Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 99 из 122

Из тех первых пяти сотен человек, попавших в батальон весной сорок второго, продолжали воевать едва ли полсотни, да и те в основном после возвращения из госпиталей. Рядовой Авдотьин, снайпер второй роты, был чуть ли не единственным счастливчиком, которого не коснулись за эти два года ни пули, ни осколки, ни близкие разрывы снарядов и мин. Хоть и не прятался он за чужими спинами, честно отсиживая в окопах, бегая тяжелой рысцой в атаку, пролеживая сутками напролет в снайперских засадах.

Той ночью, почти перед рассветом, их роту, да и весь батальон, кроме приданной в расчете на наступление самоходной батареи, подняли по тревоге. Глядя, как суетятся, засовывая голые ноги в сапоги, а портянки в карманы бушлатов, молодые, не успевшие повоевать пацаны, двадцатилетние "старики" усмехались, собираясь неторопливо и основательно. А зачем спешить? После пробуждения по команде дневального: "Рота! Подъем! Тревога! В ружье!" никто из них не услышал ни частых, заполошных выстрелов на улице, ни леденящего кровь лязга гусениц чужих танков возле здания местной сельской школы, которое занимал батальон. Означало это только одно: тревога-то плановая, и ничего страшного не случилось. И совсем не обязательно выбрасываться из окон в обнимку со штурмгевером, чтобы не словить вражескую пулю, выбегая из дверей дома.

Как понимали "старики", так все и оказалось. Батальон выдвинулся к передовой, подменить сидевших в окопах солдат обыкновенного стрелкового подразделения. И хотя такая подмена выглядела странно — штурмовиков в окопы, как простую "махру", но — как всегда, начальству виднее, кто где нужнее, кто из них фрукт, а кто — овощ…

Авдотьину повезло. Снайперская точка, на которой он сменил крупного, сумрачного мужика лет тридцати, была оборудована отлично. Окопчик на склоне небольшого холма сообщался с парой таких же, отрытых метрах в пятидесяти от него, а еще почти рядом начиналась узкая щель будущего оврага, промытая дождями. Перекатился с десяток метров — и вот уже ты недоступен ни для пуль, ни для минных осколков. Красота, а не позиция.

Мрачный сменяемый немногословно, больше жестами и междометиями, пояснил Авдотьину обстановку, мол, стрельбы особой нету, напротив, во вражеских окопах, сидят румыны, а им воевать не очень-то хочется, это тебе не германцы. Указал на ориентиры по пулеметным гнездам, по траншеям и наблюдательному пункту. И посоветовал под конец передачи места особо не напрягаться.

— Все равно скоро вперед пойдем, сколупнем этих цыганов, как плюнуть раз…

Про боевые способности румын Авдотьин знал не понаслышке, уже довелось полгода назад столкнуться с элитой их вооруженных сил. Вот только воевала эта "элита" похуже простых германских пехотинцев, да и трусовата была, чего уж тут греха таить. Значит, предстоит ему спокойная двухнедельная отсидка в окопе с редкой стрельбой с той стороны. Ну, если, конечно, за эти две недели ничего не случится. Наступления, к примеру. Или еще какой пакости, на которые судьба в отношении штурмовиков была очень щедра.

Подумал так Авдотьин и — как сглазил. Уже после завтрака сухим пайком, полученным еще в сельской школе после построения, его вызвали на батальонный командный пункт. Ничего хорошего от таких вызовов рядовой Авдотьин никогда не ждал.

В просторном блиндаже, оборудованном тут несколько месяцев назад, когда линия фронта стабилизировалась, и румыны перестали отступать, вернее, наши перестали гнать их взашей со своей земли, в блиндаже собрались почему-то командиры всех четырех рот и — ротные снайперы, всего двенадцать человек, потому как снайперов было в батальоне побольше, чем ротных.

Их встретили комбат и особист, и само присутствие особиста говорила, что дело тут непростое. Он и начал разговор, когда прибывшие пристроились по уголкам, мгновенно превратив просторное, казалось бы, помещение в тесное и душное.

— Дела такие, ребятки, — сказал капитан Сомов, протирая замшевой тряпицей свои роскошные, профессорские очки. — Нас сюда не просто так поставили, а по приказу из Москвы, совместному от Генштаба и центрального аппарата НКВД. Инструкция будет очень простая. Сидеть смирно, иногда постреливать, но так — для виду, чтобы с той стороны никто и не подумал, что вместо "махры" теперь в окопах штурмовики сидят.

"Во дела какие…" — не успел удивиться про себя Авдотьин, как особист продолжил:





— Особо касается снайперов. Вы, ребята, про отстрел офицеров да всякие там соревнования на дальность просто позабудьте. Но — свои сектора изучите до последней травинки, пристреляйте, чтоб ночью могли на звук попадать. И сразу ваши вопросы предупреждаю: зачем и почему все это надо, мне неизвестно. Но вот такую директиву, очень подробную прислали…

В блиндаже повисла недоуменная тишина. Никто из офицеров, а уж тем более рядовых снайперов, не знал, что сказать в ответ.

— Инструкцию послушали? — вмешался комбат. — Вопросов нет?

— Какие вопросы, — отозвался лейтенант Бородин, он, пожалуй, был единственным из офицеров батальона, который не смог бы промолчать даже при встрече с Верховным. — И так понятно. Сидим, "махру" изображаем. Кому и зачем это надо — не наше дело.

— Правильно, — согласился комбат. — Играйте. Но не переигрывайте. Все должно быть так, будто просто один батальон на другой поменялся. Вот и все дела. Снайперов еще разок предупреждаю — под личную ответственность! Ясно? А раз все ясно — по местам!

Возвращаясь на свою точку, Авдотьин раздумывал, с чего бы это и особист, и комбат так прицепились именно к снайперам, да еще и на него поглядывали искоса? Ну, бывало такое пару раз, когда за сутки он перебил едва ли не половину офицеров противостоящего им германского батальона. Так это ж не специально, так сложилось, что лезли эти германцы под пули чуть ли не сами, видать, расслабились перед нашей-то "махрой", что только и умеет, так залпами пулять. А про то соревнование на дальность с одним новоприбывшим пацаном с британской винтовкой, Авдотьин и вспоминать не хотел, глупо тогда все получилось, захотелось постоять за честь своей "мосинки", пусть и старенькой, но дело свое знающей получше и британских, и американских. А то, что погиб тот пацан — вины Авдотьина никакой не было, не стоит высовываться из "щели", когда тебя в ответ на меткий выстрел германцы минами забрасывают…

В следующие два дня и ночь между ними Авдотьин как следует разглядел и пристрелял положенный ему сектор, старательно не обращая внимания на мельтешащих то там, то здесь румынских офицеров и унтеров, которые, похоже, расслабились на весеннем солнышке совершенно и перестали бояться, чего на войне делать ну никак непозволительно. Впрочем, ставший уже давно бывалым солдатом, Авдотьин понимал, что выполнение приказа должно всегда быть на первом месте, а уж приказа, исходящего аж из самого Генштаба и центрального аппарата НКВД — тем более.

Впрочем, для того, чтобы освоиться на новом месте опытному снайперу не нужно было так много времени, и на второй день Авдотьин в хвост и гриву гонял своего необстрелянного напарника, отрабатывая, по большей части словесно, всяческие нестандартные ситуации, как если бы румыны смогли прорваться от передней линии окопов к их маленькой высотке. Ну, и тренировал глазомер у молодого пацана только-только, чуть больше месяца назад, прибывшего в батальон с очередной партией новобранцев.

А на вторую ночь это и случилось. Едва-едва начало темнеть, как в окопчик Авдотьина прибежал особист. Сам по себе дядька не вредный, должностью своей не козыряющий, как некоторые из его ведомства, но профессиональные обязанности исполняющий скрупулезно и педантично, капитан Сомов оглядел, как устроились снайпер с напарником, скупо похвалил и попросил! — не приказал, а именно совсем не по-армейски попросил быть готовым к визиту некоего таинственного начальства.

— Прибыли тут под вечер, — пояснил он солдатам. — Со взводом сопровождения, а во взводе такие волкодавы… я таких и до войны-то всего разок видел…