Грех

— Мне очень жаль, правда, но я не смогу вас отвести к Мирабельке и Жоржу, позвонил Фред с вокзала, он вернулся из Криницы и будет здесь через полчаса. Ужасно жаль, но вы должны понять, Фред мне устроит выволочку, почему не подождала его дома, он жутко вспыльчивый… Но вы и сами дойдете, Жорж живет в двух шагах… Боже! как я устала. Тетя! Объясни пану профессору, где живет Жорж… чао, мне еще нужно до прихода Фреда навести красоту. — Мариоля приветливо помахала Генрику рукой и, едва он вышел в прихожую, захлопнула за ним дверь. Он услышал, как повернулся в замочной скважине ключ.

Жорж жил недалеко от Центрального вокзала. По дороге я зашел на вокзал взглянуть на расписание и, возможно, купить обратный билет. В красиво освещенных подземных залах было пусто. Я чувствовал себя очень усталым и сонным. Сел на скамейку в маленьком зале ожидания, чтобы хоть чуточку отдохнуть. Посмотрелся в карманное зеркальце. На подбородке и щеках уже темнела щетина, веки красные, в уголках глаз скопилось что-то белое. Я вытер глаза носовым платком. Руки у меня были какие-то серые, под ногтями грязь. «Надо помыть руки». Я заметил, что замок чемодана опять раскрылся. Нужно было починить дома. Я перевязал чемодан веревкой. Так надежнее, не хватало только, чтоб он открылся на улице. Ночевать здесь я не собирался, даже пижамы не захватил. Поеду обратно ночным. Если Мируся уже поправилась, заберу ее домой. Тут она в два счета снова подхватит простуду, не дай Бог расхворается. Есть я сейчас не буду, пообедаем и поужинаем у Жоржа… Странные они какие-то, про таких только в книжках пишут… говорят, говорят без умолку, а что человеку хочется помыть руки, им и в голову не приходит… интересно, чем они питаются… кажется, нынче модно сидеть на диете… в столовке наверняка можно поесть супу… уж об этом, надо думать, старшие позаботились… вообще проблема питания молодежи запущена, но молодых это не волнует… стакан чаю, сигарета, рюмка вина, кофе… над гороховым супом смеются… и что тут смешного?.. Гарри этот… поел бы каши или кислых щей с горохом, глядишь, и собрался бы с мыслями, еда ведь на все влияет: и на температуру, и на пищеварение, и на мозг. Конечно, писателю, ученому нужно иногда выпить чашечку кофе… ученый… первым делом узнать у Жоржа, что все это значит. Вроде бы ничего особенного, но Мариоля все же неподходящая подруга для Мируси. Для Мирабельки… Очень уж раскованно себя вела, хоть и артистка… видно, так у этой «богемы» принято, а, чепуха, пускай смеются над «провинциальным лохом», все у них вперемешку, Каир, Америка, лохи, святая Тереза… я не в обиде, это ж новая Мирусина компания, новая «семья»… но Мариоля эта… она… ты не просто лох, а самый настоящий осел… стоп, хватит об этом… позабавились за мой счет, будут теперь друг дружке рассказывать, какой я остолоп… пальто, кстати, и впрямь длинновато, здесь таких не носят… Пимпусяйко хотел укоротить… немного, на три пальца… все хорошо в меру… не наряд красит человека, и тем не менее… гении — другое дело, гению многое дозволено… Эйнштейн носил то ли обтрепанные, то ли рваные брюки, святой Франциск и вовсе ходил в мешке… но тут-то и кроется ловушка… запомни урок, который тебе преподала эта девчонка… да какая она девчонка. Но ничего, теперь мой ход. Нагоню на них страху, будут знать… Кстати, ну и фантазия у этого Гарри, и чего только не насочинял… и все о войне, партизаны, уланы, гестапо… они тогда еще в пеленки писали, а сейчас только об этом… странно… как он сказал? Что только от них мы узнаем, как было на самом деле… кто они — гении или проходимцы?.. но теперь молодежь тоньше все чувствует… Цирковая лошадь преклоняет колени перед алтарем и щиплет траву на солдатских могилах… ну и придумал… сопляки… был лес до нас, будет и после нас.

Я звонил и стучал, но никто мне не открывал. Услыхав обрывки разговора и смех, я ударил несколько раз в дверь кулаком, потом потянул за ручку. Не заперто. Остановившись в прихожей, я громко сказал: «Добрый день», но, хотя дверь в комнату была приоткрыта, никто не отозвался. До меня донеслись английские фразы. Я молча вошел в комнату. В пальто, держа в руке шляпу.

Комната была длинная, узкая, с одним, задернутым шторой окном. Горела лампа под расписанным птицами абажуром.

Когда я вошел, в комнате было три человека. На диване лежал, укрытый пиджаком, мужчина в белой рубашке, при галстуке. У него были темные глаза, худое лицо и старательно причесанные, то ли набриолиненные, то ли сбрызнутые лаком волосы. На стуле у окна спиной к двери сидел Гарри. На краю дивана примостилась девушка, платиновая блондинка с высоким начесом; в руке она держала какую-то тетрадку или брошюру. Вся троица оживленно беседовала по-английски, делая вид, будто меня не замечает. Но прикидывались они как-то небрежно, должно быть давая понять, что это только игра. Я догадался, что мужчина на диване — Жорж. Он лежал, уставившись в потолок. Говорили все очень громко и быстро.

— Hallo, mister Kowalski.

— Oh, hallo, are you John?

— Is Betty here?

— This is Betty, mister Kowalski.

— Oh, how do you do?

— What’s Mary doing?

Девушка вынула изо рта сигарету и ответила:

— She’s smoking a cigarette.

Внезапно Жорж, будто его ударило током, вскочил с дивана, девушка выронила тетрадь, только Гарри не шелохнулся. Жорж стоял от меня так близко, что мы почти соприкасались животами. Он был на голову выше меня. Как будто удивленный и одновременно испуганный, торопливо надел пиджак, поправил галстук и пригладил волосы.

— Простите, я просто растерялся… прошу вас, профессор… у меня как раз урок, садитесь, мне только что звонила Мариоля, но я насмерть забыл… на сегодня все, Гарри, урок окончен, профессор пришел… а может, мы закончим, вы не против? позволите нам закончить урок? Каких-нибудь пять минут, не больше.

Я заметил, что в комнате только один стул, на котором сидел Гарри. Девушка встала и смущенно одернула платье, как школьница, не выучившая урока.

— Вы пока передохните, пан профессор, а я тем временем закончу. Я даю уроки английского… но об этом потом… Очень рад с вами познакомиться. Продолжаем, дети. — Жорж присел на диван. — Садись, Бетти, закончим быстренько!

Теперь все они сидели, а я стоял посреди комнаты, в пальто, с шляпой в руке. Положение, что ни говори, дурацкое, я почувствовал себя неловко, но рассмеялся и сказал шутливо:

— Может, мне постоять в прихожей?

— Отличная идея, — сказала Бетти, но Жорж снова вскочил и взял меня под руку:

— Да уж, моя студия не слишком шикарная. Гарри, — с упреком сказал он, — ты что, не видишь?

Гарри покосился на меня и громко произнес:

— And look at Jim’s hat.

Жорж, усмехнувшись, покачал головой и снова сел на диван.

Я подошел к окну. Теперь я стоял рядом с Гарри и смотрел на улицу.

— Переводите все, что вы говорите, на польский. Бетти, давай…

— What’s about his hat?.. что у него за шляпа?

— It isn’t his own hat… это не его шляпа.

Бетти фыркнула.

— Yes, he is wearing his wife’s hat… да, он надел шляпу своей жены.

— All this is a joke, of course. Повтори, Бетти, и переведи.

— Все это, естественно, шутка.

— Гарри! Чего ты там изучаешь? Небось опять стихи?

— Да, сборник, только что выпущенный Сбербанком. Хотите послушать?

— Сейчас не время, профессор приехал издалека по важным делам, а ты со своими стихами!

— Какие там у него дела, — презрительно сказал Гарри. — К Мариоле клеился… Сладкая жизнь… Чао!

— Ладно уж, читай, — сказал Жорж и заговорщически подмигнул мне. — Поэт!

Гарри встал, поклонился, приложив руку к груди. В другой руке он держал продолговатую книжечку с зеленой картинкой в народном стиле на обложке. Названия я не разобрал. Гарри начал читать приятным мелодичным голосом.

Эскимо. Тибет. Мариотт.

Диагональ. Дипломат.

Амбассадор.

Кинг.

Адрия. Твид. Виски. Джин.

Тунис. Фреско. Вермут.