Желания

Тренди начал осматривать свое жилище — свой этаж, как сказала девчонка, — и постепенно ощутил его странное очарование. Он словно парил в воздухе. Тренди уже испытал подобное ощущение, когда обнаружил «Светозарную» за деревьями соседней виллы. Тогда его ввели в заблуждение полуденные лучи солнца, отражавшиеся, как ему показалось, от застекленной веранды, устроенной на крыше здания и открытой всем ветрам. В действительности, все дело было в огромных, близко расположенных друг к другу окнах, защищенных от непогоды двойными рамами и тяжелыми ставнями. Изнутри иллюзия парения в воздухе сохранялась. Тренди и не заметил, как пролетел день. Пока он расставлял свои папки и распаковывал скелеты, в его голове родилась мысль: этот дом был построен мечтателями и для мечтателей. Тренди не сможет здесь жить, потому что он не мечтатель. Во всяком случае, он не имеет на это права. У него всего шесть месяцев, сказал Дрогон. И Тренди вновь принялся за свои записи.

Стемнело. Тренди включил свет и вдруг почувствовал, что устал от переезда. К тому же ему захотелось есть. Он переоделся, привел в порядок длинные черные волосы, набросил на шею шарф и, собравшись с мужеством, спустился на первый этаж. Мысль увидеть мадам Ван Браак была ему приятна; но он охотно отдал бы любой из своих скелетов, лишь бы никогда не встречаться с ее дочерью.

Его хозяйка была в гостиной. Он увидел ее со спины склонившуюся перед камином, чтобы разжечь огонь. Внезапно Тренди осознал, что совершенно не замечает окружающих его вещей, готовых раскрыть ему все свои тайны. Он видел одну лишь Рут, ее стройную фигуру. Уложенные в пучок волосы приняли в полутьме медный оттенок. Тишину нарушало только потрескивание поленьев. Тренди боялся испугать женщину, но не знал, как дать о себе знать. Затруднительное положение разрешилось само собой. Она, должно быть, слышала, как он вошел, потому что повернулась и обратилась к нему тем же насмешливым тоном, что и во время их первой встречи:

— Вы видели мою дочь. Не удивляйтесь. Она очень странная.

Можно было подумать, она знает об их разговоре и о том, как оригинально закончила его Юдит. Тренди начал понимать, почему Дрогон послал его сюда: на «Светозарной» время словно не существовало. Или, по крайней мере, часы здесь текли так медленно, что он мог спокойно все обдумать.

— Юдит капризна, — продолжала Рут, — особенно с мужчинами. Я хорошо ее знаю. Теперь вы не скоро ее увидите. Вы получите свое спокойствие, как было договорено с доктором.

Рут называла Дрогона доктором — видимо, давно его знала.

— Разумеется, — только и смог он сказать.

Она догадалась о его стеснении, поскольку добавила:

— У моей дочери была нелегкая жизнь.

Рут сказала «у моей дочери», но создавалось впечатление, что она говорит о самой себе.

— Она родилась в море, — продолжала Рут. — Это большая редкость в наши дни. Девочки, рожденные в море, как правило, очень импульсивны.

Ее глаза искрились — судя по всему, сама Рут не верила в это суеверие. Она предложила Тренди сесть и выпить бокал портвейна. Портвейн был старый, выдержанный, кожаная обивка кресла под рукой — старинной и мягкой. Тренди утопал в блаженстве. Он забыл, зачем приехал, забыл даже о пощечине, которую ему отвесила девчонка. Рут сидела напротив и пила так же, как и он, маленькими глотками, не произнося ни слова. Он едва решался на нее смотреть. Вдова, как сказал Дрогон; а теперь Тренди вспомнил, что он еще добавил: «Женщина из другого времени». В тот момент это определение показалось ему странным. Теперь он осознал всю его важность: хотя мадам Ван Браак была еще красива и молода, она отличалась от остальных женщин. Это трудно было объяснить, но казалось, какая-то ее часть живет в прошлом, думая о другом времени.

Поскольку Тренди не решался заговорить, он принялся осматривать комнату. Его взгляд привлекла библиотека. Рут воспользовалась этим, чтобы возобновить разговор.

— Мне нравится переплетать книги, — сказала она. — У меня есть несколько клиентов, некоторые приезжают издалека, чаще всего летом, во время отпусков. Разумеется, они нам не мешают. Юдит хочет возобновить в Париже уроки живописи. Только бы она не передумала…

Мгновение она колебалась.

— К счастью, у нас есть наследство. — Рут обвела рукой комнату. — И вы, наш пансионер! — добавила она со смехом.

Тренди тоже улыбнулся. Его хозяйка была такой старомодной и милой, что он совершенно расслабился. Он и вправду чувствовал себя хорошо в обществе этой женщины. И ее дом был словно живой, он жил своей жизнью. Ветер, игравший занавесками, вдруг пригнул пламя в камине.

— Ветер, — сказала Рут. — Такое часто бывает в это время. Я сейчас…

Она не закончила фразу и направилась к выходу, чтобы закрыть ставни. Ее движения были скупы и отличались ритуальной строгостью. Когда она проходила под лампой, на ее лицо упал свет, и Тренди отметил, что теперь оно стало абсолютно непроницаемым.

— Могу я вам помочь? — спросил Тренди и собрался пойти за ней.

— Нет. Сегодня вечером вы слишком устали.

Он не послушался. Рут останавливающим жестом взяла его за запястье. Ее кожа была упругой и очень нежной.

— Но обещайте, что завтра…

— Да, завтра непременно. И все другие вечера — тем хуже для вас!

Рут вновь рассмеялась, уже снаружи с силой отдирая от стен дома тяжелые створки белых жалюзи.

Потом она отправилась хлопотать на кухню. Тренди вновь предложил свою помощь, ему вторично вежливо отказали. Оставшись в одиночестве, он начал прохаживаться из гостиной в вестибюль и дальше в столовую. Так же как и наверху, здесь были очень большие окна. Теперь, когда Рут закрыла ставни и изнутри завесила стекла двойными шторами из чинца, Тренди изменил мнение о доме: он походил на корабль, хотя комнаты были просторными, а убранство виллы никоим образом не напоминало убранство какой-нибудь яхты. Здесь были обычные для дома шкафы, кофры, кресла, посуда, картины. Ощущение Тренди было смутным, просто ему вдруг показалось, что он очутился на корабле, потрепанном многочисленными бурями и рифами, плывущем от архипелага к архипелагу, чтобы когда-нибудь достигнуть земли, но все не находящем пристанища. Даже встав на якорь в уютной гавани, он все равно будет стремиться в море. Картина, висевшая над камином в гостиной, привлекла внимание Тренди. Он удивился, как мог не заметить ее раньше. На картине был изображен корабль, атакуемый гигантским спрутом. Щупальца чудовища обвились вокруг мачт, корабль накренился и вот-вот мог опрокинуться. Это было великолепное полотно в примитивном жанре и, вероятно, старинное. На позолоченной раме было написано современными буквами, не вязавшимися с самой картиной: «Счастлив прибывший в порт». Буквы были выведены тщательно. Глядя на эту надпись, становилось понятным, что прославлявший счастье прибытия в порт неоднократно сам испытывал это чувство.

Обнаружить автора надписи не составило труда. На соседней стене, рядом с библиотекой висел портрет капитана. Его сходство с Рут было пугающим. Но это была именно Рут в образе печального мужчины, Рут без улыбки, Рут, состарившаяся от бессонных ночей. Ее отец или дядя, во всяком случае, близкий родственник. Позади него художник изобразил план Амстердама, и Тренди, пораженный мучительным выражением лица капитана, не мог удержаться от сравнения концентрических каналов города с семью кругами ада.

Ветер усилился. Тренди теперь различал шум волн, разбивающихся об утесы. Хотя, возможно, это была только иллюзия. Он все еще ничего не знал о «Светозарной», он прислушивался к ее шумам, к ее тайным запахам, то вздрагивая от потрескивания дров и отблесков огня на мебели, то принюхиваясь к свежему запаху воска. Он рассматривал голубой и белый фарфор в посудном шкафу, телескоп, старинную астролябию. Все здесь дышало стариной и роскошью. Внезапно Тренди пришла в голову мысль: этот дом не имел корней, вот почему он подумал о корабле. Или же его корни были не отсюда, а из Голландии, на что указывали изразцы из Дельфта, украшавшие вход, и фламандские кресла, стоявшие между окнами.