Страница 47 из 48
Прошел месяц. Кугель уже чувствовал себя полноправным владельцем дома волшебника. Крестьяне из ближайшей деревни приносили ему продукты, а Кугель в ответ предоставлял им те мелкие услуги, на которые был способен. Както раз отец девушки, убиравшей спальню Кугеля, уронил ценную пряжку в глубокий водоем и стал умолять Кугеля вы тащить ее. Тот с готовностью согласился и опустил в водоем трубу, в которой сидел Юкуону. Волшебник через некоторое время обнаружил местоположение пряжки, и ее потом вытащили крюком. Этот эпизод заставил Кугеля задуматься над тем, как еще можно было использовать Юкуону.
А тут как раз на Азеномейской ярмарке было устроено «Состязание уродов». Кугель записал Юкуону участником, и, хотя волшебник и не получил первой награды, его гримасы оказались незабываемыми и вызвали оживленное обсуждение. На ярмарке Кугель встретил Фианостера, продавца талисманов и волшебных приспособлений, который когдато послал его в дом Юкуону. Фианостер с шутливым удивлением перевел взгляд с Кугеля на тележку, где лежала труба с плененным волшебником.
— Кугель! Кугель Хитроумный! — воскликнул Фианостер. — Значит, слухи говорят правду. Ты теперь — хозяин дома Юкуону и его коллекции инструментов и редкостей! Кугель сначала сделал вид, что не узнает Фианостера, а потом заговорил как нельзя более холодным голосом.
— Абсолютная правда, — сказал он. — Юкуону предпочел принимать не такое активное участие в делах этого мира, как раньше. Тем не менее дом кишит западнями и ловушками. Несколько изголодавшихся животных бродят в саду по ночам, и я установил крайне суровое заклятие, чтобы охранять каждый из входов.
Фианостер, казалось, не замечал холодности Кугеля.
— Поскольку ты теперь обладаешь обширной коллекцией редкостей, не продашь ли некоторые из второстепенных экземпляров? — Торговец вожделенно потирал пухлые ручки.
— Нет никакого желания торговать магическим добром, — отрезал Кугель. — В сундуках Юкуону столько золота, что его хватит как раз до той поры, когда солнце угаснет окончательно.
И оба, по многолетней привычке, взглянули вверх, чтобы проверить цвет умирающего светила.
— В таком случае я желаю тебе доброго дня. И тебе тоже, — вежливо прекратил беседу Фианостер.
Эти последние слова были обращены к Юкуону, ответившему только угрюмым взглядом.
Вернувшись в дом, Кугель занес Юкуону в вестибюль. Потом, поднявшись на крышу, оперся о парапет и уставился на уходящие вдаль холмы, поднимающиеся, словно волны на море. Над ним поднимались спиральные башни зеленого стекла. Ниже косо уходили к земле крутые гребни и фронтоны, которые Юкуону считал эстетически правильными. Только лицевая поверхность старой центральной башни предлагала легкий доступ в дом. Среди скошенных внешних контрфорсов Кугель пристроил пластинки мыльного камня с таким расчетом, чтобы любой, кто захочет взобраться на парапет, наступил на них и соскользнул вниз, навстречу своей погибели. Если бы Юкуону принял подобные меры предосторожности вместо того, чтобы устраивать головоломный хрустальный лабиринт, он не смотрел бы сейчас на белый свет из высокой стеклянной трубы. Хотя необходимо усовершенствовать и другие средства защиты, используя ресурсы, которые можно извлечь с полок Юкуону.
Вернувшись в большой зал, Кугель проглотил обед, поданный Джинс и Скивви, двумя хорошенькими служанками, и немедленно принялся за свои исследования. Сегодня они касались заклятия безнадежного заточения и средства дальней отправки, с помощью которого Юкуону перенес его в северные пустоши. Оба заклинания обладали немалой силой, оба требовали смелости и абсолютно точного контроля. Кугель сначала опасался, что никогда не сможет проявить данные качества. Тем не менее он упорствовал и наконец почувствовал, что осилил сию премудрость. А два дня спустя появился незваный гость, Фианостер.
— День добрый, — неприветливо сказал Кугель. — Я не очень хорошо себя чувствую и не намерен принимать тебя.
Фианостер вежливо поклонился.
— Известие о твоей мучительной болезни достигло моих ушей, и я поспешил сюда с успокаивающим средством. Позволь зайти внутрь, — с этими словами он попытался пролезть мимо Кугеля, — и я отмерю тебе точную дозу.
— Я страдаю от душевной болезни, — многозначительно сказал Кугель, — которая проявляется взрывами страшной ярости. Умоляю тебя удалиться, дабы я в момент неконтролируемого спазма не рассек тебя мечом на три части или, что еще хуже, не обратился к волшебству.
Фианостер беспокойно поморщился.
— У меня есть снадобье и от этого расстройства. — Он вытащил черную флягу. — Сделай одинединственный глоток, и тревоги рассеются.
Кугель схватился за рукоять меча.
— Похоже, придется говорить прямо и откровенно. Я приказываю тебе: уходи и не возвращайся! Понимаю, чего ты хочешь, и предупреждаю, что во мне ты найдешь менее снисходительного врага, чем был Юкуону! Так что — прочь! Или я наложу на тебя заклятие гигантского пальца ноги, в результате которого оный раздуется до размеров дома.
— Ах, значит, так! — в ярости вскричал Фианостер. — Маска сорвана! Кугель Хитроумный проявил свою неблагодарную сущность! Кто подбил тебя обобрать дом Юкуону? Это был я, и по всем законам чести я должен иметь право на долю богатства Юкуону!
Кугель выхватил клинок.
— Я услышал достаточно! Теперь начинаю действовать!
— Стой! — И Фианостер высоко поднял черную флягу. — Стоит мне только бросить эту бутыль на пол, и тут же разольется гной, к которому я невосприимчив. Отойди!
Но разъяренный Кугель сделал выпад и проткнул клинком поднятую руку. Фианостер страдальчески вскрикнул и бросил черную бутыль в воздух. Кугель подпрыгнул и с величайшей ловкостью поймал ее. Но в это время Фианостер, мотнувшись вперед, нанес ему удар, так что Кугель, пошатнувшись, отступил назад и натолкнулся на стеклянную трубу, где сидел Юкуону. Она опрокинулась на камни и разбилась. Юкуону, морщась от боли, вылез изпод осколков.
— Хаха! — рассмеялся Фианостер. — Дело принимает другой оборот!
— Ни в коем случае! — крикнул Кугель, вытаскивая трубочку с голубым концентратом, найденную им среди инструментов Юкуону.
Волшебник пытался осколком стекла прорезать печать, сковывающую рот. Кугель выдул струю голубого концентрата, и Юкуону громко взвыл от боли сквозь склеенные губы.
— Брось стекло! — приказал Кугель. — Повернись лицом к стене!
— Ты тоже! — грозно ткнул он в Фианостера.
Затем тщательно связал руки обоих врагов и, выйдя в большой зал, схватил рабочую книгу, которую перед тем изучал.
— А сейчас — оба во двор! — приказал он. — И поживее!
Он заставил обоих пройти на плоскую площадку за домом и поставил их на некотором расстоянии друг от друга.
— Фианостер, ты вполне заслужил свою судьбу. За лживость, жадность и ужасные манеры я налагаю на тебя заклятие безнадежного заточения!
Фианостер жалобно заскулил и упал на колени. Кугель не обратил на него внимания. Глянув в книгу, он восстановил в памяти заклинание. Потом, указывая на Фианостера и называя его по имени, проговорил наводящие ужас слова. Но Фианостер, вместо того чтобы провалиться сквозь землю, сидел, скорчившись, как и раньше. Кугель торопливо сверился с книгой и увидел, что по ошибке переместил пару слов, тем самым придав заклинанию обратные свойства. И действительно, в тот самый момент, когда он осознал свою ошибку, со всех сторон послышались негромкие звуки, и предыдущие жертвы заклинания из всех эпох вырвались с глубины сорока пяти миль и упали на поверхность земли. Тут они и остались лежать, моргая в тупом удивлении, а некоторые вообще не двигались, поскольку были слишком вялыми, чтобы реагировать. Их одежда распалась в пыль, хотя на некоторых, заточенных в более позднее время, все еще сохранились какието лохмотья. Вскоре все, кроме наиболее ошеломленных и оцепеневших, зашевелились, хватаясь за воздух, ощупывая небо и дивясь солнцу. Кугель хрипло рассмеялся.
— Кажется, я чтото сделал неверно. Но не беда. Не ошибусь во второй раз. Юкуону, твое наказание будет соизмеримо с твоим преступлением, ни больше ни меньше! Ты против воли забросил меня в северные пустоши, в землю, где солнце низко стоит над горизонтом. Я поступлю так же с тобой. Ты навязал мне Фиркса, я навяжу тебе Фианостера. Вы будете вместе бродить по тундре, проникнете в Великую безлюдь, проберетесь через горы Магнаца. Не просите пощады, не выдвигайте оправданий! Я неумолим. Стойте спокойно, если не хотите, чтобы я снова выпустил в вас голубую погибель.