Страница 65 из 122
Но рассуждать, размышлять, о чем-то спрашивать майора было некогда. Часть вертолетного корпуса исчезла, оказавшись дверью, и из чрева машины донесся веселый, но чуть нервозный голос:
— Давай-давай, товарищ майор, заждался уже! Того и гляди, своих встречу по дороге, кто вас бомбить прилетит…
— Ну, с богом, ребятки, — неожиданно совсем не по-военному сказал майор, и Анька показалось, что не будь не нем формы, Семенов непременно бы перекрестил на дорожку всю компанию.
4
Место в тесной кабине вертолета оказалось только одно, чуть позади и левее места пилота, на котором уже устроился и крутил головой, с любопытством оглядывая своих невольных пассажиров, мужичок лет пятидесяти, в летном комбинезоне, без погон.
— Устраивайтесь, устраивайтесь, — приговаривал он. — В тесноте — не в обиде, да и тут недалеко, меньше часа лету и попадем в эту дыру, которую кто-то по недоразумению зовет городом…
А там, сзади — там мешки с почтой, — пояснял пилот, закрывая дверь, щелкая тумблерами на пульте перед собой и одновременно не прекращая разговаривать. — Вот кто бы подумал, что сейчас письма на бумаге пишут? Ведь каждый в любой момент может домой позвонить, если допуск есть, а в загранке без допуска не служат, вот и звонят все, а если не позвонить, то по электронке написать, только пожелай, хоть из танка, хоть из бронетранспортера, там везде "паутинки" закрытые, но с выходом на гражданскую часть. А вот же — пишут, мешками, понимаешь, возить приходится. Пусть дольше идет, пусть новости устаревают, но нравится почему-то людям живые строчки читать, не на АЦПУ выведенные, не с экрана увиденные…
Мне когда еще лет тридцать было, всякая ученая братия в телевизоре, по радио только и делала, что кричала, мол, губим эпистолярный жанр, люди вместо общения живьем, вместо того, что б в гости ходить друг к другу телефонными звонками ограничиваются, сообщения шлют, мол, жив-здоров… А только не правы они оказались. Пишут, вон, люди-то друг другу, до сих пор пишут, да еще сколько…"
Кое-как уместившись в кресле второго пилота, видно конструировали их без расчета на крупногабаритных мужчин, Паша устроил на коленях Аньку и на ушко попросил её не вертеться и не ерзать то и дело. К собственному удивлению он почти не заметил, как включились винты, видимо, звукоизоляция вертолета сильно отличалась от таковой же в местном наземном транспорте, да и сам старт чуть не прозевал, настолько легко, без подпрыгиваний и колебаний поднял машину в воздух болтливый пилот. А тот, кстати, так и не закрывал рта…
— Не люблю один летать. Пусть и всего-то тут минут сорок пять, но — над пустыней этой проклятущей, да одному… А я привык с напарником, хоть поговорить есть с кем, а ведь этак, когда один, волей-неволей, начнешь и с железками разговаривать. Они, конечно, штуки хорошие, выручают, когда надо, да и сроднился с ними за тридцать лет в небе, но — железки же бессловесные!
Я ведь когда начинал — МИшки за чудо были, а теперь вот — "акулы" эти, таким — линкор потопить можно, если умело работать, конечно, а на земле — так и танковый полк остановить запросто. А по одиночным целям как работает? Сказка… из-под велосипедиста велосипед выбивали, седоку ничего, а велосипед вдребезги… Ну, да вы это все знаете, читали, небось, вот только читать и самому видеть, а уж тем более — полетать, это разница, сами понимаете.
Тут вам, я считаю, просто повезло, если б по условиям учений пять из двадцати машин с полигона не убирали, вроде бы как уничтоженные диверсантами, то посадили бы вас в транспортер и везли по окаянной пустыне полдня до города. А меня вот попросили заскочить в штаб, почту забрать, а то потом неделю туда не сунешься, загадят всё химией… Вот, глядите, наши прошли…"
Паша из-за анькиной спины с трудом смог заметить с десяток похожих на их машину хищных силуэтов, промелькнувших выше на встречном курсе и исчезнувших, как будто и не было их никогда в чистом, белесом небе над пустыней.
— Вот они, голубчики, пошли танкистов химией заливать, — продолжил вертолетчик. — А как же иначе, если боевая учеба? Тут точно такой же бой, только без реального противника, вот и придется штабным пару дней в зарине посидеть, а потом дегазацией заниматься.
А началось-то все после китайского конфликта, когда те с индусами друг дружку старым ипритом побаловали, а наши-то пограничники не готовы оказались. Ну, на словах-то готовность полная, а почти пятьсот человек потравились. Тогда об этом не очень-то распространялись, зачем панику подымать? И так народ перепуганный был, ведь иприт — гадость та еще, да сих пор никакого антидота не придумали. И с тех самых пор на учениях любых — только боевые газы, что б не расслаблялись бойцы. Правильно это, нельзя нам ни на день расслабляться, особенно с такими соседями.
Вот вы в город прибудете — увидите, — переключился вертолетчик, — там, как на ладони, все соседские болячки видны. Вот только осторожнее там, на улицах, сами понимаете, хоть и военная администрация, хоть и местных постарались эвакуировать по максимуму, хоть и присматривают за паковскими лагерями внимательно, а все-таки дерьма в городе много всплыло.
А как вы хотите? Как индеи эти по пакам долбанули всей наличной химией, да еще и атомными зарядами, так они и кинулись на запад, через пустыню. А куда ж им еще деваться? На севере — горы, Афган, на юге — море, ради которого всю эту катавасию и затеяли. На востоке — индусы с автоматами и огнеметами. Но вот как они пустыню прошли — самая настоящая фантастика, там же, небось, на каждом километре тысячами народ мёр, но ведь прошли все-таки, значит, кто посильнее, да половчее был. Вот они вокруг города и кучкуются…
Жрать им там, в лагерях, понятное дело, нечего, воды нет, вот они и пытаются хоть что-то в городе-то раздобыть, заработать, украсть. А что сделаешь? Ихнее, паковское, правительство ничего беженцам не выделяет, мол, самим не хватает, шах иранский, подумав, решил единоверцев поддержать, но у него тоже карман не резиновый, дал муки, воды, солярки только-только чтоб с голода и холода не перемерли. А там же, кроме голода и холода, еще и тысячи отравленных, да и с лучевой болезнью есть, да и просто антисанитария творится страшная, над таким лагерем пролетаешь — дверь не открывай, задохнешься от запаха-то.
Ну, а потом уж такое началось… и бунтовали, и город захватывали, даже на Тегеран двинуть решили, но тут шах нас христа ради попросил помочь… — неожиданно вертолетчик залился смехом, видимо, вспомнив, как просил "за ради Христа" коммунистов и атеистов мусульманский шах. — А мы-то — завсегда пожалуйста! В дополнение к двум танковым армиям на западной границе ввели еще одну — на восточную. Беспорядки, естественно, тут же пресекли, город очистили, беженцев в лагеря вернули, главарей, зачинщиков, пакость всякую — в огнеметы. Паковское-то правительство давай ноты в Лигу Наций писать, обвинять по всяческому, будто и не знают, что мы еще с довоенных времен клали на эту Лигу с большим прибором. Тогда еще из-за финской войны нас исключили, а когда после Великой Отечественной пригласили обратно, то Сталин им фигу показал. Мол, решайте там свои конфликты сами, а у нас танков и самолетов хватит, что б свои самостоятельно решить.
Вообщем, сейчас уже третий год, как притихли все. Беженцы чего-то сеют там, на прокорм, кто-то им из арабов богатых присылает рис да сахар, мы это все контролируем, но пропускаем без слов, но все равно — вымирают потихоньку. Много там все-таки травленных и облученных. Их потому паковское правительство к себе обратно не пускает, сами, мол, пострадали, земли для беженцев нет, еды тоже, пусть, мол, пока там поживут, у шаха. Шах хоть морду-то и воротит, но молчит покамест, какие ни есть, а единоверцы, вроде бы, положено помогать. А нам хорошо. Теперь еще одну армию разместим, как на западе и, считай, вся Бенгалия под нами. Жаль только, это после войны случилось, там сейчас разруха кошмарная, говорят, людоедствует народ. А вот были бы тут наши танки и ракеты еще лет пять назад — никакой войны бы и не случилось. Правильно партия учит: "Против силы же не попрешь…"