. Однако у человека всегда найдутся слабости. Помимо политических дарований, у Барберини был особый талант, несомненно, унаследованный от родной Флоренции: любовь к искусствам, даже к авангардным. В конце концов, в эксцентричности уличить его было трудно. Он сдерживал ее в духовных рамках, питая страсть к астрономии — некоторые говорили, к астрологии — и коллекционируя телескопы, иногда вглядываясь (очень недолго) в ночное небо и время от времени устраивая концерты. Его вечера стали столь знаменитыми, что особняк, в котором они проводились (в прошлом веке он принадлежал русской княгине), называли не иначе как посольством Барберини. При этом сознательно не вспоминали о его настоящем месте жительства, совершенно неприметном, где он плел день за днем свои искусные интриги, а приписывали ему только этот маленький дворец, называя его не иначе как резиденцией нунция. Кардинал решил идти в ногу с модой и по общему совету переименовал дворец в резиденцию.

Надо признать, особняк действительно впечатлял. Это было круглое здание в итальянском стиле с высокими окнами, террасой и круговой колоннадой. Гладкий мрамор и закругленные формы придавали ему некое спокойствие, ту нереальность, что встречается иногда в зданиях старинных южных городов. Предполагали, что Барберини, купивший его почти сразу после приезда, хотел воспроизвести здесь, среди тенистого соснового парка, подобие своей прекрасной родины. Даже в этот вечер, когда розовый мрамор широкой лестницы покрылся снежной коростой, хрустевшей и ломавшейся под ногами, резиденция нунция казалась явившейся из теплой средиземноморской зимы. Так же, как на «Дезираде», у подножия круглой террасы выстроились огромные лимузины, и, как и там, Тренди был, видимо, единственным, кто пришел пешком. Особняк был залит светом. Закутанные в меха женщины вступали в двери с почтительностью, с которой обычно вступают в церковь, а в холле среди пальм их с обычной степенностью принимали сановники в шуршащих шелках — ношение сутан было введено вновь. Дворец, казалось, излучал тепло. Здесь, на опушке леса, все уже отдыхало от городского напряжения, все дышало спокойствием, стариной и елейностью.

Карточка с золотым тиснением герба кардинала предоставляла Тренди великолепное место в третьем ряду. Один из многочисленных святых отцов, служивший у Барберини интендантом, проводил Тренди в партер, полный знаменитостей. В зале он заметил ясновидящую и Альфаса, которых видел на «Дезираде». На этот раз меланхолия красивого чернокожего архитектора его не удивила. Тренди не удивился бы также, если бы где-нибудь — за оранжереями и пальмами в круглом вестибюле — появилась величественная фигура Командора.

Некоторое время он высматривал его. Многие приглашенные опоздали, и Тренди наблюдал, как они рассаживались по своим местам. В основном все зрители были одеты так же нелепо, как и люди на улицах и в увеселительных заведениях: в облегающих туалетах кожи, бархата, черных кружев, темных мехов, с каскадами серебряных украшений. Одна женщина явилась в парике, в который посадила ночную птицу. Тренди тоже оделся в черное, но не потому, что теперь так было принято. Не пытаясь контролировать себя, он не переставая теребил шелковый шарф, чем выдавал свое волнение. Он знал, что уже слишком поздно, но теперь у него не было желания бежать, как на «Дезираде». Отступать некуда. Он пойдет до конца. И выбора нет. Он найдет то, что станет для него важнейшим. Что-то или кого-то.

В первом ряду два места оставались свободными. Свет постепенно угасал. Возбужденная болтовня, всегда предшествующая концерту, стихла, и в зале воцарилась тишина. Вопреки обыкновению, никто даже не кашлял. Тренди догадался — почему. В двух словах Берениса рассказала ему о болезни. Каждый сдерживал першение в горле, вот чем объяснялась эта необычная тишина. Но, вероятно, многие подумали о том же, о чем подумал Тренди, как и он, инстинктивно прижав руку к горлу.

Нетерпение нарастало, как вдруг послышался легкий шум. Все повернулись ко входу и увидели Констанцию фон Крузенбург, надменную и суровую, как обычно. Она явилась в сопровождении кардинала, и в теплом воздухе моментально распространился запах ее духов.

Крузенбург заняла место в первом ряду. Прическа у нее теперь была другая, и аромат духов, похоже, изменился. Волосы стали длиннее и как будто серее. Она покрыла их тонкой сеткой. Тренди был потрясен, но чем, он не мог объяснить. Может, в глубине души, он связывал Крузенбург с Анной, с воспоминанием о последнем вечере? Однако, как и Анна, эта женщина была далека, далека и почти незнакома… Но для Тренди существовал только ее аромат, этот аромат и был Констанцией.