Риальто Великолепный

— Как пожелаешь.

Когда с этим делом, к полному удовлетворению Риальто, было покончено, он высказал Шерлу новую просьбу:

— А теперь прикажи бесенятам раз и навсегда, чтобы не смели больше докучать мне своими глупостями.

— Верно. Мы же не хотим, чтобы Дулка ответил нам тем же.

— После дашь бесенятам свободу и отправишь на все четыре стороны — при условии, чтобы никогда больше не служили Дуле.

— Поистине великодушный поступок! — восхитился сандестин. — Сие распоряжение, случаем, не распространяется и на меня тоже?

— Ошерл, не сбивай меня. Мне нужно расспросить Дудку, несмотря на то что у него сейчас другие заботы. — Риальто вновь обернулся к взбудораженному возчику и заговорил с ним на языке деревни: — Теперь ты понял, что бывает с теми, кто нарушает слово. Скажи спасибо, что я человек, в общем и целом, гуманный. Итак, продолжим разговор?

— До чего же ты вспыльчивый! — мрачно буркнул Дулка. — Я ведь не хотел ничего дурного! Что еще тебе рассказать?

— Вы тщательно обыскивали развалины?

— Развалины нас не интересуют, разве что как источник алебастровых яиц, которые необыкновенно вкусны.

— Понятно. И сколько же яиц вы уже сожрали?

— За все время их число составило пять тысяч шестьсот сорок одно. Осталось немного.

— Немного? — переспросил Риальто. — Если только ты не обсчитался, в золотой век войдет всего один совершенный. Всех остальных вы слопали.

Дулка на миг позабыл про свои многострадальные ягодицы и нос.

— Всего один? Это печальная новость. Нашим пирам конец!

— А что случилось с казной? — поинтересовался Риальто. — Вы забрали из сокровищниц города драгоценные камни и кристаллы?

— Да, забрали. Мы любим изящные вещицы, особенно красные, розовые и желтые камешки. Синие и зеленые приносят неудачу, поэтому мы используем их для развлечения.

— Как это?

— Привязываем их к хвостам богадилов, урсиальных скакунов или даже манков, что вызывает у тех беспокойство и стыд и заставляет сломя голову нестись через лес.

— Гм. А не припоминаешь ли ты блестящий голубой кристалл в форме призмы, вот такой? Не попадалось ли что-либо подобное тебе на глаза?

Дулка сокрушенно ощупал свой выдающийся нос.

— Пожалуй, я припоминаю что-то в этом роде. Было, и совсем недавно.

— Что, нос в самом деле доставляет тебе такие страдания? — участливо спросил Риальто.

— О, невыносимые, невыносимые страдания!

— А ягодицы?

— Они причиняют нестерпимую боль!

— Когда ты принесешь мне голубой кристалл, я избавлю тебя от мучений.

— Это не так-то просто, — буркнул Дулка.

Риальто не удостоил его ответом и в компании Ошерла устроился на отдых чуть на отшибе от деревушки, где сандестин разбил удобный шатер из синего шелка. На роскошном ковре с затейливым красно-синим узором сандестин поставил массивный стол из темного резного дерева и четыре низких кресла с подушками из малинового бархата. Второй такой же ковер со столиком он раскинул на свежем воздухе, на случай хорошей погоды. Поверх воздвиг навес, в каждом углу которого поставил высокое железное основание с лампой с множеством граней.

День был в самом разгаре, солнце преодолело уже полпути между зенитом и горизонтом. Все небо, насколько хватало глаз, без единого просвета застилали облака. Риальто взглянул в плермалион и, к своему удовольствию, обнаружил темное пятно в небе к северо-востоку от того места, где он стоял. Он отправился в ту сторону и завис прямо под пятном, потом сквозь тучи опустился в лесные заросли. Очутившись на земле, бегло обыскал окрестности, но так ничего и не нашел.

Вернувшись обратно к шатру, Риальто обнаружил Ошерла на том же месте.

— Моим поискам определенно недоставало тщания. Завтра ты поднимешься в воздух с плермалионом так высоко, как только сможешь, и зависнешь точно под пятном. Оттуда спустишь веревку с привязанным к ней грузом, пока она не окажется над тем местом в лесу, где можно надеяться найти Персиплекс… Что значат эти дикие вопли и гиканье?

Сандестин выглянул из-за шелкового полога шатра.

— Деревенские жители возбуждены, они громко кричат, выражая восторг.

— Любопытно, — протянул Риальто. — Может быть, Дулка, вместо того чтобы помочь нам, решил оттяпать себе нос… В противном случае у них едва ли имеются причины для столь бурной радости. Постой-ка, мне в голову пришла еще одна мысль: почему синее пятно висит так высоко в воздухе?

— Ничего удивительного. Это для того, чтобы его было дальше видно.

— Все это прекрасно, но можно было бы придумать сигнал и понадежней, к примеру луч голубого света, ничуть не менее заметный издали, но куда более точный.

— Откровенно говоря, действия Сарсема мне непонятны. Разве что он воспринял указания Аш-Монкура со всей серьезностью.

— Вот как? И что же это были за указания?

— Я думаю, он просто пошутил. Аш-Монкур приказал сделать так, чтобы пятно в небе указывало на местоположение Персиплекса лишь приблизительно и ты никогда не нашел кристалл, а всю жизнь прогонялся бы за призраками, как последний дурак.

— Понятно. И почему же ты не рассказал мне все это раньше? Ладно, не важно, в один прекрасный день ты поймешь, кто здесь раздает очки, я или Аш-Монкур… Да прекратят они когда-нибудь вопить или нет? Должно быть, Дулка укорачивает себе нос дюйм за дюймом! Прикажи им умолкнуть, Ошерл.

— Это совершенно безобидное веселье. Они просто готовятся к пиру.

— К пиру? — встрепенулся Риальто. — К какому еще пиру?

— Они собираются угоститься последней из совершенных, девой, которая только что вылупилась из алебастрового яйца. Как только они примутся за угощение, шум, без сомнения, утихнет.

Риальто вскочил на ноги.

— Ошерл, у меня нет слов. А ну идем, живо.

Явившись в деревню, Риальто обнаружил, что Дулка восседает перед хижиной на двух огромных пуховых подушках с приложенной к носу припаркой. Приготовления к пиру шли полным ходом: деревенские женщины нарезали и шинковали коренья, овощи и приправы, как того требовал их рецепт. В загоне чуть поодаль стояла последняя из совершенных, девушка, которую мясник мог бы классифицировать как «чуть меньше среднего размера», «превосходного качества», «нежную, хотя и лишенную избытка жира». Наряд ее за время долгого сна истлел, и на ней не было ничего, кроме ожерелья из меди и бирюзы. Измученная страхом, она не сводила глаз с пары дюжих подручных Дулки, которые установили мясницкую колоду и принялись точить ножи.

При виде Риальто с Ошерлом Дулка нахмурился.

— Ну, что на этот раз? Мы готовимся в последний раз хорошенько угоститься. Вам придется подождать, если только вы пришли не затем, чтобы избавить меня от боли.

— Угощение отменяется, если, конечно, ты сам не изъявишь желание отправиться в котел, — объявил Риальто. — Ошерл, выведи даму из загона и снабди ее подобающей случаю одеждой.

Сандестин мигом разнес загон в щепки и закутал тело девушки в светло-голубое одеяние. Дулка разразился горестными причитаниями, и жители деревни схватились за оружие. Чтобы отвлечь их внимание, Ошерл вызвал четверку голубых гоблинов восьмифутового роста. Скрежеща зубами, страшилища ринулись вперед, и людоеды врассыпную бросились в лес.

Риальто в обществе Ошерла и ошеломленной девушки вернулся в шатер, где налил спасенной пленнице бодрящего напитка и ласково разъяснил положение дел. Она выслушала его рассказ с недоуменным видом и, похоже, даже что-то поняла, поскольку залилась горькими слезами. Риальто подмешал в напиток успокоительное снадобье, и вскоре горе девушки сменилось состоянием дремотного безразличия, в котором все постигшие ее несчастья утратили остроту. Она безмолвно сидела рядом с Риальто, черпая утешение в его близости.

Ошерл цинично наблюдал за ними.

— Странное ты создание, Риальто, упрямое и загадочное, как и твои сородичи.

— Почему это?

— Бедный Дулка безутешен, его соплеменники затаились в лесу и не решаются вернуться по домам из страха перед гоблинами, а ты тут нянчишься с этой безмозглой бабой.