Страница 8 из 11
Но оказалось, что штудирование классической литературы часами и музеи не единственное изменение в летней жизни Катерины. Както Ксения Петровна, призвав внучку по правилам проводимых ими бесед «встань передо мной, как лист перед травой», проще говоря навытяжку по стойке «смирно», огласила:
– Каждое лето я уезжаю на июль месяц к своей знакомой на дачу для оздоровления организма. Не вижу причин менять данный распорядок. Ты останешься здесь одна, но для тебя ничего не меняется, список литературы, которую тебе необходимо прочитать, на этот месяц я составила, как и список музеев, необходимых к посещению. По моем возвращении ты перескажешь мне содержание прочитанного, а также отчитаешься о посещении выставок, приложив билеты. Список нужных тебе продуктов я также составила, рассчитав твой ежедневный рацион. Магазин за углом, в соседнем доме, в другие магазины не ходи, продавщиц я предупредила. В остальном расписание твоего дня не меняется, за исключением того, что тебе придется готовить себе еду, что и как готовить, я тебе написала. Присматривать за тобой будет соседка Евгения Ивановна. Мы договорились, я ей за это деньги заплачу, а это расходы. Ты взрослая, справишься. Я буду звонить со станции раз в неделю. По субботам. Свои координаты я оставила Евгении Ивановне и тебе на тумбочке возле телефона. На случай непредвиденной экстренной ситуации. Все.
На следующее утро бабушка отбыла с багажом на вызванном такси. А Катька не знала, радоваться ей или пугаться.
Бабушку она боялась все время, даже когда спала, во сне, боялась, Ксения Петровна давила на нее, как пресс на цыпленка табака, и, как только дверь за ней закрылась, дитя первый раз за год выдохнуло с облегчением.
Но она никогда не оставалась одна. То есть совсем одна!
Без взрослых!!
Подумав, Катюшка решила, что лучше пойдет читать и будет читать многомного, чтобы побыстрей справиться с каторжным списком литературы, а потом… когда все прочитает, может, посмотрит запретный телевизор в бабушкиной комнате – тихонько, без звука, чтобы никто не услышал, одним глазком!
Но на полдороге от входной двери к своей комнате и обязательному чтению, почувствовав себя практически вольной птицей, Катерина решилась на страшное!
Включить – на полсекундочки! – запретный телевизор прямо сейчас!
Она только посмотрит совсем чутьчуть, а потом читать!
Ага! Тот случай!
Телевизионный провод был предусмотрительно удален из агрегата и, видимо, надежно спрятан в таинственные и недоступные глубины бабушкиного шкафа.
Посмотрела…
Всерьез предполагая, что Ксения Петровна всевидящим оком, простирающимся аж из самого загадочного Подмосковья, следит за ней и все про нее знает, Катька исполняла с точностью швейцарских часов расписание по всем правилам.
Целых три дня!
И исполняла бы и дальше, до самого бабушкиного приезда, если бы…
В первый же вечер отсутствия Ксении Петровны Катерина узнала, как именно будет проистекать «присмотр» за ней соседкой Евгенией Ивановной.
Ровно в девять вечера – секунда в секунду – в дверь позвонила и сразу же открыла своим ключом Евгения Ивановна.
– Как у тебя дела? – спросила неизвестно у кого она.
Ответ ее не интересовал, как и сама Катерина, – не глядя на подопечную, она прошествовала в квартиру.
Евгения Ивановна первым делом отправилась в Катину комнату, проверила на предмет идеальной застеленности покрывало на кровати, заглянула под кровать, проведя пальцами по полу, проверила письменный стол, название книги, лежавшей на нем, номер страницы, на которой она была раскрыта, открыла и проверила шкаф, кивнула удовлетворенно и пошла инспектировать дальше.
Досмотр проходил по всем правилам обыска, если бы Катька чтото знала о тюремноисправительных заведениях, то заподозрила бы, что соседка профессиональная надзирательница, настолько дотошно она проводила проверку.
Обследованию не подверглась только бабушкина комната – туда Евгения Ивановна позволила себе заглянуть приоткрыв дверь, удовлетворенно хмыкнула и осторожно прикрыла дверь. Катька тут же поняла, что бабушку соседка боится не меньше, чем она. И не рискнет потревожить комнату Ксении Петровны даже мимолетной проверкой.
Зато кухня, ванная, туалет были обследованы на предмет выявления грязи, мусора, крошек на поверхностях и иного непотребства.
Ничего вышеперечисленного не выявившая проверка закончилась в прихожей прощанием с инспектирующей дамой.
– Молодец, девочка, все у тебя чисто и в порядке. Закрой за мной дверь на все замки, я постою, послушаю, как закрываешь, и ложись спать.
Форма проверки утвердилась ритуалом и повторялась каждый вечер в течение всего месяца.
Каждое утро Катька встречалась с Евгенией Ивановной у подъезда, когда выходила на «прогулочные» два часа, соседские бабульки компанией уже сидели на скамейке – это в семь сорок пятьто утра! Катька вышколенно здоровалась, бабульки отвечали, на этом общение заканчивалось.
В те приснопамятные времена, все еще советские, но уже перестроечные, центр Москвы, в котором они жили, хоть и считался престижным, но далеко не весь и не с таким ажиотажем, как нынче. Вот к такому «не весь» их дом и относился.
То есть домто сам по себе был старинный, в четыре этажа, с высокими потолками и внушительными метражами как комнат, так и кухонькоридоров, но проживала в нем совершенно разношерстная по социальному статусу публика.
От академика в первом подъезде, семья которого занимала весь верхний этаж, то есть две квартиры, с подъезжающей за ним каждое утро черной «Волгой» и личным автомобилем «Жигули» в гараже. До слесаря завода «Серп и молот» во втором подъезде, неизвестно какими судьбами поселившегося в центре, а также двух семей вечно дерущихся алкоголиков.
Ну, они тоже гдето и кемто работали, ибо в те времена не работать не удавалось, но их основной статус определялся употреблением алкогольных напитков, их количеством и последствиями для окружающих производимого на организм действия.
А так как рыбак рыбака… то обе семьи обитали во втором, среднем подъезде, к горю трезвых соседей.
В их третьем подъезде стояла тишь и благость. По большей части оттого, что народ проживал мирный, работящий, но далеко не последнюю роль играл страх перед Ксенией Петровной Александровой, некогда бывшей партийной начальницей, сохранившей и на заслуженном отдыхе связи и хватку в разговоре с чиновниками любого уровня. Перед ней даже участковый стоял навытяжку.
Так что заявление в виде угрозы, что она отправит внучку в интернат при живых родителях, не лишенных родительских прав, отнюдь не были голословными, это Катька уяснила в первые полгода совместного проживания.
Впрочем, не только жильцы их подъезда, а весь дом трепетал перед Ксенией Петровной, боясь до дрожи и уважая до спертости дыхания, и шли к ней на поклон с просьбами помочь в чиновничьих разборках, когда подпадали под таковые.
Товарищ Александрова выслушивала, придирчиво изучала документы и бралась помочь – «королевство ей было маловато!», а повоевать по привычке хотелось. Не всем и не всегда, правда, помогала, но если бралась, выигрывала любые дела.
Единственное, с чем ей не удалось справиться, так это выселение из дома потомственных алкоголиков. А вот не заладилось чтото в верхах, у алкоголиков обнаружились свои родственные связи в администрациях, и Ксении Петровне, как ни просили ее жители дома, пришлось отступиться.
Впрочем, ее это мало касалось, ей рядом с ними жить не приходилось.
Разумеется, что дети из этих семей стремительно шли по стопам родителей, являя собой самых отъявленных хулиганов в районе в компании с отпрысками таких же родителей из соседних домов.
Вот на одного из них Катерина и наткнулась в подъезде, возвращаясь с вечерней «прогулки».
Она теперь стала уходить со двора не в девять вечера, а на полчаса раньше, чтобы успеть перед вечерней проверкой навести идеальный порядок. Специально с собой маленький будильничек брала, не забывая его заводить каждый день.