Страница 82 из 122
Мелькание пыльных переулков закончилось через десяток минут, не успели еще сержант и Надя обменяться очередной порцией беззлобных колкостей по поводу солдатских желудков и гурманов в танковых войсках.
Машина взлетела на небольшой холмик, притормозила и съехала на обочину, освобождая место для поспешающей за ней, но все равно опаздывающей в теснине городских улиц бронетехники.
Отсюда, с возвышения, были хорошо видны приткнувшиеся к остаткам древней стены, наверное, когда-то еще до изобретения пороха окружавшей городок, трущобы, сооруженные из непонятных листов гипсокартона, фанеры, тряпок и кусков палаток, а кое-где прямо в земле были выкопаны неглубокие ямы, занавешенные невообразимо грязными одеялами. Даже на таком расстоянии, даже с наветренной стороны, трудно было не почувствовать смрад, исходящих от этого подобия человеческого жилья. Впрочем, подумав, Паша решил, что запах скорее всего чудится ему, но — уж больно жалкими, ничтожными и — смертельно больными казались эти трущобы.
По периметру они были обнесены на скорую руку спиралями Бруно и прикрыты тремя огневыми точками, сооруженными из мешков с песком. Из-за мешков выглядывали стволы крупнокалиберных пулеметов, но никакого движения внутри не происходило. Да и сами трущобы будто вымерли, слышны были только продолжительные, на одной ноте, заунывные то ли крики, то ли стоны, иногда заглушаемые несильными порывами ветра. В зоне отчуждения между спиралями Бруно и трущобными строениями, неширокой и зловеще пустынной, можно было разглядеть несколько безжизненных тел, уже прилично позанесенных песком и пылью. Трудно было понять с такого расстояния, сами ли умерли эти люди или были остановлены при тщетных попытках выбраться из трущоб пулеметами.
Пока Паша, а вслед за ним и Анька с Надей рассматривали удручающую картинку, сержант на переднем сидении сменил позу, развернувшись спиной к пассажирам и как-то легко, будто играючи, связался поочередно с пулеметными постами вокруг поселения, выдал им номера каналов связи, позывные и заодно предупредил, что всем тут командует научник, подполковник Смеховец, из эпидемиологов, но слушаться следует не его, а капитана Вершинина. Динамики, то ли встроенные в переднюю панель автомобиля, то ли расположенные в ногах у сержанта ответили бодрыми, иной раз чуть насмешливыми голосами. Если бы Паша на своем опыте не убедился, какую тоску навевает пустыня сама по себе, а уж караульная служба в пустыне — тем более, он ни за что бы не поверил, что сержанту отвечают обычные солдаты срочной службы, а не специально нанятые актеры, умеющие голосом изображать бодрость духа в любой ситуации. Но, тем не менее, караульные были бодры и полны неожиданной радости, что их бдение возле трущоб, такое нужное общему делу, но все-таки нудное и однообразное, подходит к концу.
Пока Паша вслушивался в переговоры сержанта с постами, следом за бронетехникой на взгорке показались два автобуса, совсем не напоминающие армейские, разве только своей раскраской. Из автобусов выбрались с полдесятка людей в странных одеяниях, которые так и хотелось назвать скафандрами. Блестящие, облегающие всё тело костюмы, соединенные наглухо с перчатками и бахилами на ногах; защитные шлемы с узкими прозрачными забралами, казалось, слитыми с комбинезонами. Заметив недоуменный взгляд Аньки на пассажиров автобусов, Надя пояснила:
— Это ж старые костюмы… высшая биозащита, от всякой там заразы… не видела разве никогда?
— Живьем — нет, — нашлась, что ответить, Анька.
Ну, не признаваться же, что и на картинках таких скафандров она никогда не видела. Как не видела и армейских защитных костюмов, выглядевших не так броско, как научные, но от того не менее грозно. Особенно, если учесть, что у полудесятка бойцов, появившихся из бронетранспортера вслед за офицерами, за плечами висели громоздкие ранцы ротных огнеметов, и в воздухе остро, резко запахло то ли бензином, то ли ацетоном, то ли и тем, и другим сразу.
Тем временем к машине подошли те самые офицеры, которые не так давно покинули её по настойчивой просьбе Нади. Паша, присмотревшись, с удивлением заметил на погонах подполковничьи и капитанские звездочки. Видимо, это и были тот самый научник, руководящий операцией и тот самый капитан, которому следовало подчиняться. Вместе с ними подошел и какой-то совершенно нескладный, лопоухий солдатик, на котором и без того мешковатый комбинезон смотрелся, как на корове седло. Да и был этот солдатик весь какой-то запущенный, прыщавый и малосимпатичный.
Надя поморщилась при виде этой смехотворной фигуры, но ничего говорить не стала, а капитан Вершинин, толкнув солдата локтем в бок, видимо, что бы взбодрить, приказал:
— Давай, Голова, проговори им в мегафон, что тебе написали…
Сокрушенно покачав головой, наверное, подобно Надежде, расстроившись при виде этой пародии на бойца, сержант шустро извлек откуда-то, едва ли не из-под рулевой колонки, небольшой микрофон без шнурка и протянул его Голове.
— Кнопочку только не забудь нажать, — попросил он рядового, совершенно уж игнорируя устав и субординацию.
Покрутив в руках микрофон и еще зачем-то подув на него, Голова принялся рассеянно шарить по карманам своего комбинезона.
— Что ты потерял? — вмешался через минуту подполковник, не выдержав этого жалкого зрелища.
— Ну, это… где же она-то… — пробормотал рядовой, все еще пытаясь засунуть руку вместе с микрофоном в очередной карман.
Но микрофон был великоват и лезть в карман не хотел.
— Кретин, — тихо-тихо сказал сержант, — дали бы мне его во взвод на полгода…
— А откуда такое чудо? — тоже тихонько поинтересовалась Надя.
— Из штаба корпуса, — пояснил сержант. — Языками владеет, что б ему неладно было, а головой своей — нет…
— За это и Головой прозвали? — уточнил Паша.
— Нет, Голова — от фамилии, Головин он, — засмеялся сержант, оценив тонкий юмор пассажира.
Подполковник, сообразив, что Головин ищет бумажку с текстом, который следует озвучить через громкоговоритель, тихонько выругался и достал искомое из своего кармана. Кажется, солдат был готов провалиться сквозь землю, так он покраснел, вспотел и зашаркал ногами в смущении.
— Всё, зачитывай же, в конце концов, — вздохнул научник.
— И кнопку нажми, — повысил голос сержант.
…и зазвучал Голос. Он будто бы лился с небес, выхаркивая то шипящие, злые слова-угрозы, то мягкие, шелестящие слова-приманки. Он был везде и нигде сразу. Он заглушал шум ветра, звуки двигателей боевой техники, разговоры солдат, расположившихся неподалеку. Но позволял отлично слышать друг друга стоящим рядом.
— Всегда интересно было: как же так получается, что говорит он просто в микрофон, а эффект вот, как в горах, что ли… — задумчиво произнес Паша.
— Ну, так ведь специально считали, — солидно ответил сержант, будто лично принимал участие в этих расчетах, — и куда динамики нацелить и какой силы звуковые волны должны быть… не зря же научники свой хлеб едят…
— Это я понимаю, — улыбнувшись так, будто и в самом деле всё понимает, сказал Паша. — Я же не про научную часть, а про эффект такой…
— Была бы польза с того эффекта, — вздохнул сержант. — А то, глянь, он уже по второму разу, теперь на пуштунском, одно и то же повторяет, а толку?
Толку и в самом деле не было никакого. Трущобы будто замерли, придавленные небесным голосом покрасневшего, вспотевшего и очень старающегося рядового Головина.
— А ты и по-пуштунски понимаешь? — удивилась Надя словам сержанта.
Тот смутился было, но переборол себя и ответил честно:
— Я-то и на фарси только с разговорником. Как дед мой в ту еще войну: "хенде хох", "цурюк" да "шнель"… А это… ну, просто знаю, что на три языка переводили, что б потом кто-то незнающим не прикинулся, мол, по незнанию и сожгли…
"А кого тут жечь-то будут?" — чуть не спросила Анька, но во время успела прикусить язычок.
Замерший в не очень-то удобной позе подполковник-научник всё время, пока звучал Голос, похоже, пережевывал какую-то свою мысль, изредка при этом шевеля губами, будто и в самом деле помогая мозгам. А капитан, уловив по известным только ему признакам приближающееся окончание выступления нескладухи Головина, негромко потребовал от сержанта: