Желания

Затем завязалась обычная салонная болтовня, и все затолкались возле буфета, где предлагали дичь. Тренди вновь направился к двери, которую продолжал подпирать погруженный в свои мысли чернокожий архитектор. Тренди не решился ему мешать. Он растерялся как никогда, и ему смертельно захотелось оказаться подальше отсюда. Он почувствовал себя загнанным в ловушку и еще долго переживал бы по этому поводу, если бы внезапно на его плечо не опустилась чья-то рука.

— Пойдемте со мной, — произнес глухой голос. — Этот дом довольно любопытен, не правда ли? И в нем живут.

Это был мужчина, принесший приглашение Рут. Сириус сопроводил свои слова несколько вымученной улыбкой, он повлек Тренди в угол зала, где уселся в кресло возле высокого столика под большим зеркалом во флорентийском стиле — это уже напоминало на «Дезираде» какую-то манию. Тренди украдкой поискал в зеркале свое отражение, чтобы поправить волосы, слипшиеся от пота.

— Будьте осторожны, — предупредил Сириус.

Тренди, ничего не понимая, взглянул на него и вернулся к зеркалу, слегка помутневшему от времени. Сквозь сероватый налет он увидел лишь отражение декорации, опрокинутые колонны Парижской оперы и ее ложные перспективы, заканчивавшиеся дверью, за которой исчез золотой отблеск волос Крузенбург.

Сириус коротко хохотнул.

— Это зеркало судьбы, — сказал он. — Не смотритесь в него, вы не увидите себя. Вернее, увидите там свое будущее. Часто это бывает приятно.

Тренди попытался ускользнуть:

— Я не могу сегодня остаться надолго. У меня обязательства, которые…

— Вы боитесь? Как это глупо. Вы ничего не увидите в этом зеркале. Чтобы увидеть в нем будущее, нужно всей душой отдаться алхимии. А алхимия в этом низменном мире… Но пойдемте же. Я хочу представить вас кое-кому из наших гостей.

Сириус встал и вцепился Тренди в руку. Тренди не ожидал, что столь незначительный жест окажется таким властным. Побег теперь стал невозможен. Сириус был высоким и хрупким и, казалось, без возраста, и тем не менее он излучал опасность. Часто бывая на ночных улицах, Тренди отлично знал это ощущение инстинктивной, почти животной опасности; почти каждую неделю кого-нибудь резали бритвой, ножом, убивали из револьвера из-за красотки кабаре или нескольких граммов несущего забвение порошка. Неустрашимый, а может, просто неосмотрительный, Тренди всегда выходил из этих передряг невредимым, чаще всего спасаясь бегством, а два или три раза — ценой нескольких шрамов. И вот теперь, вместо того чтобы как можно быстрее убраться, он позволил этому хромому повести себя, словно собачку на поводке… Тренди снова поискал глазами Рут и Корнелла, но те затерялись среди гостей. Все толпились вокруг буфета — и местные дворянчики, и знаменитости. Сириус представил Тренди каждому гостю. Тренди вежливо, но молча приветствовал всех — сдавленных корсетами юных девушек, затянутых в кожу парней, удрученного больше обычного Дракена, актера, переодетого махараджей, двух эрцгерцогинь, о которых уже слышал от матери, ближневосточного миллиардера и даже короля острова Борнео, только что изгнанного оттуда после государственного переворота и постоянно жаловавшегося на трудные времена. Аврора Миллениум вместе с Барберини, охотно подхватывавшим каждое ее пророчество, вела с экс-королем душеспасительную беседу.

— Жарко, — сказал Сириус и предложил Тренди большой бокал с каким-то напитком. — Не хотите чего-нибудь съесть?

— Я не люблю дичь.

— Вы не правы. Сегодня вечером, в соответствии с музыкой и платьями дам, подают только черное мясо: косулю, оленя, кабана. Дичь изысканна. Впрочем, как хотите.

Сириус снова уселся в кресло рядом с большим камином, в котором потрескивали дрова. Пламя горело ровно, с зелеными отблесками, как и в десятках канделябров, освещавших зал. Сириус сделал Тренди знак сесть напротив.

— Как здесь хорошо… Садитесь. Не будем больше ни о чем говорить, просто насладимся теплом огня.

Он откинул голову на бархатную спинку и закрыл глаза. Тренди же не переставал думать о том, как бы улизнуть, напрасно высматривая среди гостей Рут и Корнелла. Наконец он смирился и сел в предложенное кресло. Перерыв затянулся. Совсем рядом с камином высилась громадная статуя из обсидиана — гигант с дубиной, возможно, какое-то божество из Месопотамии или Азии; Тренди удивился, как это он до сих пор не замечал статую. Фигура была покрыта капельками воды, словно атлет напрягся. Разумеется, это был всего лишь эффект конденсации в душной комнате, но Тренди не мог отделаться от мысли, что статуя дышит. Сидевший напротив Сириус не дремал. Полузакрыв глаза, он, казалось, уставился в некую невидимую точку, в которой был заключен одному ему известный тайный мир. Огонь загудел, и это встревожило Тренди. Был один странный факт: этот огонь отличался по своей природе от других огней, огня Рут, например; никто его не раздувал, а он вдруг разгорелся с новой силой.

Вокруг Тренди стоял гул голоса. Одна группа говорила на повышенных тонах. Тренди прислушался. К своему огромному изумлению он узнал Анну Лувуа. Это был один из тех светских обменов мнениями, который услышишь в любом салоне, но Анна, похоже, злилась.

— …Вы ошибаетесь, — убеждала она Корнелла. — Вы, конечно, известный профессор, но, как и мы все, способны бояться. Вспомните последний дождь из падающих звезд шесть месяцев назад. С того дня никто в мире, говорю вам, никто больше не видел ни одну из этих звезд. Словно небо стало мертвым.

— Как вы можете повторять эти глупости? — упрекал ее Корнелл. — Оставьте их тем, чьей профессией является фабрикация новостей. Вряд ли они проводят свои ночи, считая звезды. А вы тем более, Анна.

— Шесть месяцев назад звезды пролились дождем. Последним дождем, возвещающим конец света.

— Да кто вам сказал эту чушь? Какой-то астролог? Год назад ни о чем таком и не думали. Все эти глупости раскопали в старых средневековых рукописях, среди сотен других бредней. И вдруг разом, неизвестно почему, их вдруг вытаскивают на свет. Вероятно, чтобы скрыть что-то другое. Другие бедствия, настоящие. Поверьте мне, Анна, перед тысячным годом тоже говорили…

Но Анна его не слушала. Беспрестанно поправляя волосы, она твердила свое. Повторяла обычные предположения светских журналов и бульварных газет, но говорила об этом с такой экзальтацией, что можно было подумать, будто она предсказательница. Она все больше распалялась, ее лицо сияло дикой красотой, напоминая женщин времен заката Римской империи, изображавшихся на фресках в пурпуре и злате. Корнелл попытался ее успокоить:

— Да, знаю. Больше чем пророчество. Начало конца, великое ниспровержение вещей, всадники Апокалипсиса, несущие голод и чуму, небо, которое свернется, словно скатанная рукопись… За две тысячи лет нам прожужжали об этом все уши!

На сей раз Анна не ответила. К ней приблизился Барберини и нежно провел рукой по волосам. Она немного растерялась и улыбнулась.

— Остановитесь, — обратился к ним кардинал. — Если вы все-таки обнародуете эти пророчества святого Малахия по поводу пап, мне придется устроить вам конец света без подготовки. А вы понимаете, дорогое дитя, что операция подобного размаха без подготовки невозможна…

Анна расхохоталась и пожала протянутую Барберини руку. Рут затерялась в толпе. Корнелл отыскал ее взглядом и собрался присоединиться к ней, но передумал, развернулся и бросил Анне последнее замечание:

— А дьявол? Как вы поступите с дьяволом?

— Дьявол подобен Богу, — ответила она, не колеблясь. — А боги недоступны.

Она сильно стиснула руку кардинала. Корнелл, должно быть, почувствовал себя смешным и не нашелся, что ответить.

И в этот момент они услышали приятный голос, воскликнувший:

— Нет, мадам, вы ошибаетесь или невнимательно читали Священное Писание! Дьявол всегда был ошибкой.

— И какой же? — спросила Анна.

При одном звуке этого голоса она перестала улыбаться.

— В лучшем случае, дьявол нуждается в людях. А в худшем…

— В худшем… — повторила Анна.