Американец

Видимо, некогда там была на редкость впечатляющая лужайка — хорошо и с явным вкусом ухоженная, с очаровательными спусками, живописными площадками… Но вот уже много лет траву никто не подстригал, за каменной кладкой никто не следил, поэтому разрушительный эффект был налицо. Смотреть на все это запустение было просто больно и по-своему даже обидно.

Элеонора снимала маленькую комнатку у хозяйки дома — некой синьоры Фраскати, худющей пожилой женщины лет семидесяти и ростом чуть ли не с Палмера. Обычно летом она сдавала несколько своих комнат приезжим туристам, но в это время года кроме нее и Элеоноры с пятилетней дочкой здесь больше никого не было.

Все это Вудсу пришлось узнать, пока он, переминаясь с ноги на ногу, стоял в глубине двора, держа Таню за руку и молча глядя на Элеонору, которая со всех ног выбежала из дома, едва услышав крики своей маленькой дочери: «Папа!.. Папа?»

Они представляли собой довольно странную картину, все четверо во главе с синьорой Фраскати, которая тоже выскочила из дома и теперь, не давая никому и рта раскрыть, непрерывно тараторила что-то на ломанном и далеко не всегда понятном английском. Палмер не отрывал взгляда от Элеоноры, которая, казалось, была не в состоянии произнести ни слова. Она полностью убрала волосы со своего высокого лба и выглядела совсем иначе, чем раньше, но… но не столько из-за изменений в ее внешнем виде, сколько из-за новой и какой-то непривычной манеры держаться.

Впрочем, Палмеру было трудно сколь-либо точно определить, что именно в ней так изменилось. Первое, что бросалось в глаза, это ее ошеломленный, бегающий взгляд — она смотрела на него секунду-другую, отводила глаза, затем тут же снова оглядывала его и снова отводила взгляд куда-то в сторону. У него вдруг мелькнула в голове сумасбродная мысль: а что если ее мучит какая-то глубокая внутренняя рана, о которой он даже не догадывается? Может, именно этим и объясняется такое странное выражение лица, непрерывно шевелящиеся губы и непонятное молчание. Будто она вдруг онемела. Но почему?

Почувствовав, как девочка настойчиво пытается освободиться от него, Палмер отпустил ее руку. Таня тут же подбежала к маме и зарылась лицом в складки ее платья. А синьора Фраскати даже и не думала умолкать, продолжая с неиссякаемым энтузиазмом рассказывать все последние новости: о погоде, о туристах, аренде и плате за нее, о своих двух козочках и прочих, с ее точки зрения, наиболее интересных событиях.

— Благодарю вас, — вежливо перебил ее Вудс, надеясь, что его слова будут восприняты как просьба оставить их одних. И для большей надежности добавил: — Простите, но нам надо поговорить.

— Si, si. Bene.[92] — Старуха одарила его осуждающим взглядом, повернулась и, не оглядываясь, ушла в дом.

— С тобой все в порядке? — быстро спросил Палмер, как только синьора Фраскати скрылась из вида.

— Как ты нас нашел? — Не поднимая глаз, спросила она.

— Вас? Нет, сначала я нашел фотографию в книжке.

Она медленно подняла взгляд на его лицо.

— Что?.. Где?..

— В твоей квартире.

— В Париже? На Монмартре? Значит, ты был на Монмартре?

— Разве ты не возвра… — Палмер оборвал себя на полуслове. — Значит, ты не была в Париже?

Элеонора покачала головой.

— Нет, я приехала сюда прямо из Трира на автобусе. В понедельник. — Она положила руку на голову дочери, которая все еще прижималась к ее ногам. — Все хорошо, Liebchen,[93] хорошо, не бойся. — И снова перевела взгляд на Палмера. — Ты напугал ее. Всю прошлую неделю Дитер был с ней очень груб. Ей показалось, что ты… Зачем ты приехал сюда? Зачем?!

В ее голосе прозвучало столько искренней боли и душевных страданий, что ему сразу же стало ясно — теплая встреча его здесь не ждет.

— Ты ведь убежала из Трира, так ведь?

— Да.

— Потому что я собирался туда вернуться?

— Да.

— Значит, ты сделала все это только для того, чтобы избежать встречи со мной?

Она молча кивнула. Палмер на секунду прикрыл глаза. Он был готов ко многому, но на такое никак не рассчитывал. В наступившей темноте до него вдруг донесся звук автомобильного мотора, скорее всего, судя по его металлическому клацанью, какого-то «фольксвагена». Он медленно открыл глаза.

— Нам пора ехать, собирайся. Но сначала мне надо знать, почему ты так старательно от меня пряталась!

Элеонора снова покачала головой. Маленькая девчушка уже перестала прятать свое лицо в складках маминой юбки и теперь внимательно рассматривала взрослых. Видимо, пытаясь догадаться, что последует дальше. «Неужели девочка, как и мама, знает несколько языков?» — невольно подумал Палмер.

— И все-таки мне надо, поверь, очень надо об этом знать! — настойчиво повторил он. — Когда мне не удалось тебя найти, то… — Вудс взглянул на ее лоб, и перед его глазами тут же предстал высокий лоб ее мертвого отца. — Что стало с… Почему ты убежала и решила от меня скрыться?

— Я знала, что рано или поздно ты сам все узнаешь… Насчет Дитера… Ты ведь узнал, так ведь?

Палмер медленно кивнул.

— Узнал, конечно, но это не имеет значения.

— Да нет, имеет. — Она кончиками пальцев коснулась лацкана его пиджака. Это был их первый реальный, физический контакт друг с другом за все последнее время. — Говоришь, не имеет значения? Сейчас, возможно, и не имеет. Но рано или поздно либо ты сам докопаешься до всего остального, либо я расскажу тебе обо всем. Так что это в любом случае будет иметь большое значение! Знаешь, тебе не следовало меня искать. Надо было попросту забыть обо мне. Будто меня никогда и не было.

— Нам пора ехать, иди собирайся, — повторил Палмер, покачав головой.

— Нам?

— Да, тебе, мне и твоей девочке. У вас много вещей?

— Нет, всего одна дорожная сумка. Та самая, которую я тогда привезла во Франкфурт из Парижа. — Она замолчала, но, несмотря на слезы, заполнившие ее глаза, не заплакала. — Ну а что сказали тебе мои родители? Ведь именно это помогло тебе узнать, что мы здесь, в Азоло, так ведь? Хотя я заставила их поклясться, что они никому об этом не скажут.

— Никому, — опустив глаза, механически повторил Палмер.

— Особенно тебе!

Значит, именно это клятвенное обещание и стало причиной их смерти. Ужасной смерти! Кто-то выслеживал Палмера, следя за девушкой. А когда им не удалось вырвать нужную информацию у ее престарелых родителей, они попросту «устранили» их как ненужных свидетелей. Но свидетелей, интересно, чего?

— Иди, пожалуйста, собери свою сумку, а я подгоню «фиат» поближе. В Местре нас ждет частный самолет. Думаю, за час-другой мы сможем туда добраться.

— Но почему такая спешка?

— Потому что за мной тоже гонятся. Кому-то я вдруг стал очень и очень нужен. Хотя к Дитеру это не имеет ни малейшего отношения. С этим вопрос, как говорят, закрыт. — Он остановился, бросил внимательный взгляд на ее встревоженное лицо. Что ж, пока никакой реакции. И то хорошо, посмотрим, что будет дальше. Когда ему придется поведать ей куда более ужасные вести.

— Тут дело совсем в другом. Полагаю, это связано с Нью-Йорком, с чем-то оттуда, из Штатов…

— Ты хочешь сказать, они охотятся не на меня или Таню?

Ее вопрос прозвучал несколько двусмысленно. Она что, пытается отделить себя от него?

— Ты им нужна только для того, чтобы выйти на меня. — Он помолчал, задумчиво покачав головой. — Да, как бы этот след не привел их и сюда…

— Боже мой! — Она в замешательстве огляделась вокруг, увидела повернутое к ней милое личико дочери. — Нет, лучше бы ты меня не искал! Лучше бы ты забыл о моем существовании! Поверь, так было бы намного лучше и для меня, и для тебя самого!

— Откуда мне было об этом знать? Или хотя бы догадываться… Мне казалось, ты по-прежнему любишь меня.

Их взгляды снова пересеклись, и на этот раз она своего не отвела. Он попытался прочитать ее мысли, но, похоже, утратил эту способность. Во всяком случае, в отношении любимой девушки. Увы, у него имелось слишком много секретов от нее, и это неизбежно проявлялось на его лице. Элеонора же, в свою очередь, прекрасно чувствовала все это, о чем безошибочно говорило выражение ее лица. Просто они больше не доверяли друг другу и, значит, друг друга боялись. Причем каждый по-своему.

92

Да-да. Хорошо (итал.).

93

Милая (нем.).