Страница 13 из 49
— Риальто с бесчеловечной жестокостью уничтожил мой бесценный аркесад с Канопуса, последний экземпляр на нашей обреченной земле! Когда я высказал все это Риальто, он сначала принялся с лицемерным жаром отрицать все обвинения, а потом заявил: «Взгляни-ка вон туда, на лес Были, его темнеющие дубы! Когда солнце угаснет, от них останется не больше и не меньше, чем от твоего редкостного экземпляра».
Аш-Монкур удрученно покачал головой.
— У меня нет слов. Я принес бы тебе от имени Риальто извинения, если бы не был совершенно уверен, что Риальто самым непочтительным образом высмеял бы мои попытки. И все же неужели ты не способен найти в своей душе хоть каплю сочувствия к заблудшему бедняге?
— Еще как могу, — ответил Зильфант. — Ровно столько же, сколько он проявил к моему бедному аркесаду.
И снова Аш-Монкур покачал головой.
— Я не могу в это поверить.
— Эй, полегче! — вскинулся Зилифант. — Несмотря на то, что ты так самоотверженно защищаешь этого негодяя, я не позволю подвергнуть собственную правдивость сомнению.
— Ты не так меня понял! — воскликнул Аш-Монкур. — Я сейчас говорил от своего собственного имени, поражаясь бессердечным поступкам Риальто.
— А, вот как! Ну, тогда не о чем спорить.
Все остальные принялись наперебой перечислять нанесенные им Риальто обиды, а Ильдефонс методично заносил их в протокол. Наконец все высказались, и Ильдефонс, пробежав список глазами, озадаченно нахмурился.
— Поразительно, каким образом такой человек, как Риальто, мог столько лет находиться среди нас и не подвергнуться разоблачению! Аш-Монкур, ты хочешь что-то добавить?
— Я хочу подать просьбу о помиловании. Просто для проформы.
— Мы выслушали твою просьбу, — сказал Ильдефонс. — Теперь приступим к голосованию. Те, кто одобряет поведение Риальто и считает, что он невиновен, поднимите руки.
Не поднялась ни одна рука.
— Кто считает, что Риальто виновен?
Вырос лес рук.
Ильдефонс откашлялся.
— На мне, как на старшем, лежит обязанность определить наказание. Должен признаться, что отсутствие Риальто несколько облегчает нашу тягостную задачу. Какие последуют предложения?
— Предлагаю присвоить каждому из нас номер, в том порядке, в каком мы сидим сейчас за столом. Затем конклав отправится в Фалу, и каждый из нас согласно очередности будет брать себе что-нибудь из вещей Риальто, пока не останутся только те, на которые никто не станет претендовать.
— Идея в целом кажется здравой, — поддержал коллегу Ао Опаловый. — Только номера нужно присваивать по жребию и установить контроль за тем, чтобы никто не пустил в ход какое-нибудь заклинание хроностазиса.
В итоге поступили так, как предложил Ао, и все дружно направились в Фалу. Дворецкий Фроло вышел к гостям и властно осведомился, какое дело привело сюда столь большую компанию.
— Риальто нет дома! Приходите, когда он вернется и сможет оказать вам подобающий прием.
Ильдефонс принялся было зачитывать решение конклава, но Гильгед, выведенный из терпения этим многословием, просто наложил на Фроло заклятие бессилия, и маги, войдя в Фалу, приступили к взысканию штрафа, которым порешили наказать Риальто на конклаве.
Вспыльчивому Гуртианцу страстно хотелось найти принадлежащие Риальто камни-иоун, он обыскал весь дом, но все напрасно. На стене в рамке из голубого золота висела какая-то грамота, написанная голубыми чернилами на голубой бумаге. В полной уверенности, что он отыскал тайник Риальто, Гуртианц нетерпеливо сорвал документ с гвоздя и отшвырнул прочь. Однако за ним обнаружилась лишь пустая стена, а камни нашел Ильдефонс — они болтались на люстре среди хрустальных подвесок.
Наконец наложенный штраф был взыскан в полной степени, хотя неудовлетворенными остались те, кому достались последние номера, и те, кто оказался недостаточно проворен. Ильдефонс употребил все свое влияние, чтобы утихомирить вал жалоб и взаимных обвинений и попутно отстоять собственные камни-иоун, доставшиеся ему за верную службу и неподкупную честность. В конце концов волшебники разошлись по домам, довольные тем, что правосудие все-таки свершилось.
3
По прошествии некоторого времени Риальто вернулся в Фалу. Едва только он увидел Фроло, замершего, словно истукан, на пороге с застывшим на лице неодобрительным выражением, как заподозрил неладное. Войдя во дворец, он в бешенстве осознал, что его жилище разграблено. Риальто вернулся к входу и снял с Фроло заклятие, из-за которого дворецкий днем и ночью в жару и в непогоду столбом простоял на пороге. Фроло подкрепился чашкой чаю с ломтиком смородинового кекса, после чего нашел в себе силы доложить хозяину о событиях, которые произошли у него на глазах. Риальто хмуро привел свое жилище в порядок, затем оценил нанесенный ему урон. Урон оказался колоссальный.
Какое-то время Риальто расхаживал туда-сюда по берегу Вильды. В конце концов за неимением лучшего плана он натянул пару летучих сапог, которые никому не приглянулись, и направился в Баумергарт. У двери его встретил Приффид, управляющий Ильдефонса.
— Чего изволите, сударь?
— Доложи Ильдефонсу, что Риальто прибыл посоветоваться с ним.
— Сударь, лорд Ильдефонс занят важными делами и не сможет никого принять ни сегодня, ни в ближайшем будущем.
Риальто вытащил маленький красный диск и, зажав его между ладонями, затянул что-то нараспев.
— Что это вы делаете? — забеспокоился Приффид.
— Приффид, твой взор застилает пелена, ты не узнаешь во мне Риальто. Скоро ты сможешь смотреть во все стороны сразу. Я хочу, чтобы глаза твои оказались на концах стебельков длиной в фут каждый.
— А! Благородный лорд Риальто! — изменившимся тоном воскликнул Приффид. — Теперь я прекрасно вас вижу! Сюда, пожалуйста! Лорд Ильдефонс предается размышлениям в саду трав!
Риальто проследовал в сторону сада, где Ильдефонс задремал, пригревшись в косых лучах красного послеполуденного солнца. Гость хлопнул в ладоши.
— Ильдефонс, очнись от оцепенения! Гнусные деяния свершились в Фалу, и мне не терпится услышать твои объяснения!
Ильдефонс укоризненно взглянул на Приффида, но тот лишь поклонился.
— Еще какие-нибудь распоряжения, сударь?
Ильдефонс вздохнул.
— Можешь подать нам закуски, что-нибудь легкое. Дело Риальто не отнимет много времени, и задерживаться он не планирует.
— Напротив! — возразил Риальто. — Я здесь на неопределенный срок. Приффид, подай нам все самое лучшее, что найдется в кладовых.
Ильдефонс грузно выбрался из кресла.
— Риальто, ты самовольно распоряжаешься моим управляющим и, если уж на то пошло, моими закусками!
— Ничего страшного. Объясни, по какому праву ты завладел моими вещами. Мой мажордом Фроло утверждает — ты возглавлял отряд воров.
Ильдефонс грохнул по столу кулаком.
— Поверхностный и глубоко ошибочный взгляд! Фроло неверно истолковал факты!
— И как же ты объяснишь сии поразительные события, о которых я, разумеется, намерен поставить в известность Судию?[4]
Ильдефонс заморгал и раздул щеки.
— Ты, разумеется, волен поступать так, как считаешь нужным. И все же должен знать, что действия производились с полным соблюдением законности. Тебе были предъявлены определенные обвинения, мы тщательнейшим образом изучили все доказательства и признали твою вину только после всестороннего обсуждения. Благодаря усилиям Аш-Монкура и моим тебя приговорили к незначительному наказанию в виде чисто символического взыскания штрафа из твоего имущества.
— Чисто символического?! — воскликнул Риальто. — Да вы обобрали меня до нитки!
Ильдефонс поджал губы.
— Признаю, что время от времени я замечал определенную невоздержанность, которую лично осуждал.
Риальто откинулся на спинку кресла и издал глубокий вздох ошеломленного изумления, потом взглянул на Ильдефонса в упор.
— И кто же выдвинул эти обвинения? — мягко вопросил он.
4
Монстритуция, хранящаяся в тайнике в Дуновении Фейдера, получила свою принудительную силу от Судии, заключенного в Голубом Яйце, оболочке, непроницаемой для смущающих воздействий извне. Судией был Сарсем, сандестин, обученный толкованию Монстритуции. Суд Сарсема был скорым и строгим, а решения его приводил в исполнение Вийх, не обладающее разумом существо из девятого измерения.
Истцу, обращающемуся к Судии за правосудием, настоятельно рекомендовалось иметь чистую совесть. Заточение в тесном яйце вызывало у Сарсема почти человеческое раздражение, порой он отказывался ограничивать свой вердикт рассматриваемым делом и принимался изучать поведение как истца, так и ответчика на предмет нарушений Монстритуции. после чего обоим доставалось по первое число. (Прим. авт.)