Страница 6 из 7
XSB
) требует высококачественных и хорошо экранированных кабелей, те, которые прилагаются бонусом к другому оборудованию, всегда короткие. Но все равно, 30 сантиметров – не чересчур ли мало? Что за жадный производитель. Небрежно протянув Харуюки, начавшему уже думать о бегстве, напоминающий кошачий хвост кабель, Тиюри негромко фыркнула и откинулась на кровать. – Делай что хочешь. Не зная, что ему делать с этим кабелем, который буквально горел у него в руках, Харуюки нервно произнес: – Э-эммм… если можно, эээ, не могла бы ты сесть на стул ко мне спиной?.. Нет ответа. Улегшаяся на простыню Тиюри явно не намеревалась сдвигаться и на миллиметр. Харуюки вновь на полном серьезе задумался, не пора ли сбежать, но это он сегодня уже сделал на глазах у Черноснежки. Если он сбежит и сейчас, его положение станет абсолютно непоправимым. – …Н-ну тогда… Собравшись с духом, Харуюки прошаркал к кровати Тиюри и снял тапки. Мееедленно поднял колено и поставил на белую в серую полосочку простыню. Крепкая на вид металлическая рама кровати скрипуче запротестовала против веса, в несколько раз превышающего привычный для нее. Передвигаясь на четвереньках, пока он не очутился в 70 сантиметрах справа от Тиюри, Харуюки воткнул один из штекеров кабеля в разъем для внешних подключений, расположенный с правой стороны его нейролинкера. Потом, изогнув шею под неестественным углом, он натянул кабель до предела. Однако до разъема на нейролинкере лежащей с закрытыми глазами Тиюри оставался целый световой год. Угееее, о нет, надо было подойти с левой стороны. Может, отойти и зайти снова? Нет, это я уже просто не смогу. И перелезть через Тиюри – тоже абсолютно невозможно. Перейдя в состояние паники на 90%, Харуюки наклонил туловище под очень ненадежным углом, так чтобы его шея оказалась ближе к шее Тиюри. Сладкий, будто молочный аромат тела Тиюри заполз ему в нос, чувство равновесия начало давать сбои… В следующее мгновение его левое колено оскользнулось. За миг до того, как обрушиться всей тушей на хрупкое тело Тиюри, Харуюки все же успел выставить руку и остановить падение. Тем не менее ситуация оставалась критической. Его левое колено находилось между раздвинутых ног Тиюри, левая рука опиралась о кровать возле правой щеки девушки – в общем, Харуюки был в очень неустойчивой позе. Уоооооо, да что же это такооооое. Стрелка паникометра скакнула в красную зону; и тут глаза Тиюри, находящиеся всего в десяти сантиметрах от его глаз, открылись. Харуюки не мог понять, какие именно чувства были в этих светло-карих глазах. То есть там явно были гнев и раздражение; но почему-то Харуюки показалось, что вызваны они вовсе не его возмутительным поведением сейчас – она словно сдерживала их уже очень, очень долгое время… Не в силах больше выдержать эту игру в гляделки, Харуюки шевельнул правой рукой и вставил штекер в шею Тиюри. Предупреждение о проводном соединении, возникшее у него перед глазами, на мгновение закрыло от него лицо Тиюри. …Задержка была не больше секунды, но и этого времени Харуюки каким-то чудом хватило, чтобы привести в порядок мысли. Моргнув несколько раз, он отвел взгляд от глаз Тиюри и сосредоточился на тонкой ключице, виднеющейся из-под ворота ее белого свитера. «Это… я пришел, потому что понял, что нужно извиниться за то, что я натворил». В мысленно произнесенных словах не было заикания; несмотря на всю неловкость положения, звучали они отчетливо. «Эммм, насчет того бэнто, который ты так старалась приготовить, а я испортил… я очень сильно извиняюсь». Хотя извинялся Харуюки на полном серьезе – Одновременно он шевельнул пальцем правой руки вне поля зрения Тиюри и нажал иконку памяти. Открылось окно, загородившее пол-лица реальной Тиюри; там была папка с идентификационным номером Тиюри в названии, а рядом еще одна – с содержимым физической памяти ее нейролинкера. Вообще-то уже сейчас можно было сказать, что шансы, что Тиюри и есть Сиан Пайл, исчезающе малы. Потому что если бы она была Сиан Пайлом, то уже знала бы, что Харуюки – Сильвер Кроу и служит Черноснежке, так что просто не согласилась бы на Прямое соединение. Или – то, что она так вот улеглась на кровать, было уловкой Тиюри, чтобы Харуюки не решился на Прямое соединение? Если так, то сейчас Тиюри потрясена и в ужасе. Чувствуя стыд за то, что он посмел так заподозрить подругу, которую знал уже десять лет, Харуюки осторожно подвел курсор к папке с физической памятью нейролинкера Тиюри. «Но… но просто я был немного в шоке». Словно замазывая чувство вины, эти слова полились из его сознания. «Когда я представил себе, как Тию и Таку… разговаривают про тех типов, я был просто не в состоянии сдержать себя… Я понимаю, вы думаете об этом ради меня… но я…» …Я не хочу, чтобы Тиюри и Такуму меня жалели. Именно потому что мы друзья – я хочу, чтобы дистанция между нами оставалась такой же, как сейчас. Но уже слишком поздно. Харуюки вложил чуть больше силы в палец и нажал на папку. Раскрылось полупрозрачное окошко другого цвета, и одновременно голос Тиюри прозвучал и в ушах Харуюки, и в голове. «Хару… ты все не так понял». Неумеха Тиюри, похоже, до сих пор не научилась толком общаться мысленно. Прямо перед глазами Харуюки ее маленькие губы шевелились, и с них срывались слова. «Я ничего не рассказывала Так-куну. Я не могла ему ничего рассказать. Я же обещала, что буду молчать. Так-кун знал про сэндвичи только потому, что я, когда ходила к нему на турнир по кендо, сказала ему, что в следующий раз сделаю и для Хару тоже». «Э…» Харуюки невольно отвел взгляд от окна, которое просматривал, и встретился с глазами Тиюри. Она смотрела решительно, но тут же ее взгляд смягчился, ресницы задрожали, будто выдавая ее тоску по прошлому. «…Как давно это было в последний раз? Когда Хару столько говорил о себе». Отводя глаза от Харуюки, который ничего не мог сказать в ответ, Тиюри продолжала бормотать: «Я тоже… я тоже вела себя нечестно. И трусливо. Хотя Хару… так сильно и так долго страдал, я всегда делала вид, что ничего не замечаю. Хотя я так много всего могла бы сделать, если бы по-настоящему захотела. Я могла бы сказать учителям, написать в правление, могла бы попросить Так-куна, и он бы их всех побил. Но я не могла… я думала, что Хару будет сердиться на меня, будет ненавидеть меня… я боялась, что мы больше не будем “мы”». Харуюки, затаив дыхание, смотрел, как прозрачные капли собираются возле длинных ресниц, окаймляющих ее глаза. Всего два дня назад Тиюри плакала, когда он бросил ее сэндвичи; конечно, в прежние времена они часто ссорились, и плакали, и заставляли плакать друг друга, но сейчас Харуюки чувствовал, что эти ее слезы совсем другие. «Но, Хару, ты тоже говорил неправду, – Тиюри зажмурилась и продолжила говорить, шевеля дрожащими губами. – Ты говорил, что все никогда, никогда не изменится. Что мы останемся теми же друзьями. Два года назад… когда я спрашивала твоего совета насчет Так-куна… Хару сказал тогда, что, если я ему откажу, Так-кун больше не будет с нами играть. Но ты пообещал, что, даже если мы с Так-куном будем встречаться, ты всегда останешься нашим другом. Я… я тогда просто хотела, чтобы ничего не менялось. Я просто хотела, чтобы мы трое оставались вместе…» …Я чувствую то же самое. Был опасный момент, когда Харуюки едва не высказал эту мысль, но он сдержался. Но, как будто она его слышала, Тиюри распахнула глаза – так что слезинки разлетелись – и посмотрела Харуюки прямо в лицо. «И все же… почему?! Почему теперь ты танцуешь вокруг этой?! Мне ты сказал, чтобы я ничего не делала, а ее ты попросил и теперь ведешь себя как ее слуга, почему?! Так нечестно… Это просто бесит, я столько лет так о тебе волновалась, а эта… все разрулила за один день… А потом она еще так себя вела, будто Хару… просто вещь, которая ей принадлежит…» «Эта» – имелась в виду Черноснежка. Ее имя всплыло совершенно неожиданно, так что Харуюки, почти забыв о том, что надо проверять память нейролинкера, задрожал и покачал головой. «Это… это все не так было, я вовсе ее не просил… Семпай просто разобралась с теми, кто ко мне приставал, потому что она же вице-председатель студсовета…» «Тогда почему она водила Хару за собой, как свою собачку? И почему Хару рядом с ней всегда вел себя, как ее слуга?» «Нет… не так все!» Харуюки вновь отчаянно замотал головой; больше всего ему сейчас хотелось спросить самого себя: чего, черт побери, он на самом деле хочет? Еще недавно он упрямо отвергал заявления Черноснежки, что Тиюри – Сиан Пайл, а вот теперь он так же упрямо отвергает все обвинения Тиюри в адрес Черноснежки. Все это напоминало ему пазл, который размолотили в блендере, так что к нему непонятно даже, как подступиться. Потухшим голосом Харуюки вновь повторил: «Не так все. Потому что я это не очень… ну, ненавижу…» «Зато я ненавижу!!!» Этот выкрик Тиюри, не исключено, было слышно даже за пределами комнаты. «Хару, ты стал совсем чужой с того самого времени, как мы пошли в среднюю школу! Ты не ходишь с нами домой, у тебя всегда раздраженное лицо, когда я говорю с тобой в школе, и даже ко мне сюда ты не заходишь. В начальной школе ты не был таким». «Тут… ничего не поделаешь, у тебя ведь есть па… парень». «Хару, это ты мне сказал, чтобы я так сделала!!! Хару сказал, если я так сделаю, мы трое, я Хару и Так-кун, сможем быть вместе, как раньше!!! Ты что, врал мне?!» «Я не врал! Я не врал, но… мы же не можем всю жизнь оставаться, как в начальной школе!!!» Стискивая руками простыню по обе стороны лица Тиюри, Харуюки тоже сорвался в крик. «Раньше мне было плевать, я мог спокойно ходить рядом с тобой и с Таку, ходить вместе лопать гамбургеры! Но… сейчас это уже невозможно, это слишком тяжело! Таку становится все более клевым, ты тоже все кра… красивее, а я, я рядом с вами вот такой! Даже когда мы вместе, мне все время хочется вырыть яму и закопаться туда!!!» Ни разу еще он не рассказывал Тиюри о своем комплексе неполноценности – да нет, вообще никому не рассказывал. Он был убежден, что позже будет смертельно жалеть, что проболтался, но сдержать поток мыслей был уже не в силах. Попытайся он сказать то же самое голосом, он бы заикался, запинался и в итоге ничего выговорить не смог бы. Но сейчас он был в Прямом соединении и говорил мысленно, и поток его мыслей изливался прямо Тиюри в мозг. «И с вами то же самое! Когда ты ходишь с Таку, вы держитесь за руки, а со мной не можете! Значит, ты сама выбрала Таку! И что я говорил, уже не имеет значения!!!» Тиюри, глядя во все глаза на лицо Харуюки, нависающее в двух сантиметрах от ее лица, безмолвно слушала его монолог. Потом шелковое покрывало слез снова покрыло ее светло-карие глаза. Лицо исказилось, и тихий, почти шепчущий голос вышел из трясущихся губ. «…Неужели ты правда так думаешь? Ты серьезно веришь, что ценность человека зависит только от внешнего вида? …Хару, ты всегда такой. Ты всегда так, всегда себя ругаешь, критикуешь. Почему ты так себя ненавидишь? Почему ты так сильно себя презираешь?» «Ненавижу себя… Ну конечно, ненавижу, – простонал в ответ Харуюки. – На месте любого я бы возненавидел такого вот. Щекастый, трусливый, вечно потный… во мне просто нечему нравиться. Я бы ненавидел… даже если бы меня просто видели рядом со мной». «Но я знаю… я знаю много хорошего, что есть в Хару. Знаю так много, что даже на пальцах обеих рук не могу сосчитать!» И Тиюри, всхлипывая совсем по-детски, как в прошлом, начала перечислять: «Когда мы ели вместе, ты всегда давал мне самую большую порцию; когда я потеряла куклу, которую вешала на школьную сумку, ты ее искал дотемна; когда у меня были проблемы с нейролинкером, ты всегда его сразу чинил; в тебе столько хорошего, сколько ни в ком другом нету. И внешность тут вообще ни при чем. Если бы… если бы тогда, два года назад, я тебе…» Внезапно Тиюри замолчала с таким видом, будто с усилием проглотила следующие слова, и печально улыбнулась. «…Прости, я не должна была так говорить. Я… я просто боялась, что Хару закрывается не только от учеников в школе, но и от меня, и от Так-куна. Я не хотела, чтобы ты был один. Я хотела, чтобы ты чувствовал, что твои лучшие друзья всегда рядом с тобой. Я потому и сделала все, как Хару сказал». Харуюки показалось, что его горло что-то сжало; каким-то чудом ему все же удалось выдавить свои мысли: «…Ты хочешь сказать, ты это сделала ради меня?.. Чтобы я и Таку могли оставаться друзьями?..» «Потому что Хару веселее всего, когда он играет с Так-куном. И мне веселее всего смотреть на вас, как вы играете. Я просто думала, что хочу, чтобы то время никуда не уходило. Но… это невозможно, все меняется, и сердце человека тоже». Внезапно Тиюри подняла руки и изо всех сил обняла Харуюки. Ее залитое слезами улыбающееся лицо смотрело на застывшего Харуюки в упор. «Мои руки уже не достигают Хару. Честно говоря, когда я увидела Хару и Черноснежку у ворот школы, я подумала… “Может, это будет она?” Меня саму это бесит, потому что я уверена, что знаю про Хару намного больше, чем эта. Но… если у нее хватит сил изменить Хару…» Крутясь в водовороте замешательства, Харуюки мог лишь слушать слова своей подруги. Прилепившаяся к нему Тиюри совсем не изменилась; как и много, много лет назад, она была такой же маленькой и теплой. «…Но я прошу, перестань вести себя так. Это просто невыносимо. Ты выглядишь, как ее слуга. Если все так, как я думаю, начни встречаться с ней. И пусть вся школа удивится». Если я прямо сейчас обниму Тиюри, что будет? Харуюки над этим раздумывал всего мгновение, но на полном серьезе. Конечно, его тело не сдвинулось с места, лишь пальцы правой руки задрожали, выдавая его мысль. Голографический курсор, среагировав на это движение, случайно нажал иконку папки «Установленные приложения» в окне физической памяти нейролинкера Тиюри. После короткой задержки беззвучно открылось новое окно. Машинально пробегая взглядом группы приложений, Харуюки так же машинально пробормотал голосом: – Прости… прости, Тию. До сих пор я… даже не думал, что тебя что-то грызет, что тебе плохо. Потому-то я и безнадежен… – Это нормально. И я беспокоюсь, и Так-кун беспокоится, и даже эта, скорее всего, тоже. Даже она. Все такие, не только Хару. И голос Тиюри, и ее ладошки были такие теплые, они будто впитывались в Харуюки. Как я мог? Как я мог хоть на секунду подумать, что она Бёрст-линкер и скрыла это от меня? Вообще-то он понял это после первого же взгляда на папку с приложениями – иконки с горящей буквой «В» там не было. На всякий случай он проглядел все программы, но ничего откровенно подозрительного не нашел – сплошь коммерческие почтовые клиенты, медиаплееры и простенькие игры. Ну точно, Тиюри не Сиан Пайл. Убеждая себя в этом и одновременно проглядывая свойства некоторых приложений, Харуюки почувствовал вдруг, что что-то не так. Проблема была не в приложениях. Просто – система реагировала на его движения с чуть заметной задержкой. Он же сейчас общается с Тиюри не по беспроводному протоколу через недорогой домашний сервер – он подключен к ее нейролинкеру напрямую с помощью высококлассного кабеля (более того – очень короткого), так что никаких поводов для лага просто нет. Лаг может означать лишь одно: полоса пропускания нейролинкера Тиюри в основном забита чем-то другим. Это начинало казаться все более подозрительным. Харуюки открыл окно статуса сети. Сейчас нейролинкер Тиюри был подключен к трем сетям: Глобальной сети, домашней сети семьи Курасимы и Прямому соединению с Харуюки. Из этих трех подключений обмен пакетами должен был идти лишь по одному – с Харуюки. Однако, когда он проверил состояние сети, у него едва не вырвался вскрик. Огромное количество пакетов уходило в Глобальную сеть. Отправителем была какая-то неизвестная программа, установленная в папку под тучей других папок. Адресат на той стороне – неизвестен. Короче говоря, это – Бэкдор!!! Кто-то взломал нейролинкер Тиюри и втихаря от нее подключается к нему извне. И прямо сейчас этот тип крадет информацию о том, что Тиюри видит и слышит. Вот засранец!!! Едва не крича, Харуюки двинул пальцем, намереваясь стереть проблемную программку. Но, уже почти дотащив иконку до корзины, он остановился. Человек, подключившийся к Тиюри, – наверняка и есть Сиан Пайл. Можно не сомневаться – речь не идет о том, что кому-то удалось модифицировать «Brain Burst»; просто он пользуется нейролинкером Тиюри как промежуточной ступенькой, что и позволяет ему появляться и исчезать из дуэльного списка, когда захочется. Это значит – если Харуюки сможет отследить назначение пакетов, то личность Сиан Пайла тоже станет ясна. Но отслеживать пакеты так, чтобы их адресат ничего не почувствовал, очень трудно. Скорее всего, единственный шанс – когда враг будет в бою. А для этого нужно не подавать виду, что он заметил бэкдор, до следующей атаки того типа. Тихо выдохнув, Харуюки закрыл все окна. – …Спасибо, Тию, – прошептал он и осторожно отодвинулся от нее. Все еще плача, Тиюри тоже медленно опустила руки и с улыбкой кивнула. Неуклюже улыбнувшись в ответ, Харуюки протянул левую руку и выдернул кабель из нейролинкера Тиюри. Глава 6 Пятница. Харуюки понуро тащился по переулку среди прочих учеников, шагающих с написанным на физиономиях предвкушением послезавтрашнего выходного и конца долгой недели. – Такой… такой, как я… – пробормотал Харуюки; несмотря на раннее утро, он успел уже зарядиться максимальным уровнем презрения к себе. Если сон, который он видел в ночь после установки «Brain Burst», был самым страшным за всю его жизнь, то вчерашний его сон – самым низким и отвратительным. Если бы участницей сна, делавшей такое, о чем Харуюки знал только по виртуалу, была лишь Черноснежка, это, может, был бы лучший сон в его жизни. Но не успел он опомниться, как число людей во сне увеличилось до двух, и второй участницей была… – Ауу… ааа… Харуюки отчаянно сражался с желанием схватиться за голову и побежать. Говорят, сейчас производители нейролинкеров яростно соперничают между собой, пытаясь создать мечту многих – программу «Запись снов». Слава богу, что такой программы пока не существует. Хотя – ну, Харуюки не мог не признать, что часть его, напротив, сожалела об этом… – Йо, доброе утро, мальчик! Одновременно с жизнерадостным возгласом кто-то хлопнул Харуюки по плечу, так что он аж подпрыгнул. Развернувшись и увидев красавицу в черном, он подпрыгнул опять. – Хиэааа?! – …Что это было? Сейчас в моде такие приветствия? – поинтересовалась Черноснежка с подозрительным видом. Харуюки замотал головой. – Не, ни-ни-ничего!!! Эмм, д-доброе утро, семпай! – …Мм. Вскинув голову, Черноснежка кашлянула разок и сказала: – Мм… это… В общем, я… извиняюсь за вчерашнее. Я вела себя не как взрослый человек. – Н-не… ничего подобного, вообще ничего такого. Это я должен извиняться… Я ушел домой, даже не попрощавшись как положено… Как только они остановились, чтобы не говорить на ходу, рядом начали скапливаться школьники в той же форме. Не только первоклассники – ученики вторых и третьих классов тоже с восхищением в глазах ждали возможности поздороваться с Черноснежкой. Харуюки и Черноснежка глазом моргнуть не успели, как позади них собралась толпа. Увидев это, Черноснежка поздоровалась со всеми сразу, воскликнув «эгей, доброе утро всем!», после чего хлопнула Харуюки по спине и пошла вперед. Когда он не без труда ее нагнал, она продолжила уже шепотом, Харуюки на ухо: – Нет… понятно, что тебе захотелось уйти. Я обращалась с твоей дорогой… подругой трусливо и низко. Из-за этого тебе пришлось дать невыполнимое обещание, что ты все проверишь с помощью Прямого соединения. Я искренне извиняюсь. – Э? Аа… Вообще-то я это сделал… в смысле, Прямое соединение. – …Что? Ее лицо застыло. У Харуюки возникло ощущение, что что-то не так, но, прежде чем он успел толком насторожиться, она продолжила: – Где вы это делали? В ее голосе звучал металл, так что у Харуюки не осталось выбора, кроме как отвечать правду. – Это, это… у нее дома… – Где именно у нее дома? – В к-комнате… в ее к-комнате. – …Хо. Черноснежка почему-то ускорила шаг. Ее шаги были куда длиннее, чем его, так что Харуюки пришлось бежать, и со лба тут же полил пот. Пара секунд у него ушла на то, чтобы догнать Черноснежку и продолжить разговор. – Вот, и я заглянул в ее память… и оказалось, в ее нейролинкере – – Какая была длина кабеля? Исходящая от Черноснежки аура буквально впивалась в Харуюки. Ему становилось все страшнее; робким голосом он ответил: – Три… дцать сантиметров. – …Хм. Цок-цок-цокцокцокцокцокцок. Харуюки мог лишь провожать глазами удаляющуюся с пугающей стремительностью фигурку Черноснежки и раскачивающуюся на ходу гриву ее длинных волос. Не понимаю. В мире полно вещей, которые я просто не могу понять. Серьезно слушая учителя на утренних уроках (отчасти как способ сбежать от собственных мыслей) и сделав в тетради гору записей, Харуюки к звонку на большую перемену так и не смог придумать, что делать. Если рассуждать логически – следовало немедленно отыскать Черноснежку и рассказать ей о бэкдоре, который Сиан Пайл установил в нейролинкер Тиюри, а потом посоветоваться, как отследить пакеты. Но прежде – если он не поймет, почему у Черноснежки со вчерашнего дня такое плохое настроение, то не сможет сосредоточиться на разговоре. Да, само его присутствие заставляло людей рядом с ним испытывать чувство отвращения. Удивительно было бы, если бы кого-то не раздражал жирдяй, с которого вечно пот льет рекой и который мямлит что-то еле разборчиво. И от выражений на их лицах Харуюки пугался еще сильнее, отчего его голос становился еще тише, и так до почти полной неслышимости. Может, Черноснежка до сих пор просто терпела его присутствие. А сейчас дошла до предела. Если так, лучше бы отказаться от идеи поговорить с ней лицом к лицу в реале. Если они будут разговаривать своими аватарами в Полном погружении, он по крайней мере не будет потеть, да и громкость голоса там подстраивается автоматически. Решить вопросы так – мягко и эффективно – для него тоже было бы идеальным вариантом. Харуюки повторял себе эти слова, уставившись на свою парту, когда откуда-то сверху раздался незнакомый громкий голос. – Привет! Ты Харуюки Арита-кун из класса один-два, верно? Он испуганно вскинул голову. Перед ним стояли две незнакомые девушки. На плечах у обеих виднелись голографические бейджики, свидетельствующие, что они выполняют поручение своего кружка. «Кружок школьной газеты». Биип! Перед глазами Харуюки, едва не свалившегося на пол от удивления, зажглась иконка [SREC] – она означала, что собеседник записывает разговор. Разумеется, делать это на территории школы в большинстве случаев запрещено, но есть ситуации, когда можно. Например – когда кружок школьной газеты берет интервью. Харуюки даже взглянуть был не в силах на одноклассников, с интересом наблюдающих за развитием событий. Ему захотелось кинуться наутек – и плевать, как он будет выглядеть. Но, словно газетчики были к такому привычны, сзади тоже кто-то стоял и перекрывал путь к бегству. Харуюки так и застрял в полувставшем состоянии; а девушка-газетчица перед ним выставила вперед руку с голографическим дисплеем и бросила вопрос, попавший прямо в яблочко. – «Умесато реал таймс», рубрика «Хед☆шот в героя слухов»!!! Сразу к делу: верен ли слух, что Арита-кун встречается со знаменитой Черноснежкой-сан?! Харуюки покосился на мигающую иконку записи. Собрал волю в кулак и сумел ответить более-менее спокойным голосом: – Это враки. Сплетни. Абсолютно пустые. Пальцы журналистки яростно забегали по невидимой клавиатуре, потом она пошла в контратаку. – Но, согласно имеющейся у нас информации, Арита-кун дважды был в Прямом соединении с Черноснежкой-сан в рекреации, а потом даже был с ней на свидании в кафе рядом со школой, и тоже в Прямом соединении! – Что… Глядя сверху вниз на офигевшего Харуюки, в голове у которого билась одна мысль: «Это-то ты откуда знаешь?» – девушка шевельнула головой, так что редко встречающиеся в наши дни очки на ее лице бликанули. Плохо, очень плохо. Если он сейчас даст неверный ответ, взять назад потом уже не удастся. Харуюки с легкостью вообразил кучу сенсационных заголовков. Он даже услышал боевой клич фан-клуба Черноснежки, когда они эти заголовки увидят; они наверняка возжаждут его крови. Чувствуя, как у него дергается щека, Харуюки заставил свой мозг думать втрое быстрее, чем когда он дрался с Эш Роллером, и придумал наконец достаточно невинный на вид ответ. – Ээээ… н-ну это. Я, я, я довольно много знаю о работе нейролинкера, и, эммм, у нейролинкера семпая были проблемы, она попросила меня его починить, и я починил; а в кафе была просто компенсация за это. Больше ничего тут нет, ни капельки. Деревянно улыбаясь, он замотал головой. Девушка из кружка газеты прекратила печатать и нахмурила брови. Даже если они видели Харуюки и Черноснежку в Прямом соединении, они не могли знать, беседуют эти двое или просто он возится с ее нейролинкером. Не бог весть какая отмазка, но опровергнуть ее не удастся. Успокоившись, Харуюки продолжил говорить, пытаясь еще укрепить свою оборону. – И потом… вы только посмотрите, как она себя ведет, когда я рядом, и вы сразу все поймете. Когда семпай говорит со мной, она постоянно расстраивается. Чтобы мы с ней встречались – это просто невозможно. На этом интервью закончилось. Так он подумал; однако девушка вздернула голову и повторила его слова, будто сомневаясь: – Расстраивается? На это было совсем не похоже… – Да п-правда! Да вот сегодня утром – она ушла вперед одна, рассердилась непонятно на что… Она всегда так себя ведет, когда я говорю про Тию, в смысле про Курасиму… – Про Курасиму… сан? Ты имеешь в виду ту, которая ругалась о чем-то с Черноснежкой-сан у ворот школы?.. Несколько раз моргнув за стеклами очков, газетчица вдруг переменилась; от ее драматического настроя не осталось и следа, и она шевельнула пальцем, после чего иконка записи перед Харуюки исчезла. – ?.. Все, интервью закончено? – Эээ, ну… в общем… Как-то с запинками произнеся эти слова и переглянувшись со своей коллегой, стоящей у нее за спиной, она продолжила говорить, судя по всему, в своем нормальном стиле. – Ну, понимаешь. По правде сказать, мы тоже сомневались и пришли за информацией, полагая, что это какая-то глупая ошибка, но… – Но?.. Девушка наклонилась к Харуюки и прошептала так тихо, что лишь он один мог слышать. – Слушай, Арита-кун. А не может быть так, что… ну, мне так кажется… но, может, ты и Черноснежка-сан правда… это? – Хаааа?! – Ну, знаешь, если она расстраивается всякий раз, когда ты говоришь про эту Курасиму-сан, с которой ты дружишь, это называется, ну… сам знаешь? Ее подруга по кружку, стоящая рядом, продолжила: – Ага. Это может быть только одно… И обе они прошептали хором, будто какие-то оракулы в храме: – …Ревность, да? Придя в чувство, Харуюки обнаружил, что сидит в своей привычной кабинке в мужском туалете. В конечном итоге он таки сбежал; однако сейчас он не мог позволить себе роскошь раскаиваться в том, что сделал. Ревность? Оно вообще как пишется? Не знаю такого слова в японском языке. От собственных мыслей ему тоже хотелось сбежать, но кандзи уже намертво запечатлелось в его мозгу, точно выжженное раскаленным клеймом. Черноснежка раздражалась всякий раз, когда они говорили о Тиюри, из-за… ревности. Да, так сказали те две девицы. Ревность. Зависть. Иными словами, Черноснежка не притворялась и не прикалывалась, она на полном серьезе – – Не может быть, – пробормотал Харуюки, заглянув туда, куда должна была прийти эта его мысль. Это просто не могло быть правдой. Такое может случаться с другими, но с ним, Харуюки Аритой – никогда. Не думай об этом. Не желай этого. Иначе – можно не сомневаться – ему после предстоит вертеться в кровати, страдая от сожалений, в два-три раза больше, чем сейчас. Харуюки откинул голову, стукнувшись затылком о сливной бачок, и вновь сказал себе: – Этого не может быть… не может. Но чем больше он говорил себе об этом, тем больше разных мелких поступков, выражений лица и слов Черноснежки мелькало у него в голове. И в тот раз… и в тот, и вон в тот… она что, правда?.. – …Не может быть!!! Бам! Харуюки стукнул по стене кабинки и обхватил голову руками. Даже продолжать думать было больно; Харуюки охватило желание убежать более сильное, чем когда-либо, но – едва он собрался отдать команду на Полное погружение… … как вспомнил безумный счет, набранный Черноснежкой в виртуальном сквоше. Ему никогда в жизни не перекрыть этот счет. А раз так, он не может больше сбегать от реальности в ту игру. – …Почему, – вновь пробормотал он, на этот раз чуть громче. – …Почему?! Почему я?! У тебя есть все. Внешность, мозги, атлетизм, манеры и даже – единственное, что было моей гордостью, – реакция в виртуальных играх. А я – всего лишь омерзительный тип с жирным, потливым телом и тупой рожей. Иными словами – у меня нет ничего, что было бы лучше, чем у тебя. – И все-таки… почему ты сказала, что в меня веришь?.. Конечно, Харуюки – человек, пригодный для установки «Brain Burst», тот, кого Черноснежка долго искала. Но все равно – ну, их трое таких в одной средней школе, и все. Ничего другого это не означает. Более того, у Сильвер Кроу с его здоровенной головой-шлемом на высоком и тощем, будто проволочном, теле нет никаких навыков, кроме ударов руками-ногами-головой. С таким дуэльным аватаром от него и не может быть никакой пользы, кроме помощи в вычислении истинной личности врага, Сиан Пайла. А раз так – он хочет, чтобы с ним обращались соответственно. Он хочет, чтобы им просто командовали – холодно и безразлично, как шахматной фигурой. Ни на что большее он не претендует. Он даже и мечтать не может о чем-то сверх того. И все же – почему, почему Черноснежка вела себя так, делала такое лицо, смотрела на него такими глазами? В конце концов Харуюки пришел к единственному выводу и вцепился в него, надеясь, что хоть теперь его мозг успокоится. Вряд ли ему удастся найти какое-то другое объяснение. Хотя человека, трясущего с Харуюки обеденные деньги, в школе больше не было, все равно обед он пропустил, однако голода даже не почувствовал. Вторую половину занятий он пережил с полным безразличием. На классном часе учитель вроде как говорил что-то про Араю и его шайку, но это Харуюки тоже пропустил мимо ушей. Когда прозвенел звонок и одноклассники пулей вылетели из кабинета, предвкушая конец недели, он медленно встал и взял сумку. Так же медленно подошел к выходу из школы, переобулся и покинул здание. Хотя был только четвертый час дня, осеннее солнце уже стало красным и опустилось к горизонту, освещая школьные ворота. Заметив черный силуэт, который стоял у ворот, сливаясь со столбом, Харуюки поплелся к нему. – …Привет. Черноснежка остановила руку, печатавшую что-то на голографической клавиатуре, и помахала Харуюки, напряженно улыбнувшись. Возможно, она нарочно взяла сюда, в это совершенно неинтересное место, работу, которую должна была выполнять в комнате студсовета. Харуюки лишь молча склонил голову. Между ними повисло неловкое молчание. Дул холодный ветер, шелестя листьями у их ног. Поскольку Харуюки продолжал стоять, опустив голову, Черноснежка слегка прокашлялась и продолжила: – …Давай пойдем, заодно поговорим. – Угу, – тихо ответил Харуюки и кивнул. Черноснежка вышла из ворот школы молча, Харуюки семенил на шаг сзади и чуть левее. Минуту или две они шли, не произнося ни слова, потом Черноснежка вновь кашлянула и сказала: – Эммм… это… Я очень извиняюсь за сегодняшнее утро. Я вела себя странно. – Не, я… в общем-то, не против. Я тоже должен извиниться, что не пришел к тебе на большой перемене. Услышав этот нетипично связный ответ Харуюки, Черноснежка сперва вроде бы склонила голову чуть набок, но тут же кивнула. – Тогда ладно, но… ммм. Я и сама не знаю, что именно на меня нашло, но… да, когда речь заходит о Сиан Пайле, я просто не в состоянии сохранять хладнокровие. Устремив взгляд строго вперед, Черноснежка говорила, пожалуй, чересчур быстровато… Харуюки сухо перебил: – Да, насчет этого. Я нашел, какая связь между Сиан Пайлом и Курасимой. – …Э? А… П-понятно. Давай об этом поговорим через Прямое соединение. Чтобы никто не услышал, о чем мы говорим, – быстро проговорила Черноснежка и вместо кармана пошарилась в сумочке, свисающей с правой руки. Вытащила она маленький бумажный пакетик с названием магазина, расположенного рядом со школой Умесато. С треском отодрав скотч, Черноснежка извлекла из пакетика новый XSB-кабель. – Ээ, я случайно повредила кабель, которым мы пользовались вчера. Вот, и… у меня было не очень много денег, и хватило только на этот. Харуюки намеренно проигнорировал объяснение Черноснежки, больше смахивающее на оправдание, и взглянул на метровый кабель – самый короткий, какой продают в магазинах. Не глядя Черноснежке в глаза, он молча взял конец кабеля и вставил штекер в свой нейролинкер. – … Черноснежка, похоже, ждала, что Харуюки скажет что-то, но в конце концов вставила второй штекер в разъем своего нейролинкера. Как только появившееся предупреждение о проводном соединении исчезло, Харуюки послал ей свою сухую мысль. «Сама Курасима – не Сиан Пайл. Сиан Пайл заразил нейролинкер Курасимы вирусом и установил бэкдор. Вот почему он появляется на арене в той точке школы, где находится Курасима». Договорив до этого места, Харуюки замолчал. Черноснежка ответила не сразу. Но наконец ее голос раздался у него в мозгу; звучал он подозрительно, а может, просто чуть испуганно. «…С тобой ничего не случилось?.. Какой-то ты… странный с утра». «Не особо… ничего такого», – ответил Харуюки, идя в метре от Черноснежки и упорно стараясь не смотреть на нее. «Но… может, ты сердишься? Потому что я странно себя вела сегодня утром и вчера?» «Ну что ты. Мне не за что сердиться на семпая… Со мной все в порядке, так что давай вернемся к важному». И вновь по тонкому кабелю потекло лишь молчание. Постепенно пускались сумерки; дома, выстроившиеся по левой стороне переулка, создавали мрачную и унылую атмосферу; пешеходы казались черными тенями. Никто не обращал внимания на Харуюки и Черноснежку, идущих в Прямом соединении, – их словно было только двое, пробирающихся сквозь безмолвную страну теней. «…У тебя есть доказательства?» Внезапно холодная мысль прозвучала у Харуюки в голове. «Ты нашел твердое доказательство, что Курасима-кун – действительно не Сиан Пайл?» «Нет. Если бы я притронулся к вирусу, был риск, что он бы заметил, поэтому я только проверил». «Хо. Разумное решение, но в то же время из-за него твоей находке недостает убедительности. Даже я никогда в жизни не слышала, что “Брэйн Бёрст” может подключаться через бэкдор, – как же я могу верить твоим словам?» Черноснежка как будто тщательно подбирала слова; ее мысли звучали все острее и острее. Харуюки стиснул зубы и ответил еще более монотонно: «То есть ты намекаешь на возможность, что историю с вирусом я выдумал… короче, что я переметнулся к Курасиме, Сиан Пайлу? Если так, вопрос вообще не в доказательствах и ни в чем таком. Все зависит от того, какое решение примет семпай». «…Я ничего такого не говорила. Тебе просто показалось». Мысленный голос Черноснежки чуть задрожал, но Харуюки стойко молчал. «…Ты действительно искренне так считаешь?» Черноснежка внезапно остановилась; слова ее зазвучали напряженно, и температура вокруг, казалось, резко упала. «Если я приду к выводу, что ты переметнулся к Сиан Пайлу, я в ту же секунду нападу на тебя, отберу все твои Бёрст-пойнты, и твой “Брэйн Бёрст” автоматически деинсталлируется. Ты навсегда потеряешь способность ускоряться. Ты понимаешь, о чем я говорю?» «Понимаю. Я просто пешка, не более чем орудие, которым ты можешь пользоваться по своему усмотрению. Когда нужда во мне отпадет, ты меня отбросишь». «…Ты…» Внезапно Харуюки почувствовал, что его левое плечо легонько сдавили. Подняв глаза, он обнаружил лицо Черноснежки прямо перед собой – застывшее, точно ледяная скульптура. «Ты действительно сердишься на меня. Конечно, и я вела себя не идеально. Но, – ее губы дрожали, слова звучали напряженно, будто она сдерживалась изо всех сил. – …Я тоже не могу полностью контролировать эмоции. Когда я раздражаюсь, это отражается и на моем мышлении. Особенно когда дело касается тебя… и Курасимы-кун…» Отведя на секунду глаза, Черноснежка с трудом продолжила говорить, ее бледные щеки напряглись. «…Ладно, если ты хочешь узнать причину, я скажу. Я…» Но, прежде чем Харуюки получил по кабелю ее мысль, он отвернулся и перебил. «Ничего, можешь не говорить». «Э… ч-что?..» «Смотреть на это тоже трудно. Больно видеть». «Ты о чем говоришь… Что ты… имеешь в виду?» Уцепившись взглядом в одну дорожную плитку справа от себя, Харуюки произнес «единственный вывод», к которому он пришел сегодня днем. «Ты… ненавидишь себя, да?» Он услышал резкий вдох. Харуюки прекрасно сознавал, что слова, которым он сейчас придает форму, назад уже не взять. В голове его рефреном звучали ободряющие слова, которые вчера вечером говорила Тиюри, но он не мог больше остановить поток своих мыслей. «Ты ненавидишь себя за то, что ты во всем совершенна. И поэтому ты нарочно стараешься себя принизить. Верно?» Пальцы Черноснежки, держащие его за плечо, затвердели, стали будто железными. Ну все, это наше с ней последнее соединение. И Харуюки выбросил слова, которые должны были разрушить все. «Когда ты говоришь со мной… с толстым, некрасивым, ужасным типом вроде меня… когда ты прикасаешься к моей руке, показываешь доброту… нет, что-то похожее на доброту… ты просто пытаешься себя запачкать… Но даже если ты не будешь так делать, я все равно сделаю то, что ты скажешь. Я ничего больше не хочу. Мне не нужна никакая компенсация. Просто пешка, орудие, которому можно приказывать, – вполне подходящая роль для такого, как я, и ты сама должна это понимать!!!» Медленно… очень медленно белая рука отпустила его плечо. Вот и хорошо. Не надо ко мне больше прикасаться, не надо встречаться глазами. Даже видеться не надо в реальном мире – просто обращайся со мной как с обычным инструментом. Харуюки понятия не имел, достигли ли ее эти мысли. Прощай. Едва он пробормотал мысленно это слово – Хлоп!!! Резкая боль обожгла левую щеку. Чувствуя жар, Харуюки обалдело поднял голову. – …Дурак!!! Это слово вырвалось у Черноснежки вслух. Ошеломленно Харуюки смотрел, как слезы ручьем текут по лицу, которое, даже искаженное до невозможности, все равно оставалось прекрасным. Только что отвесив с маху пощечину, Черноснежка так и стояла, неестественно подвернув правую руку; вся она была какая-то всклокоченная, как ребенок, и слезы продолжали течь сплошным потоком. – Дурак… дурак… Это слово, раз за разом срывающееся с ее губ, было совсем не похоже на слово «глупый», которое она со снисходительной и взрослой улыбкой произносила раньше. Черноснежка обзывала Харуюки вновь и вновь, совсем как обычная четырнадцатилетняя девчонка. А Харуюки, не находя ни единого ответа из тех, что должны приходить в голову тринадцатилетнему мальчишке, лишь молча стоял столбом и смотрел во все глаза. Его слова глубоко ранили стоящую перед ним девушку. Уж это-то он понимал. Однако Харуюки думал, что – ну, это же Черноснежка, она само совершенство, ее ум и рассудительность куда лучше, чем у взрослых, – она просто возненавидит Харуюки, он станет ей отвратителен, и она отвернется от него. Он и подумать не мог, что она так разревется. Что у нее будет такое раненое лицо. Это – это могло значить, что… Харуюки раскрыл рот, пытаясь что-то сказать. Черноснежка закрыла залитое слезами лицо руками. Легкий ветерок промчался мимо них, молча стоящих в переулке, и утонул в сумерках. И тут – По ушам Харуюки ударил страшный лязг металла о металл. Сперва Харуюки подумал, что это квантовый шум его нейролинкера. Его сердце подпрыгнуло от неожиданности, он развернулся всем телом вправо. В его поле зрения впрыгнула ужасная картина. Белая машина, пробив левой стороной бампера ограждение тротуара, летела прямо на него. Несчастный случай?! Нет! Не слышно визга тормозов. Эти четыре мысли просвистели у него в голове меньше чем за 0.1 секунды. Его губы двинулись автоматически и произнесли команду. И одновременно эта же команда, но совершенно другим голосом отданная, прозвучала у него в мозгу, принесенная по кабелю Прямого соединения. – «Бёрст линк!» БАММ!!! – громыхнуло в ушах, и мир остановился. Синева. Застывшая картина, прозрачно-синяя, докуда взгляд достает. Но Харуюки тут же напомнил себе, что она не полностью застывшая. Колеса большого седана, едущего прямо на него, словно преодолевая заморозку, поворачивались потихоньку, потихоньку, медленно съедая дорожное полотно и сокращая расстояние до Харуюки. …Уаааа?! С некоторым опозданием, но все же Харуюки вскрикнул и отскочил назад. И тут же машина исчезла. Ее закрыла собой – его собственная круглая спина в школьной форме Умесато. Синий мир – не просто взятая из реальности картина. Программа «Brain Burst», взломав сеть Общественных камер, понатыканных повсюду, собирает с них изображения и превращает в созданную из полигонов псевдореальность. Чуть опустив глаза, Харуюки обнаружил, что его тело стало розовым поросенком. Двигая своим привычным аватаром, Харуюки обошел реального себя и снова увидел белый седан. Между Харуюки и машиной было всего три метра; автомобиль наискось вылетел с мостовой на тротуар, пробив ограждение. Судя по его скорости – а он по-прежнему медленно, но верно продвигался вперед, – он врежется в Харуюки с Черноснежкой менее чем через десять ускоренных минут. Чтобы такое могло произойти – как?! Мысли метались у Харуюки в голове. В норме автомобиль просто не может сойти с дороги. Потому что, как только ИИ машины обнаружит опасное отклонение от курса, он тут же перехватит управление и, скорректировав направление движения, остановит машину. Это значит, что либо ИИ этого конкретного седана вышел из строя, либо его отключил водитель. Харуюки заподозрил, что второе куда вероятнее. Потому чего его уши совершенно не слышали визга шин, трущихся о дорожное полотно в попытке затормозить. Водитель не давил на тормоз. Скорее, наоборот – он мчался вперед, втопив полный газ. Это умышленное нападение. Черноснежка уже намекала на такую возможность – «атаку в реальности» со стороны других Бёрст-линкеров. Кто же напавший – какой-то Бёрст-линкер, принадлежащий к легиону одного из королей? Или же это ученик школы Умесато, тот самый Сиан Пайл? Похоже, большинство здешних Общественных камер не видело, что внутри машины, поэтому окна салона выглядели непрозрачными. Харуюки смотрел с разных сторон, напрягая глаза, пока не нашел наконец точку, откуда смог заглянуть в салон. Вытянувшись своим маленьким поросенком, насколько мог, он увидел, что водитель, чуть не врезавшийся головой в крышу салона, был – – Что?!. Едва увидев, Харуюки издал потрясенный крик, похожий больше на стон. В машине он увидел лицо одноклассника, которого мгновенно узнал – и которого желал видеть меньше, чем кого бы то ни было. – А… Арая?!. По… почему… Почему он здесь. После драки, затеянной Араей в школе, его обыскали и нашли в его нейролинкере много всякого, включая противозаконную программу, позволяющую избегать Общественных камер, разные фотографии и даже виртуальные наркотики; так что его тут же без вопросов арестовали. Затем его временно поместили в отделение для несовершеннолетних Управления по дискриминации – и, уж во всяком случае, в школу Умесато он не должен больше вернуться. Не веря своим глазам, Харуюки заморгал, глядя в сине-ледяное лицо водителя. Но – пиками торчащие во все стороны волосы, высоко расположенные тонкие брови, изогнувшиеся в жестоком экстазе губы – и чувство страха, непроизвольно вспыхнувшее в Харуюки, едва он увидел это лицо… все это ясно говорило Харуюки, что перед ним действительно Арая. – Сегодня утром его отпустили под залог. Рядом вдруг раздался грустный голос, и Харуюки резко обернулся. Он увидел Черноснежку в образе феи-бабочки; она стояла рядом с ним, закусив губу. – …Я слышала, его дело будет разбирать суд по делам семьи на следующей неделе, и он получит не меньше года… вот почему я сочла, что об этом человеке можно больше не беспокоиться. Но… подумать только, что он способен на такое… Сдавленно пробормотав эти слова, Черноснежка опустила длинные ресницы и покачала головой. – Нет – я должна была это предвидеть и быть настороже. Вовсе не нужно уметь «ускоряться», чтобы напасть на другого… Я должна была знать, что ножа или машины более чем достаточно, но… похоже, по-настоящему я этого не понимала… Она вернулась к своему обычному тону; ни намека на недавнее детское рыдание не осталось на ее лице. Нет, просто мне хочется в это верить, тут же поправил свое впечатление Харуюки. В глазах ее аватара, хоть это и был всего лишь созданный образ, отчетливо читались раскаяние и, похоже, решимость. Черноснежка медленно закрыла глаза, сделал глубокий вдох и продолжила шепотом: – Это… это как наказание. Мое наказание – за то, что не понимала сердца людей, не пыталась их понять, но все равно играла с ними ради собственного удовольствия. – …Чт… что… что ты говоришь? Лишь эти слова Харуюки с трудом сумел выдавить. Вместо ответа Черноснежка всем телом развернулась к аватару Харуюки, который был вдвое ниже нее ростом, и опустилась на колени. Подол черного платья распростерся по земле; ее лицо очутилось на одном уровне с лицом Харуюки, и она посмотрела ему прямо в глаза. – Арита-кун… Харуюки-кун. Сейчас ее голос звучал гораздо нежнее, чем когда бы то ни было прежде; он ласкал слух Харуюки. – Прости меня. Это я виновата в том, что так вышло. Но я не допущу, чтобы ты пострадал. Я защищу тебя. – …Э… чт… что… Ошарашенный Харуюки снова и снова повторял одно и то же. Даже если они прямо сейчас отменят ускорение, сделать уже ничего не успеют. В то же мгновение, когда они вернутся в реальность, седан на огромной скорости преодолеет остатки расстояния и размажет сперва Харуюки, потом стоящую за ним Черноснежку. Хорошо, что именно в этом порядке. Если он сыграет роль подушки, останется маленький шанс, что Черноснежка избежит серьезных травм. Харуюки уже думал об этом. Но тут Черноснежка решительным тоном произнесла нечто невероятное. – Одного тебя я совершенно точно могу спасти. Я еще не рассказала тебе… про последнюю, величайшую способность Бёрст-линкеров… силу «ускорения». – Э?!. Спасешь меня?.. Ты, моя госпожа, спасешь меня, простое орудие?.. У Харуюки перехватило дыхание; он лихорадочно замотал головой. – Те… тебе нельзя!!! Ты не можешь!!! Если есть такая способность, я ее использую! И это я тебя защищу!!! Потому что я твоя пешка… это же естественно, что я должен тебя защищать!!! Отчаянно крича, он протянул свои короткие ручонки. – Пожалуйста, научи меня… что это за суперспособность?! Какую команду надо отдать?! – Ничего не выйдет. Эту команду нельзя использовать, если твой уровень ниже девятого, и она забирает девяносто девять процентов очков. А главное – я твой Родитель. Как же может Родитель не спасти своего Ребенка? – Но… но… но… но!!! – Не делай такое лицо. Потому что у меня тоже… на душе легче. – Э… ле-легче?.. – Да. Сейчас ты ведь поверишь моим последним словам, правда? Черноснежка подняла руки, наложила ладони одну на другую и прижала к груди. Закрыла глаза; улыбка, как бутон, распустилась на губах; и – Она медленно произнесла единственную фразу, единственную фразу, точно выложенную драгоценными камнями. – Харуюки-кун. Я люблю тебя. Ослепительно сияющие черные глаза под высокими бровями смотрели на Харуюки. – Впервые в жизни я почувствовала это. Я просто сама не своя, я не могу себя нормально контролировать. Даже когда я на уроках или лежу дома на кровати, я постоянно думаю о тебе и то радуюсь, то грущу. Это и есть то, что называется любовью, хех… Просто замечательное ощущение. Это как чудо. По-прежнему прижимая руки к груди, Черноснежка улыбнулась. Улыбка была теплая, добрая и уютная, но от нее в груди Харуюки взорвалась боль. Я хочу верить. Я хочу верить. Я хочу верить – Слезы, хлынувшие из глаз аватара Харуюки, исказили поле зрения – слишком сильный спецэффект. Харуюки рывком вытер их и, заглянув в черные глаза, находящиеся так близко, сипло спросил: – Почему… почему меня? Почему такого… такого, как я? – Хмм, почему. Миллион причин, но… Нет, я не думаю, что для любви вообще нужна причина, но хорошо. Скажу тебе, что было толчком. Улыбающаяся Черноснежка протянула руки и положила ему на плечи. – Харуюки-кун. Ты помнишь нашу первую встречу? – Да… конечно, конечно, я помню. В школьной сети… в уголке виртуального сквоша ты мне сказала: «Ты хочешь ускориться еще сильнее?». – Вот именно. Тот рекорд, который я поставила в игре… – ее улыбка изменилась, в ней появилась капелька озорства. – Я это сделала с помощью «ускорения». – Э… ээ?! – Иначе я бы к такому уровню и близко не подобралась. Я сделала это, рассчитывая привлечь твой интерес и убедить тебя, потому что ты захочешь стать сильнее любой ценой… Я… – Черноснежка помолчала немного, подняв глаза к небу ускоренного мира. – Я стала Бёрст-линкером всего шесть лет назад, мне тогда было восемь. Все это время я искала лишь силу, я дошла до девятого уровня, победив столько врагов, что и не сосчитаешь, я запачкала руки кровью друзей – и все равно мне было мало. Такая, как я, просто не способна набрать те очки, какие набрал ты. Выражение лица Черноснежки изменилось. Уверенно глядя Харуюки в лицо, она продолжила: – Слушай меня, Харуюки-кун. Ты быстр. Ты можешь стать быстрее, чем кто угодно другой. Быстрее, чем я; быстрее, чем другие короли. Скорость – главная сила Бёрст-линкера. Когда-нибудь ты станешь известен как самый быстрый Линкер во всем ускоренном мире. Ты одолеешь королей, пройдешь за горизонт и доберешься до истоков «Брэйн Бёрста». И я знаю. Именно ты достигнешь высшего уровня способностей, запрятанных в человеке… в нашем разуме и душе. Черноснежка медленно кивнула. – Я… когда я увидела, как ты играл в ту игру, я задрожала. Я никогда раньше так не дрожала; и я была тронута. Мне хотелось крикнуть: «Подумать только – чтобы человек мог быть так быстр. Эврика… наконец-то я нашла истинного короля, который как следует встряхнет этот застоявшийся мир». Харуюки мог лишь ошеломленно слушать. Я – быстрее любого?.. Он просто не мог взять и поверить. Но в том положении, в каком они оба находились, он не мог себе позволить усомниться хоть в одном слове, сказанном Черноснежкой. Это единственное, чего он ни за что, ни в коем случае не мог. – Но, хотя ты обладаешь такой силой и потенциалом, настоящий ты очень уязвимый… это настолько больно, что просто сердце разрывается; оно у меня чуть из груди не выпрыгнуло. Я хотела встать на колени перед будущим королем. Но в то же самое время я хотела защитить тебя, обнять тебя. Эти противоречивые чувства во мне становились все сильнее и сильнее… и вдруг оказалось, что я вижу только тебя. Я влюбилась. Я лишь вчера это поняла. – Вче… ра? – Да. Когда ты говорил про Курасиму-кун. Как бы это сказать… я впервые в жизни почувствовала то, что называют ревностью, я перестала контролировать себя. Из-за этого я и вела себя так. И сегодня утром тоже. Я заметила слишком поздно… Нет – поздно, но не слишком. Ведь сейчас… Ее руки надавили на плечи Харуюки чуть сильнее. Черноснежка придвинула лицо ближе и улыбнулась. – …Сейчас я смогла тебе признаться. Если бы я могла загадать желание, я бы пожелала встать перед тобой в реальном мире и сказать тебе это как следует, но… Бриллиантовые слезинки вдруг возникли в ее сверкающих угольно-черных глазах и собрались в капли в уголках. – Теперь… пора прощаться. – Что… что ты собираешься сделать? Нет… прощаться – это просто – У Харуюки перехватило дыхание, он не мог произнести больше ни слова и лишь замотал головой. Черноснежка оставила ему последние слова, как инструкцию: – Пожалуйста. Стань сильнее… и стань быстрее. Победи остальных королей вместо меня, поднимись до самого верха и увидь то, что я хотела увидеть. – Нет… нет!!! – выкрикнул – почти простонал – Харуюки. – Я не смогу!!! Это слишком… нельзя, чтобы ты одна ушла! Я защищу тебя… а если не смогу, я пойду с тобой!!! Пожалуйста, не уходи от меня… я, я ничего еще не сделал для тебя… совсем ничего… Харуюки произносил все это рыдающим голосом, когда – Губы Черноснежки беззвучно приблизились и легли на его губы. Соприкоснулись губами всего лишь виртуальные аватары, но ощущение было неописуемо теплым, мягким и нежным. После поцелуя, длившегося менее тысячной доли секунды в реальном мире, но показавшегося Харуюки бесконечным, их губы медленно разомкнулись, и Черноснежка прошептала: – Когда-нибудь… мы обязательно встретимся вновь. Она встала, и срывающиеся с глаз слезинки образовали в воздухе серебряную дорожку. Потом Черноснежка повернулась к приближающейся машине и решительно встала на ее пути; от ее спины веяло неукротимой силой воли. Харуюки был не в состоянии не то что двигаться – даже говорить. Она раскинула руки в стороны. Ее спина распрямилась, и – Полным достоинства голосом Черноснежка отдала команду. – Физикл фулл бёрст!!![16] Пфф!.. Аватар Черноснежки окутался ослепительно-белым сиянием и исчез. Что? Что произошло? Чуть не разрываясь от замешательства, беспокойства и какого-то безымянного чувства, перекрывающего все остальные, Харуюки крикнул во весь голос: – Семпай!!! Его глаза вновь заволокло слезами; он потерял равновесие и, шатаясь, отступил на несколько шагов. И тут он увидел нечто невероятное. Черноснежка… тело настоящей Черноснежки, по-прежнему синее, двигалось. Она должна была стоять за спиной реального Харуюки, который закрывал ее от приближающейся машины; но ее ноги двигались со скоростью процентов десять от реальной; отталкиваясь ногами от земли, Черноснежка шла вперед. Этого – просто не может быть!!! Программа «Brain Burst» разгоняет в тысячу раз посылаемый сердцем квантовый импульс и таким образом ускоряет сознание пользователя. Этот эффект не распространяется на тело. Так что, даже если человек «ускорился», он и взгляд не может подвинуть, что уж говорить обо всем теле. Вот почему в момент ускорения программа отделяет сознание пользователя от тела, отправляет его в Полное погружение и подсоединяет к псевдореальности, созданной Общественными камерами. И тем не менее прямо сейчас настоящая Черноснежка из плоти и крови двигалась настолько быстро, что ускоренный Харуюки ясно видел это. Ее тело цвета льда иногда как бы размывалось по краям, оно словно текло – видимо, потому что Черноснежка двигалась быстрее, чем успевали снимать Общественные камеры. Иными словами – в реальном мире она мчалась раз в сто быстрее, чем обычный человек! Вот, значит, какова она, последняя, величайшая способность Бёрст-линкеров. Ускорение не только сознания, но и всего тела – действительно запретная команда. Тело просто не может сделать такого, не пострадав. На лице мчащейся вперед Черноснежки, помимо упрямой решимости, было видно страдание – словно она собрала в кулак всю волю, чтобы терпеть. Скорее всего, она испытывала ошеломляющую боль. Все ее мышцы и суставы, которые она заставляла двигаться на невозможной скорости, сейчас вопили. Но Черноснежка не останавливалась. Шаг, второй, третий – и вот она уже совсем рядом, слева от реального Харуюки. Между бампером машины Араи и Харуюки оставалось не больше 80 сантиметров. Черноснежка подняла руки и мягко притянула тело Харуюки к себе, будто обнимая. Потом, вложив больше силы, она принялась толкать его вбок. В этот момент. Харуюки ощутил мощнейший удар, от которого содрогнулось все его тело и почернело в глазах. Черноснежка двигалась изящно, но в реальном мире это было эквивалентно силовому приему, проведенному на потрясающей скорости. От соударения сработал предохранитель нейролинкера, и Харуюки был автоматически выведен из Полного погружения. Тут же из центра к периферии его потемневшего поля зрения разошлись естественные цвета. Харуюки мгновенно вернулся из своего аватара в реальное тело – и тут же ударился спиной о тротуар, так что у него перебило дыхалку. Не дыша, Харуюки смотрел во все глаза. Прямо перед ним – Все еще протягивая обе руки вперед, Черноснежка улыбалась. В следующее мгновение белая машина, летевшая по тротуару, врезалась в ее хрупкое тело. Ноги Черноснежки поддело бампером, и она подлетела вверх, потом ударилась о ветровое стекло, и ее подбросило еще выше. Черные волосы прочертили в воздухе дугу. Поймав на лету свет закатного солнца, они вспыхнули оранжевым сиянием. Рядом с ней в воздухе белоснежно танцевал выдернувшийся кабель Прямого соединения. Глава 7 Что было дальше, Харуюки помнил обрывками – отдельными образами в трех цветах. Хрупкая фигурка, в неестественной позе лежащая на тротуарной плитке, – черная. Кровь, в пугающих количествах растекающаяся из-под тела, – красная. Закрытые глаза и потерявшие упругость щеки – белые. Галстук, которым Харуюки пытался остановить кровь, и его собственные руки тоже мгновенно стали красными. На место происшествия ворвалась полицейская машина с красной мигалкой, и хохочущего Араю впихнули на заднее сиденье. Сразу после этого приехала белая «скорая» с такой же красной мигалкой, из нее вышли люди в белом и положили Черноснежку на носилки. Харуюки упросил их взять его с собой, и машина понеслась на полной скорости – И сейчас Харуюки сидел в уголке белого коридора, не отводя глаз от светящейся красным лампы с надписью «Идет операция». До сих пор Харуюки был не в состоянии думать о том, что произошло. В его памяти раз за разом проигрывались события последних четырех дней – с того момента, как он познакомился с Черноснежкой. В тот раз – и в тот раз, и вон в тот – Харуюки мог сделать другой выбор. Если бы он тогда сделал другой выбор, всего вот этого можно было бы избежать. Почему он не пытался хоть чуть-чуть поверить в руку, протянутую ему навстречу Черноснежкой, в чувства, которые она выказывала? Если бы он послушно принял их, вместо того чтобы упрямо смотреть в землю, ссоры на дороге бы не было и они бы вовремя заметили приближающуюся машину. …Я за свою жизнь совершил уйму ошибок, но эта – ошибка номер один, и ее не исправить. Харуюки возвращался к каждой развилке в каждом фрагменте своей буксующей памяти и всякий раз пытался прочертить оттуда другое будущее; но даже «Brain Burst» неспособен изменить то, что уже случилось. Этим он занимался бог знает сколько времени, не отводя глаз от лампы. Лампа означала, что врачи все еще работают; но внезапно дверь скользнула в сторону, из операционной вышла медсестра в белом халате и направилась прямо к Харуюки. Тот лишь молча смотрел на нее. Она была молодая – возможно, только что из школы медсестер. Глаза под красивой прической смотрели напряженно. При взгляде на женщину у Харуюки невольно вырвалось: – Как… она? – Доктор и ассистенты делают все возможное, – голос медсестры звучал немного хрипло и сдавленно. – Но… слишком много повреждений внутренних органов. Мы ввели ремонтные микромашины, и ухудшение ее состояния замедлилось. И… вот, насчет ее семьи… мы хотели бы с ними связаться, но в ее нейролинкере не указан адрес для экстренной связи. – Э… Сев напротив Харуюки, не знающего, что сказать, медсестра подалась к нему и продолжила: – Я подумала, что ты можешь знать ее домашний номер. Ты… ее… ?.. В конце ее фразы была вопросительная нотка, но Харуюки ничего не ответил. Что я для нее? Пешка. Подручный. Эти слова я не хочу больше использовать. Но говорить о нас как о друзьях или как о семпае и кохае я тоже не хочу. Так и не решившись что-либо ответить, Харуюки услышал следующие слова медсестры, произнесенные после секундного колебания, и машинально поднял глаза. – …Ее парень, да? – Ээ… п-почему вы так решили? Сколько ни гляди на Черноснежку, чья красота чудесным образом не пострадала, и на внешность Харуюки – ну просто неоткуда сделать такой вывод. Харуюки машинально съежился, и тут медсестра протянула ему маленькую книжечку. Синяя искусственная кожа переплета, на ней металлическая эмблема – это была ученическая книжка средней школы Умесато. – Я нашла ее, когда искала номер телефона и другую личную информацию. Прости. Лишь чуть-чуть улыбнувшись напряженными губами, медсестра открыла ученическую книжку на последней странице. Слева был прозрачный кармашек, в нем школьное удостоверение с фотографией Черноснежки. А справа было знакомое круглое лицо. Взяв книжку трясущимися руками, Харуюки уставился на собственную фотографию, на собственное идиотское выражение лица. Ну да, точно – это скриншот поля зрения, который Черноснежка сделала в рекреации, когда впервые «призналась» ему. Капля влаги упала на фотографию. Харуюки и не заметил, что уже некоторое время по его щекам текут слезы. – Семпай… Черноснежка-семпай. Его голос задрожал. И тут же Харуюки разревелся, как ребенок. – Уу… аа… уааааааа!!! Прижав книжечку к груди и перегнувшись вперед, он плакал навзрыд. Слезы лились сплошным потоком, они стекали по щекам и падали на пол. Ощущая резкую боль в груди, словно кто-то выдалбливал его внутренности, Харуюки впервые понял свои истинные чувства. Операция шла без малого пять часов. Когда индикатор в углу поля зрения сменился с «вечера» на «ночь», Харуюки просто послал текстовый мэйл «Мой друг попал в аварию, вернусь очень поздно или вообще не вернусь сегодня» и вновь устроился на своей скамье. С родственниками Черноснежки, похоже, связались через школу, но, как ни странно, вместо них пришел лишь семейный адвокат – один. Человек средних лет со здоровенным нейролинкером, сам смахивающий на машину, он с деловым видом выполнил все формальные процедуры и минут через пятнадцать ушел, не удостоив Харуюки даже взглядом. Спустя долгое, долгое время красная надпись наконец погасла. На часах было около десяти вечера. Молодой доктор, вышедший из операционной с усталым видом, вроде как удивился немного, увидев, что Харуюки тут один, но все же вежливым тоном объяснил состояние пациентки. Кровотечение удалось остановить, но внутренние органы сильно повреждены; неудивительно, если она впадет в коматозное состояние. Многочисленные синтетические белковые микромашины трудятся над регенерацией и восстановлением тканей, но в конечном итоге все будет зависеть от сил самой пациентки. – …Если коротко – должен сказать, что ее состояние очень тяжелое. Все решат следующие двенадцать часов… пожалуйста, приготовься. Закончив эту фразу с серьезным выражением лица, врач вместе с ассистентами удалился по коридору. Осталась лишь медсестра – та же, что раньше. Кинув короткий взгляд на ученическую книжечку, которую Харуюки по-прежнему крепко сжимал в руках, медсестра ласково сказала: – Тебе тоже надо… вернуться домой и отдохнуть. Похоже, завтра придет кто-то из ее семьи. – Завтра… будет уже поздно, – упрямо ответил Харуюки, ясно давая понять, что не сдвинется отсюда ни на шаг. – Доктор сказал, что следующие двенадцать часов будут самыми тяжелыми. Семпай старается изо всех сил, но, если сейчас рядом с ней совсем никого не будет, это будет слишком… жестоко. – …Ясно… это верно. Ты уже связался со своей семьей? – Да… Мама все равно вернется домой не раньше часа ночи. – Понятно. Тогда я принесу одеяло, погоди немного. Она быстро удалилась по коридору в служебное помещение медсестер и тут же вернулась. Протянув Харуюки тонкое одеяло, она уверенно кивнула. – Не беспокойся. С этой девушкой все будет хорошо. Она такая красивая… и у нее такой замечательный парень. Все самое веселое еще впереди. Да уж – «еще впереди» куда больше всего, чем она думает. Одолеть Сиан Пайла, победить легионы других королей и отправиться туда, куда стремится Черноснежка. И, конечно, я отправлюсь туда вместе с ней. Эта мысль вспыхнула у Харуюки в голове, и он сказал: – Спа… спасибо огромное. Эмм… когда я смогу пройти к семпаю? – Сейчас это невозможно, поскольку комната управления микромашинами герметична. Но ты можешь увидеть ее через больничную сеть. Вообще-то это запрещено, но для тебя – особая привилегия. Медсестра улыбнулась и поводила пальцем в воздухе. Кликнула – и перед Харуюки появилось сообщение об открытии доступа. В первое мгновение он немного удивился, что медсестра смогла подключиться к его нейролинкеру, хотя они оба были отрезаны от Глобальной сети; но тут же понял, что они оба в локальной сети больницы. Он кликнул на иконку, и открылось окно с видео. Картинка была тусклой и замыленной, но, вглядевшись изо всех сил, Харуюки увидел кровать и какой-то странный контур на ней. Это было нечто вроде капсулы с прозрачной верхней половиной. Капсулу заполняла полупрозрачная жидкость, в которой плавало белое тело – Харуюки видел его от плеч и выше. На трубки, идущие к рукам и рту, было больно смотреть; глаза оставались закрытыми, ресницы даже не вздрагивали. – Семпай… Прямо сейчас внутри хрупкого тела Черноснежки множество микромашин в союзе с ее собственной волей к жизни сражались с колоссальными повреждениями. Харуюки ничего не мог сделать, чтобы помочь ей в этой битве. Абсолютно ничего – разве что молиться. – Не волнуйся. Она непременно выкарабкается, – снова повторила медсестра и, мягко похлопав Харуюки по спине, встала. – Мы постоянно следим за ее состоянием и, если что-нибудь случится, сразу же придем. Ты тоже должен немного отдохнуть. – Да. А… эмм, большое вам спасибо. Харуюки поблагодарил медсестру, уже двинувшуюся прочь, и опустил глаза – Кинув взгляд на окно с видео в правой половине поля зрения, он вдруг почувствовал, что что-то там не в порядке. Его интуиция, отполированная колоссальным опытом виртуальных игр, шептала ему, что что-то он должен здесь видеть, о чем-то должен думать. Что – что я сейчас увидел? Тело Черноснежки на уровне плеч и выше было обнажено. Однако кое-что на ней все же было. Она плавала в полупрозрачной жидкости, поэтому четко разглядеть Харуюки не мог, но – вон та черная штуковина сзади шеи, несомненно, была нейролинкером. И к нему был подсоединен тонкий кабель. Он шел вдоль кровати рядом с кислородной трубкой и другим концом был подключен к большому аппарату, стоящему рядом. – П-пожалуйста, подождите. Медсестра тут же остановилась и, склонив голову набок, вопросительно посмотрела на него. – Что такое? – Нет, эмм… нейролинкер Черно-… эээ, то есть семпая, он еще подключен, да? – Да. Ведь мы следим за ее мозговой активностью. – Значит, эээ… тот аппарат, к которому он подключен по кабелю, – не изолированный? – Конечно, нет, он подключен к больничной сети. …ЧТО?! Озадаченно глядя на Харуюки, у которого перехватило дыхание, медсестра улыбнулась, словно пытаясь успокоить его. – Что, ты беспокоишься о безопасности? Не волнуйся, та часть больничной сети, которая относится непосредственно к лечению, снабжена потрясающе крепким брандмауэром. Ни один хакер ничего плохого этой девушке не сделает. Медсестра помахала рукой и со словами «ну, пока» удалилась в служебное помещение. Глядя ей в спину, Харуюки мысленно ответил, будто простонал: …В норме так бы оно и было. Но «это» – не нормальное. «Это» способно внедриться в сеть Общественных камер, обладающую мощнейшим брандмауэром в стране, и брать из нее видео в реальном времени… «Это» – программа «Brain Burst». Оставшись в коридоре один, Харуюки с одеялом в левой руке хлопнулся на скамью. Нейролинкер Черноснежки полностью изолирован от Глобальной сети. Однако в целях лечения ее подсоединили к машине, подключенной к больничной сети. …Это значит… Дрожащим голосом Харуюки пробормотал: – Бёрст линк. Мир мгновенно замер, звуки пропали. Встав в своем поросячьем аватаре и молясь в душе, Харуюки кликнул на иконку в виде горящей буквы «В» на левом краю поля зрения. Активировалась консоль «Brain Burst», открылся дуэльный список. Сперва там была лишь надпись «Поиск», потом наверху списка появилось имя «Сильвер Кроу». А строкой ниже – имя «Блэк Лотус». – Нет… – простонал Харуюки. Он-то, если отключит свой нейролинкер от больничной сети, исчезнет из дуэльного списка. Но Черноснежка, за мозговыми волнами которой постоянно следили, сделать этого была не в состоянии. Конечно, к Глобальной сети они оба были не подсоединены, так что извне напасть никто не сможет. Но если Бёрст-линкер есть здесь, в больнице – если он включит «Brain Burst», увидит в списке Блэк Лотус и вызовет ее – Лежащая без сознания Черноснежка, вне всяких сомнений, проиграет. Нет, такого совпадения не будет; с чего это вдруг еще одному Бёрст-линкеру оказаться в той же больнице? В это время суток в больницу и из больницы уже никто не ходит, а если бы сейчас в здешней сети был кто-то, помимо Харуюки и Черноснежки, его имя уже было бы в дуэльном списке. Так что тревожиться нет нужды. Харуюки пытался успокоить себя этими словами. Однако потное ощущение, бегущее по круглым рукам его аватара, совершенно не желало уходить. Нет… еще не все. Что-то я проглядел. Что если… что если какой-нибудь Бёрст-линкер узнает, что Блэк Лотус, человек, за голову которого назначена самая большая награда в ускоренном мире, получил серьезные травмы и лежит в больнице, и даже узнает, в какой именно? Харуюки усиленно пытался думать, что «такого человека просто не может быть», а потом внезапно содрогнулся и распахнул глаза. Есть такой человек. Всего один человек, враг. Сиан Пайл. Таинственный враг, истинное лицо которого можно узнать, только проследив за вирусом в нейролинкере Тиюри. Сейчас единственное, что можно сказать, – это что он из средней школы Умесато. А об аварии, в которую попала Черноснежка, в школе уже знают. То, что Арая, как только его выпустили под залог, тут же сбил Черноснежку машиной, которой управлял без прав, – это же просто бомба, а не новость. Сейчас это наверняка главная тема сплетен учеников школы Умесато. Название больницы, в которую ее положили, наверняка им еще не известно. Если бы ее фан-клуб и почитательницы из числа первоклашек узнали, где она лежит, давно бы уже набежали сюда толпой. Но – учителя уже должны знать. А значит, и ученики узнают, это лишь вопрос времени. Если сюда с самыми добрыми намерениями явится орава учеников, то Сиан Пайл с легкостью может там затесаться, и найти его будет очень трудно. Это было… неизбежно. Харуюки уныло опустил плечи и сел рядом с синим застывшим собой. Прямо сейчас Черноснежка отчаянно сражается за свою жизнь. Совершенно очевидно, что сражаться еще и в дуэли она просто не сможет. Хорошо, что вызвать на дуэль одного и того же противника можно только раз в день. Пока Черноснежка не восстановится, она может позволить себе проиграть раз-другой и потерять немного очков… Нет – я идиот!!! Что тогда сказала Черноснежка?! Харуюки сжал кулаки и вскочил. Последняя команда, которую она использовала, чтобы спасти Харуюки, «Физикл фулл бёрст». Платой за пользование этой немыслимой способностью, ускоряющей не только мысли, но и само тело, была потеря 99% Бёрст-пойнтов. Скорее всего, если Черноснежка, у которой Бёрст-пойнтов сейчас очень мало, хоть раз проиграет низкоуровневому Сиан Пайлу, ее очки сразу упадут в ноль. И тут же ее «Brain Burst» принудительно деинсталлируется. Для нее… для Черноснежки, отчаянно стремящейся к десятому уровню, это будет почти равносильно смерти. Не могу позволить, чтобы это случилось. Ни за что не допущу, чтобы это случилось. Я не могу допустить, чтобы Сиан Пайл даже один раз сразился с Черноснежкой. Черноснежка рисковала жизнью, чтобы меня спасти. И на этот раз я спасу ее. Ее вторую половину. С этого момента я буду следить за входом в больницу, ни на секундочку не засну. Я буду ускоряться всякий раз, когда здесь появится ученик из Умесато, даже если это будет стоить мне всех моих очков; и когда я найду Сиан Пайла, я его вызову на дуэль. А потом – я его сделаю. Я измолочу этого типа, у которого тоже мало Бёрст-пойнтов, и вышвырну его из ускоренного мира навсегда. – Я защищу тебя. Я обязательно защищу тебя, – громко заявил Харуюки, стоя в одиночестве в синем мире. – Потому что… я… я должен тебе сказать кое-что. Когда мы снова встретимся. Поэтому на этот раз я буду сражаться. Повернув голову в сторону Черноснежки, от которой его отделяла синяя стена, Харуюки твердым голосом произнес эти слова. Отдав команду «Бёрст аут!» и вернувшись в реальность, Харуюки обхватил руками колени и уселся на скамью боком. Завернувшись в одеяло, он сосредоточенно уставился на больничный вход, который был слева по коридору. В больницу вели и другие входы, но зарегистрировать свой нейролинкер, чтобы подсоединиться к больничной сети, можно было только здесь. Так что Сиан Пайл придет сюда, никуда не денется. Было уже пол-одиннадцатого. Шансов, что враг появится именно сейчас, когда время для посещений давно прошло, был мал, но не следовало забывать, что враг тоже загнан в угол. Если он хочет атаковать Черноснежку, пока она без сознания, он наверняка нападет сразу же, как только узнает, в какой она больнице. Харуюки выставил в настройках нейролинкера самую высокую громкость будильника. Теперь, если он начнет засыпать, будильник заорет так, что и мертвого разбудит. Никогда раньше Харуюки не оставался на ногах в столь поздний час. Однако его вовсе не одолевала скука, тем более сонливость. Большую часть времени он смотрел на тускло освещенный больничный вход и время от времени кидал взгляд на уменьшенное окно с видео из реанимации. Белая фигурка Черноснежки в капсуле на кровати лежала абсолютно неподвижно, но Харуюки чувствовал, что там идет жестокая битва. Старайся. Изо всех сил старайся. Всякий раз, кидая взгляд на окно с видео, он безмолвно молил Черноснежку. Их двоих связывали нейролинкеры, больничная сеть – и еще программа «Brain Burst». Вот почему его мольбы обязательно будут услышаны. В это Харуюки верил абсолютно твердо. Около двух ночи обеспокоенная медсестра пришла посмотреть, как у Харуюки дела, и принесла кофе в бумажном стаканчике. От молока и сахара он отказался; черный кофе, который он пил впервые в жизни, был таким горьким, что язык защипало. В пять утра снаружи начало светлеть. Чуть поколебавшись, Харуюки быстренько сбегал в туалет и тут же вернулся обратно; никогда он еще не проводил в туалете так мало времени. Шесть утра. По коридору ходило все больше сотрудников больницы. Харуюки сосредоточился еще сильнее. Семь утра. Ночная смена, закончив работу, начала расходиться по домам. Та же медсестра принесла еще один стаканчик кофе и сэндвич, после чего ушла, сказав на прощание теплые слова. 8.30 – В регистратуре прошла пересменка, и автоматическая дверь главного входа больницы открылась. Словно дожидаясь этого момента, вошло сразу несколько человек – в основном пожилые пациенты. Чувствуя прилив бодрости, Харуюки раскрыл глаза на всю ширину и уставился на входящих пациентов. Можно говорить, что он уже полгода как поступил в среднюю школу Умесато, что школа маленькая, всего по три параллели на класс, – все равно он, естественно, не помнил лица всех учеников. Поэтому всякий раз, когда он видел молодое лицо, в котором сомневался, он без колебаний ускорялся и проверял дуэльный список. Харуюки продолжал наблюдать с полной сосредоточенностью, а цифры на часах в углу его поля зрения сменялись медленно-медленно, будто издеваясь. 35 минут. 40 минут. Черноснежка еще не выбралась из своего тяжелого состояния. Из двенадцати часов, про которые говорил врач, прошло уже больше десяти. Пожалуйста, приди в себя скорее. И отключи монитор мозговой активности, отчаянно молил Харуюки. Еще раз – еще раз бы побыть с ней наедине в ускоренном мире, только я и она. И тогда я скажу. Выскажу свои чувства. Буду говорить честно, от всего сердца. 8.45. Наконец Харуюки увидел знакомое лицо – впервые за все то время, что он напряженно наблюдал за входом. На мгновение у него перехватило дыхание – а потом он облегченно выдохнул. Это было не просто знакомое лицо. Это было одно из двух лиц, которые он видел дольше всех в этом мире. Высокий, стройный парень с хорошей осанкой, во взрослой велюровой курточке и твиловых брюках. Его волосы в утреннем свете сияли прозрачно-коричнево. Значит, он пришел… Харуюки чуть расслабил напряженные плечи и улыбнулся. – Эй, Таку! Я здесь! Слишком громкий выкрик Харуюки разнесся по коридору, и Такуму – Такуму Маюдзуми – резко остановился на полушаге. Похоже, Харуюки он еще не заметил. Он повернул голову сперва в сторону входа, потом в коридор, ведущий к палате реанимации. Такуму встретился глазами с Харуюки, вставшим со скамьи и машущим рукой, и – Чуть наклонил голову и несколько раз моргнул. А потом улыбнулся своей обычной жизнерадостной улыбкой. Быстро поднял правую руку в темно-синем рукаве куртки и постучал пальцем по синему нейролинкеру. «Погоди, пока я не зарегистрировался в больничной сети» – так Харуюки понял его жест и улыбнулся. Что за педантичный парень. Как всегда. Независимо от того, зачем человек приходит в больницу – для обследования или навестить пациента, – согласно национальному законодательству он должен зарегистрировать свой нейролинкер в больничной сети, когда входит в здание, а потом показать документы в регистратуре и получить бейджик посетителя. Однако регистрация в сети длится полминуты, и в течение этого времени не обязательно стоять на месте – можно уже идти дальше. Вообще-то сам Харуюки вчера вечером ни на секунду не остановился, пока не добрался до входа в операционную, так что его регистрация завершилась уже после того, как Черноснежка скрылась за дверью. Но Такуму, судя по всему, не собирался нарушать правила даже в такой мелочи. Он глядел на раздосадованного Харуюки и, стоя у входа, дожидался сообщения о завершении процедуры регистрации. Потом, как будто вдруг заметив что-то, Такуму повернулся вбок. Устремив взгляд в сторону автоматической двери, он поднес ко рту левую руку, словно громко зовя кого-то. Харуюки подумал что, может, Тиюри тоже пришла, и попытался разобрать, что происходит по ту сторону входной двери. За мгновение до того, как его взгляд ушел с фигуры Такуму, его охватило едва заметное беспокойство. Такуму, такой весь из себя примерный (в отличие от Харуюки), кричит в помещении больницы? Он руку не в качестве рупора использует, а как будто… да, рот. И слова, которые он произносит. Выглядело так, будто он пытается эти слова скрыть. Беспокойство усилилось, вызвав дрожь. Ледяная игла вонзилась Харуюки в спинной мозг. Он стоял прямо, выпучив глаза, и несколько мыслей одновременно проносились у него в голове. Я… почему я вообще решил, что этот тип, Сиан Пайл, учится в школе Умесато? Разумеется, потому что он поместил вирус в нейролинкер Тиюри. Используя Тиюри как ступеньку, он атакует Черноснежку, как призрак, откуда-то из школьной сети. Но. Что если он поместил этот бэкдор, чтобы добираться до нейролинкера из Глобальной сети? В таком случае под подозрением окажутся не только ученики средней школы Умесато, но вообще вся страна. Однако при этом появляется новый фильтр, позволяющий сузить круг подозреваемых. Почему Тиюри? Разумеется, потому что она была для него легкой мишенью. Кто-то вне школы, кто очень близок к Тиюри. Настолько близок, что может входить с ней в Прямое соединение. Есть лишь один человек, который подходит. И этот человек прямо сейчас стоит в двадцати метрах от меня – Когда мысли Харуюки дошли до этого места, его губы двинулись автоматически. – Бёрст линк!!! …Этот человек – старый друг Тиюри и ее парень. Такуму. БАММ!!! Мир холодно замер. Стоящий впереди с рукой возле рта Такуму тоже застыл и стал весь синий. Но на самом-то деле он не застыл. Там, за ладонью, Такуму произносил ту же команду. Его сознание тоже ускорилось в том застывшем уголке пространства. Ты? Это был ты? Нет. Не может быть. Почему. Почему? Такие беспорядочные мысли метались в голове Харуюки, но это не помешало правой руке его аватара с быстротой молнии метнуться наверх его виртуального рабочего стола. Прямо сейчас Такуму делает то же самое. Активирует консоль «Brain Burst», ждет, пока обновится дуэльный список. А потом, словно трогая упавший плод, он прикоснется к имени «Блэк Лотус» и вызовет Черноснежку на дуэль. Харуюки должен вызвать Сиан Пайла до того, как это произойдет. Стиснув зубы, Харуюки во все глаза смотрел на индикатор поиска поверх дуэльного списка. С тихим бипом на самом верху появилось его собственное имя. «Сильвер Кроу». Затем – имя любимой, которую он обязан защищать. «Блэк Лотус». И наконец – впервые за все время перед глазами Харуюки цепочкой красных букв появилось имя врага, которого он во что бы то ни стало должен победить. «Сиан Пайл». Успееееееть!!! Всем телом и душой посылая этот вопль, Харуюки на сверхзвуковой скорости кликнул по имени, а потом по команде «Дуэль» в появившемся окне. Глава 8 Хрусь-хрусь-хрусь-хрусь!!! Странная дрожь прошла по миру – будто множество кусочков железа терлись друг о друга. Свежий утренний свет, вливающийся через вход, сменился устрашающе желтым. Пол и стены покрылись какой-то животной слизью, под которой виднелся мятый, ржавый металл. Колонны, поддерживающие потолок, изогнулись, на них появились сочленения, как на брюшке насекомого; на потолке возникло множество выпуклостей, напоминающих глаза. Всего несколько секунд потребовалось, чтобы чистая современная больница вся покрылась органическо-металлической грязью, точно в ночном кошмаре автора, пишущего в жанре киберпанк. Харуюки стоял не дыша; его тело от кончиков конечностей к туловищу начало покрываться серебряной броней, одновременно руки-ноги стали вытягиваться и утончаться. Ягодицы, живот, грудь – в общем, все туловище тоже стало серебряным; наконец и вокруг головы сформировался круглый шлем. Одновременно с тем, как аватар Харуюки превращался из поросенка в Сильвер Кроу, вверху его поля зрения со скрипом развернулись две полосы хит-пойнтов. Между ними появилось число 1800. И наконец посреди поля зрения вспыхнуло ревущее пламя. В огне возникли багровые буквы надписи «В БОЙ!!!» и тут же с грохотом рассыпались. Кинув быстрый взгляд на начавшийся обратный отсчет и облегченно выдохнув с мыслью «ффуф, успел», Харуюки посмотрел затем в конец коридора – туда, где был Такуму. Точно в том самом месте стоял, повернувшись боком, дуэльный аватар неожиданной внешности. Это… и есть Такуму?! Сиан Пайл?! Ошеломленный Харуюки машинально сделал полшага назад. Громадный… нет, он был не такой уж высокий. Он был всего на пять сантиметров выше Такуму, рост которого в первом классе средней школы составлял 175 сантиметров; но все равно Сильвер Кроу, в котором было всего-то 155, не больше, вынужден был смотреть на него снизу вверх. Однако тело Сиан Пайла оказалось невероятно широким – вот что потрясало. Не толстым, нет. Конечности и торс бугрились мышцами, как у профессионального рестлера. И все это было обтянуто металлически-синим доспехом. Здоровенные темно-синие ботинки, такого же цвета громадная перчатка на левой руке. Вообще он смахивал на мачо из каких-нибудь американских комиксов. Полная противоположность стройного, даже худого Такуму. Пока Харуюки неподвижно стоял, пытаясь избавиться от шока – Сиан Пайл медленно повернулся влево и уставился на него. Голова Сиан Пайла была скрыта стильным каплевидным шлемом. На забрале виднелось несколько длинных и узких щелей, средняя часть которых была обращена вниз. Внешне все это напоминало маску для кендо. В одной из щелей вдруг ярко вспыхнули два синевато-белых глаза. Аватар медленно поднял левую ногу и тяжело топнул. С чавкающим звуком устилающая пол слизь расплескалась во все стороны. Еще раз Сиан Пайл топнул левой ногой, и лишь тут взгляд Харуюки прилип к правой руке Сиан Пайла. Что… что это?! На правой руке была вовсе не перчатка. От локтя и ниже вместо руки шла здоровенная трубка. Толщиной трубка была сантиметров пятнадцать, длиной около метра. На конце ее было отверстие, из которого высовывался острый стержень, испускающий опасный блеск. Судя по цвету брони, обволакивающей все тело Сиан Пайла, его специализация – «синий, ближний бой». Более того – по словам Черноснежки, он был чертовски близок к идеальному синему. Стало быть, этот острый стержень не может быть метательным оружием. Но, хоть Харуюки и пришел к такому выводу, он не смог удержаться и сделал шаг назад. Словно пытая стоящего столбом худощавого Сильвер Кроу, Сиан Пайл медленно шагнул по органическому коридору раз, потом еще. И вдруг остановился. Маска с параллельными щелями повернулась, оглядывая окружение. Потом из-под нее донесся голос – мрачно-искаженный, но все равно узнаваемый, столько лет слышимый голос Такуму, лучшего друга Харуюки. – Хмм, арена «Чистилище». Давненько я ее не видел. Какие там у нее свойства? Услышав эту беззаботную речь, Харуюки невольно раскрыл рот. – Та… Таку… СУГЯАААА!!! Резкий взмах правой руки – и стальной стержень Сиан Пайла впился в металлическую стену коридора, проделав уродливую брешь. На пол посыпались и потекли обрывки металла, слизь и какие-то непонятные раздавленные жуки. Харуюки проглотил слова и лишь икнул, съежившись в страхе. Кинув быстрый взгляд на его реакцию, Сиан Пайл продолжил тем же непринужденным тоном: – Твердая, как я и думал. Разрушать эту арену будет трудновато. Бумм. Он снова зашагал вперед, его здоровенная синяя фигура росла перед глазами Харуюки, словно нависая над ним. – Хару… Хару. Как всегда, ты потрясающе быстро управляешься с виртуальным рабочим столом. Мне оставалось всего лишь нажать кнопку «Дуэль», но ты успел-таки влезть. – Та… куму… …Значит, это правда ты. Почему? Когда? Когда, черт побери, ты успел стать Бёрст-линкером? Прежде чем Харуюки успел озвучить вопросы, переполняющие ему грудь, Сиан Пайл произнес: – Подумать только, ты стал Бёрст-линкером… я просто в шоке. Вчера я не смог полностью сохранить спокойствие, как рассчитывал. Никогда бы не подумал, что мой лучший друг меня предаст, а, Хару? – Та… куму… н… нет, все не так. Это… Слова, хрипло выдавливаемые Харуюки, потонули в грохоте стального стержня, вновь ударившегося о стену. – …Тебе понравилось, Хару? Тебе понравилось подсоединяться к Ти-тян у нее на кровати? Понравилось обниматься с ней? Понравилось прикасаться к телу Ти-тян, думая при этом обо мне? Это не Такуму! – лишь мысленно выкрикнул Харуюки. Это не тот Таку, которого я знаю. Таку не стал бы говорить таких вещей. Он всегда бодрый и веселый, он никогда не выказывает раздражения – вот настоящий Такуму. Сиан Пайл – кто-то другой. Ну конечно – он заразил бэкдором и нейролинкер Такуму тоже и подсоединяется откуда-то издалека. Харуюки отчаянно пытался убедить себя в этом. Но в то же время он вспомнил то присутствие, которое тогда ощутил… Харуюки был уверен, что чужое присутствие, которое он ощутил там, в Прямом соединении с Тиюри, когда обнаружил вирус в ее нейролинкере, – присутствие кого-то, кто затаился в глубине, всматриваясь и вслушиваясь, – было точно таким же, как то, что сейчас исходило от синего дуэльного аватара, стоящего перед ним. И, быть может, оно же было в беглых взглядах, которые Такуму кидал на играющих Харуюки и Тиюри уже давно – с тех самых времен, когда все трое были еще совсем детьми. – Таку… значит, это ты. Слова, вырвавшиеся из-под серебряного шлема Харуюки, прозвучали так сильно и остро, что он сам удивился. – Это ты заразил вирусом нейролинкер Тию. Ты втихаря подключался к Тию, заглядывал в ее память, подглядывал и подслушивал в свое удовольствие! – Только не надо называть это вирусом. Остановившись в пяти метрах от Харуюки, громадный аватар изящно взмахнул левой рукой – это изящество было единственным, что выдавало в нем Такуму. – Ти-тян – моя девушка. Так что наши с ней Прямые соединения – это вполне естественно. А согласиться на Прямое соединение – то же самое, что отдать свой нейролинкер партнеру. Обходить парольную защиту, заглядывать в глубочайшие уголки памяти, просматривать любые файлы, устанавливать любые программы – это все можно. Или я неправ? Хару, ведь ты тоже… Харуюки почувствовал, хоть и не видел этого, что лицо под щелями, пересекающими маску Сиан Пайла, искажено злобной усмешкой. – Ведь ты тоже подсоединился к Ти-тян и заглядывал в ее память, да? А ты ведь даже не ее парень. Это ты воспользовался добротой Ти-тян и притворился, что тебя надо жалеть, не так ли? – Это… это… – Ты всегда такой был, Хару. Сиан Пайл продолжал говорить спокойным голосом, когда большой металлический жук необычной формы попытался проскочить мимо него по стене. Сиан Пайл небрежным движением поднял правую руку и гигантской иглой проткнул панцирь насекомого. Отчаянно пища, жук замахал своими многочисленными ногами в попытке высвободиться. – Всегда, всегда, уже много лет ты говоришь Ти-тян: «Разве я не жалкий? Разве я не никчемный? Так что будь добра со мной. Заботься обо мне больше». Даже если ты не говоришь это словами – твое поведение, твои глаза… нет, правильнее сказать – само твое существование. С мокрым хлюпающим звуком игла погрузилась в жука глубже. Разлетелись зеленые брызги; виртуальное насекомое забилось еще отчаяннее. – Девушки – непонятные существа. Ти-тян, похоже, приятнее не держаться за руки со мной, а тащить за руку тебя и при этом ворчать и жаловаться. Всегда, все эти годы она куда веселее, когда приглядывает за тобой и сует нос в твои дела… Скажи, ты знал? Что всякий раз, когда она куда-то идет, она таскает с собой громадный платок. Чтобы тебе пот утирать. ХРЯССЬ!!! С кошмарным треском жук лопнул; темно-зеленые обломки его панциря, ноги и слизь разлетелись во все стороны. Глядя, как с иглы стекают жучиные внутренности, ошеломленный Харуюки спросил Сиан Пайла: – Так ты поэтому?.. Ты поэтому признался Тию два года назад? Как будто торопился?.. – Не «как будто». Я действительно торопился. Если бы все так и продолжалось, Ти-тян до конца своих дней пыталась бы за тобой присматривать, ты в курсе? Как в какой-нибудь древней манге, которой у тебя тонна. «Раз без меня ты ни на что не годен, я выйду за тебя». …О, или ты так и планировал насчет Ти-тян? Ха-ха-ха-ха! Смех Сиан Пайла звучал приятно, но был в нем какой-то искаженный отзвук, заставляющий содрогнуться. Нет. Не так все – Такуму, ты ошибаешься. Тиюри вовсе не получала удовольствие, присматривая за никчемным мной. Она действительно беспокоилась и страдала. Но Харуюки не знал, как облечь эти мысли в слова, как донести их до Такуму. Потому что, если смотреть поверхностно, то, что сказал Такуму, было истинно в какой-то степени. Сиан Пайл сделал еще шаг навстречу стоящему столбом Харуюки. – Два года назад, когда Ти-тян выбрала меня, я был так рад. Я подумал, что Ти-тян тоже наконец поняла. Что куда лучше радоваться жизни рядом со мной, чем вечно страдать, приглядывая за Хару. В конце концов… это было прагматичное решение. – Прагма… тичное? – «Мы же не можем всю жизнь оставаться, как в начальной школе», да? Эти слова Харуюки сказал Тиюри совсем недавно. Сиан Пайл приподнял измазанный зеленью кончик металлического стержня, будто спрашивая, согласен ли Харуюки. – Ти-тян тоже девочка… нет, женщина. В конце концов она поняла: встречаться с парнем, которым можно хвастаться перед подружками, счастливо выйти замуж, потом достойно жить – вот в чем настоящее «счастье». Поэтому и я старался изо всех сил. Я много учился, чтобы попасть в мою нынешнюю школу, я бегал каждый день, чтобы тренировать тело. А ты в это время играл в бесполезные игры и дрых, Хару. – Ты… ты это серьезно? Это вырвалось у Харуюки почти рефлекторно; он по-прежнему не мог собрать вместе свои мысли. – Ты серьезно веришь, что Тиюри выбрала тебя из такого вот расчета?! – Мне не нравится, когда ты называешь это «расчетом». Это объективный взгляд на вещи. Ху-ху-ху, – вновь рассмеялся Сиан Пайл. – Ти-тян имеет право быть счастливой. Она имеет право встречаться со мной, лучшим среди всех первоклассников в школе и победителем чемпионата города по кендо. – … Харуюки резко втянул воздух. Я так и думал – это не Такуму. Я не верю, я не хочу верить, что это и есть истинная натура Такуму. Что-то извратило его. Конечно, и на Харуюки, и на Тиюри лежала часть вины. Тиюри, встречаясь с Такуму, продолжала хранить чувства к Харуюки. Это тоже помогло загнать Такуму в угол. Но – куда сильнее, скорее всего, изменило Такуму другое. – …Ты ошибаешься, Таку. Харуюки поднял серебряную маску и уставился прямо в горящие глаза Сиан Пайла. – Первое место, чемпионат – все это не твоя сила. Это сила «Брэйн Бёрста»… сила «ускорения». Когда? Когда ты стал Бёрст-линкером? Молчание залило арену «Чистилище». Стайка жуков проползла у них под ногами; время от времени в стенах открывались отверстия, будто ноздри живого существа, и из них выходили струйки пара. Начавшись с 1800, счетчик времени отмерил уже 200 секунд. Когда цифра сотен сменилась на «5», Сиан Пайл наконец ответил. – Это моя сила. Он указал иглой правой руки на Харуюки. – «Ускорение» – моя сила. Это моя сила, я создал ее, с детства тренируя свой ум интеллектуальными программами в нейролинкере до такой степени, что почти ненавидел их! Я стал Бёрст-линкером всего год назад. Капитан моего клуба кендо – мой Родитель… и он близок к Синему королю. Он многого ожидал от меня. Я стал кандидатом в элитные бойцы, но… ГАГЯААААН!!! Он махнул правой рукой, оставив шрам на стене. – Слишком поздно!!! Ты ведь только недавно стал Бёрст-линкером, да? И ты сразу считаешь, что ты со мной на равных, да, Хару?! Теперь ты уверен в силе своего «ускорения» и думаешь, что сможешь снова забрать себе Ти-тян?! Ничего не выйдет, Хару. Тебе не победить меня. В учебе, в спорте, в чувствах Ти-тян… и, уж конечно, здесь, в ускоренном мире. Я заставлю тебя понять. Ты поймешь мою силу… против твоего чахлого дуэльного аватара. Глаза Сиан Пайла вспыхнули убийственным огнем. Он серьезен. Такуму серьезно настроен драться. Внутри Харуюки все еще теплилась надежда: «Если я выплесну на него все слова, он поймет. Я хочу объяснить чувства Тиюри и мои тоже. Я не хочу сражаться с ним». Но если Харуюки сейчас проиграет – Сиан Пайл вызовет на дуэль Блэк Лотус. И нападет, пока она без сознания. Черноснежка тут же потеряет все очки и лишится способности к ускорению. Только не это. Что бы ни случилось, он должен это предотвратить. – …Таку. Ты правда классный. Ты можешь учиться, заниматься спортом, ты такой клевый. У тебя есть все, чего нет у меня, – промямлил Харуюки, глядя в пол. Но тут же он поднял голову и, глядя Сиан Пайлу в глаза, выкрикнул: – Но ты идиот. Самый большой в мире идиот! – …Что? Это я идиот? – Да, ты – потому что ты не можешь меня победить! Или ты забыл? За все это время – сколько было игр, в которые ты у меня выигрывал? – …Хару, Хару, – в голосе врага прозвучал смешок, но тут же Сиан Пайл яростно воскликнул: – Ну, значит, здесь и сейчас… ты лишишься остатков своей гордости!!! Бумм!!! Сиан Пайл оттолкнулся от пола и прыгнул вперед. Оставшиеся между ними два метра он покрыл со скоростью, какой трудно было бы ожидать от такого здоровенного тела. Но, как Харуюки и думал, по сравнению с мотоциклом Эш Роллера это было медленно. Я проскочу мимо него. А потом побегу куда-нибудь, где места больше. В холл… нет, на крышу. Харуюки сосредоточил все внимание на правой руке Сиан Пайла. Враг специализируется в ближнем бою, значит, пока Харуюки вне досягаемости этой иглы, урона он не получит. Сиан Пайл отвел руку, готовясь нанести удар; увидев это, Харуюки тоже побежал, стремясь обогнуть его с другой стороны. Скорость Сильвер Кроу, практически единственная его сильная сторона, похоже, стала для противника неожиданностью. С намеком на удивление правая рука прочертила дугу и нацелилась в Харуюки. …Я увернусь!!! Предугадав траекторию атаки, он чуть подсел и метнулся вперед, пытаясь прорваться мимо левой ноги Сиан Пайла. ГШШШ!!! В это самое мгновение раздался неожиданный звук. Уголком глаза Харуюки увидел, как струя пламени вырвалась из заднего конца широкой трубки, прикрепленной к правому локтю Сиан Пайла. Из переднего края вперед метнулась толстая блестящая игла – с такой скоростью, за которой он никак не мог уследить. Это было не огнестрельное оружие, а, похоже, просто штуковина, которая могла удваивать свою длину, но и этого хватило, чтобы достать Сильвер Кроу. ДЗЯК!!! Неприятный звук чего-то ломающегося распространился по всему телу Харуюки. В то же мгновение – удар. И тупая, ноющая боль. Харуюки увидел, как кончик стальной иглы проткнул его левый локоть и оторвал руку. Харуюки запоздало вспомнил, что «пайл» может означать и «пику». Рука упала на пол, испуская искры в месте отлома, после чего рассыпалась на тысячи мелких фрагментов и исчезла. Полоса хит-пойнтов в верхнем левом углу поля зрения резко просела, сразу на 30% – от одной-единственной атаки. Однако Харуюки было некогда сожалеть, что в самом начале боя он получил такой удар. Потеряв равновесие, громко ударившись спиной о стену коридора и упав, он увидел, что вытянувшаяся вперед брутальная стальная игла – нет, стальная пика – уходит обратно в правую руку Сиан Пайла. Очевидно было, что, как только пика зарядится в трубку, она выстрелится вновь. Атака эта, скорее всего, наносит «колющий урон». Будучи металликом, Сильвер Кроу должен иметь хорошую сопротивляемость колющему урону. Почему же, несмотря на это, он от одного удара лишился руки – из-за неудачного места попадания, из-за разницы в три уровня, или же просто такова была сила Сиан Пайла? Пока эти мысли мелькали у него в голове, Харуюки вскочил на ноги и отпрыгнул, чтобы создать дистанцию. Потом, не оглядываясь, он на полной скорости помчался в холл. – Ха-ха-ха! Что, собираешься сбежать, Хару?! Влетев в холл, будто подгоняемый искаженным хохотом, доносящимся сзади, Харуюки быстро огляделся. Длинные скамьи для ожидающих, выстроившиеся рядами, превратились в нечто железное с торчащими во все стороны шипами – просто какие-то средневековые пыточные орудия; вокруг стойки регистратуры справа обвилась ржавая колючая проволока. Людей, естественно, не было. А позади стойки Харуюки увидел то, что искал. Двери лифтов. На арене «Конец века» входить в здания запрещено, так что, естественно, и работающих лифтов там нет, но, раз на арене «Чистилище» интерьеры зданий воссозданы с такой детализацией, лифты вполне могут функционировать. Подбежав к лифту и молясь в душе, Харуюки нажал кнопку в форме черепа рядом с дверью, ставшей железной и очень злобной на вид. И вот – с веским металлическим стуком и лязгом створки раздвинулись в стороны. Отлично! Он сжал правую руку в кулак. Сзади приближался тяжелый топот Сиан Пайла. Нырнув в кабину лифта, смахивающую больше на тюремную камеру, Харуюки стукнул кулаком по кнопке «К». Быстрее, давай быстрее. В то же мгновение, когда двери убийственно медленно наконец-то закрылись, что-то с грохотом врезалось в них снаружи. Через оставшийся между створками пятисантиметровый промежуток просунулся сверкающий кончик иглы. – !!! С трудом удержавшись от вскрика, Харуюки отпрыгнул назад и прижался спиной к стене. ГШШШ!!! Стальная пика, слегка погнув створки, метнулась вперед и остановилась в считанных сантиметрах от тощего живота Харуюки. Потом жестоко сверкающая штуковина оттянулась назад – и тут же кабина лифта содрогнулась и с лязгом поползла вверх. – Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!!! Этот воющий смех продолжал липнуть к ногам; Харуюки топнул правой ногой и оторвал его. Выбравшись на крышу, Харуюки судорожно вздохнул и огляделся. – … Его глаза округлились. Небо арены «Чистилище» было залито гнетущим желтоватым светом, плывущие в нем темные облака напоминали каких-то живых тварей. Окружающие улицы, прототипы которых составляли центр Сугинами-ку, все отблескивали влажным темно-ржавым цветом, словно кровеносные сосуды громадного монстра. Вдали виднелась группа башен, торчащих вверх, как копья, – похоже, здание правительства Токио и окружающие его небоскребы. Какие же размеры у этой арены? Едва Харуюки так подумал, как у него перехватило дыхание. Здесь были люди. Нет, эти силуэты слишком странные, чтобы их можно было назвать людьми. Собравшись небольшими компаниями на крышах окрестных домов, более высоких, чем больница, они смотрели на Харуюки сверху вниз. Незнакомые Бёрст-линкеры – зрители. Откуда?! Но после кратковременного замешательства Харуюки понял. Сам Харуюки сейчас не был подключен к Глобальной сети, но другой участник дуэли, Такуму, видимо, был. Непонятно, почему он пошел на риск возможного вмешательства со стороны, но, как бы там ни было, арена оказалась открыта, и в результате здесь появились все Бёрст-линкеры, зарегистрировавшие Сиан Пайла и Сильвер Кроу в своих «зрительских списках». Впрочем, наличие зрителей не очень-то меняло ситуацию. Голубой треугольник курсора, слегка подрагивая, начал медленно менять направление; это означало, что Сиан Пайл тоже вошел в лифт и поднимается на крышу. Отойдя по просторной крыше в сторону метров на десять, Харуюки повернулся к лифту лицом. Здесь, в отличие от коридора, можно было уворачиваться сколько душе угодно. Я уже собственным телом определил пределы досягаемости пики Сиан Пайла. Если я буду осторожен, если буду следить за его правой рукой, я смогу каждый раз уклоняться. Только не бояться. Я должен справиться. Харуюки продолжал говорить себе это, когда кабина лифта с лязгом остановилась и створки медленно раздвинулись. Здоровенная туша Сиан Пайла, с трудом умещавшаяся в тесной коробочке, выбралась на крышу, и глаза в щели тускло блеснули. – …Понятно. Здесь ты сможешь носиться взад-вперед, бить и отскакивать, Хару… нет, Сильвер Кроу. – Ага, и тебе с твоим телосложением внизу наверняка слишком жарко. – А-ха-ха, подумать только, что это я услышу именно от тебя. Рассмеявшись горловым смехом, Сиан Пайл медленно двинулся вперед. Харуюки чуть подсел, оценивая глазами расстояние между ними. Сиан Пайл еще не видел истинную скорость Сильвер Кроу. В этом был единственный шанс на победу. Прежде чем Сиан Пайл приспособится, надо вырвать у него эту победу – любой ценой. Тяжелый ботинок сделал четвертый шаг и уже готов был опуститься на землю, когда Харуюки со всех ног понесся вперед. Воздух свистел у него в ушах; синяя громадина оказалась рядом мгновенно. Правая рука Сиан Пайла неотрывно следила за приближающимся по прямой Харуюки. …Сейчас!!! Внезапно Харуюки с силой толкнулся левой ногой и прыгнул вправо. И тут же стальная пика с воем рванулась вперед на сверхскорости. Среагировать на нее, увидев, как она вылетает, практически невозможно, но если предсказать ее траекторию заранее – другое дело! Наконечник пики остановился, чуть-чуть не достав до левой щеки Харуюки, метнувшегося по дуге к левому боку Сиан Пайла. Чувствуя жар на щеке, Харуюки что было силы оттолкнулся от крыши правой ногой и – – Уу… рааааа!!! Правый кулак Харуюки воткнулся в беззащитный бок Сиан Пайла. Мощная отдача. Громадное тело содрогнулось. Еще – не останавливаться! Сиан Пайл крутанулся на месте, но Харуюки успел забежать ему за спину; на этот раз он нанес боковой удар правой ногой по левой икре врага. Сиан Пайл потерял равновесие, и Харуюки добавил левым коленом в спину. БАММ!!! Тяжелый грохот удара – и враг согнулся буквой «Г». Шатаясь, Сиан Пайл чуть отошел и простонал с ненавистью в голосе: – Гха… этого… можно было ожидать, ты правда крут в играх, Хару. Но… такие слабые атаки мне… пофиг!!! Левый кулак Сиан Пайла со свистом рассек воздух; едва увернувшись, Харуюки крутанулся всем телом и использовал инерцию этого движения, чтобы ударить правой пяткой Сиан Пайла в незащищенную шею. – Ггуууу!!! Не слушая вопли Такуму, Харуюки продолжил развивать атаку. Он наносил удар за ударом без перерыва; он бил не только ногами и правой рукой, но даже обрубком левой. Он и не заметил, как сам принялся орать тоже. – Ты… идиот!!! Большой, здоровенный кретин!!! Тию!!! Тию вовсе не хотела, чтобы ты был лучшим среди первоклашек, чемпионом города и всем таким прочим!!! Нанеся в прыжке удар ногой, Харуюки тут же схватил Сиан Пайла за шлем и со всей силы боднул серебряной головой в маску. Раздался хруст, и кусочек синей маски отвалился. Сиан Пайл потерял равновесие и опрокинулся на спину; Харуюки уселся на него сверху и принялся методично молотить правым кулаком. – Тию всего лишь хотела, чтобы ты оставался таким же, каким был!!! Кто, ты думаешь, заставляет ее видеть только прошлое, кто заставляет ее думать, что она хочет вернуться в добрые старый дни, – это ты, Такуму!!! Из нас всех изменился только ты!!! Ни о чем не думая, он изрыгал эти слова с жестокой яростью. Но, пока он кричал, глаза Сиан Пайла в похожих на расселины щелях маски горели ледяным огнем. – А ну… не… Внезапно Сиан Пайл рывком скрестил свои толстые руки на груди, будто защищаясь. Харуюки не сразу сообразил, что это было вовсе не защитное движение. – Не зазнавайсяааааа!!! С этим выкриком Сиан Пайл раскинул руки в стороны, и острые концы более чем десятка стержней со стуком появились на поверхности бронированных живота и груди. Что?! Плохо – уклон – Но ровно в тот миг, когда Харуюки собрался оттолкнуться обеими ногами и отскочить – – «Сплэш стингеееееееееер»!!![17] До-до-до-до-до-до!!! Раздался звук, напоминающий очередь из крупнокалиберного пулемета, и множество стержней полетело в Харуюки – в упор. – Ккуооо!!! Каким-то чудом ему удалось увернуться от игл, летящих в голову и середину груди. Но тут же Харуюки ощутил мощные удары в левое плечо, левый бок и правое колено; его подбросило в воздух, как кучу хлама, и он грохнулся на спину. – Ггух… ххааа!.. – вырвался у него то ли вздох, то ли стон. Перед глазами замелькало, по всему телу разошлась тупая, тяжелая боль. Просто невероятно, что это – виртуальный урон, передающийся ему в мозг через нейролинкер. Что, черт побери – что это сейчас было?! Опершись о крышу правой рукой и кое-как приподнявшись, он увидел, что Сиан Пайл уже встал. – Ку… ху, ху-ху-ху-ху-ху. Словно какие-то винтики в нем разболтались; из-под синей маски Сиан Пайла медленно вытекали смешки. – Ку-ху-ху-ху. Ты… довольно активно меня молотил, не так ли? Я даже был немного удивлен. Но… в конце концов, ты всего лишь мелкая надоедливая таракашка. Можно даже подумать, что ты нарочно заполнил мою полосу спецатаки. – Спец… атаки… Пробормотав это, Харуюки еще раз оглядел полоски в верхней части поля зрения. Влево и вправо протянулись толстые полосы хит-пойнтов. У Сиан Пайла осталось 60%. От яростной атаки Харуюки он понес невероятный урон. Но у Харуюки, только что получившего в упор залп металлических стержней, оставалось всего 30%. Под каждой полосой хит-пойнтов была еще одна, светло-зеленая. У Сиан Пайла она была заполнена процентов на 70. У Харуюки – практически до краев. – Э, э, только не говори мне, что впервые слышишь об этом, Сильвер Кроу. Испустив очередное «ку-ку-ку», Сиан Пайл медленно двинулся вперед. – Обмен спецатаками – это же суть дуэлей. «Сплэш стингер», с которым ты только что познакомился, – моя спецатака второго уровня. Идеальный вариант против маленьких надоедливых тараканов, правда? О, кстати говоря, твоя полоса тоже заполнилась. Пожалуйста, не стесняйся, используй ее сколько твоей душе угодно. Харуюки заскрипел зубами. Единственная спецатака, доступная Сильвер Кроу, удар головой, никак не может тягаться с атакой Сиан Пайла, обладающей куда большей досягаемостью. Более того, начальное движение этой атаки долгое и очевидное – все равно что самому предупредить противника «сейчас атакую». …К черту – не нужны мне никакие спецатаки. У меня есть кулак, ноги и скорость. Когда у него наконец перестало кружиться перед глазами, Харуюки вложил силу в правую ногу, чтобы быстро вскочить. Но. Он услышал страшный треск. И звук чего-то металлического, упавшего на твердую поверхность. В замешательстве глянув вниз, он обнаружил перед собой тонкую серебряную ногу, пробитую колом и переломившуюся в колене… – Ах-ха, а-ха-ха-ха-ха-ха!!! – пронзительно заржал Сиан Пайл. – Нога отвалилась!!! Надо же, какая хлипкая ножка!!! И это называется металликом?! Но его голос не достигал сознания Харуюки. Черт. Черт!!! Без ноги я не могу бегать. Не то что уворачиваться и бегать – я и ходить-то смогу с трудом. Холод страха быстро расползался по животу. Как паршиво. Я не могу проиграть. Я должен защитить семпая любой ценой. БУМ. Тяжелый ботинок опустился на оторванную ногу Харуюки и разбил ее, как стеклянную. Харуюки поднял голову. Сверху вниз на него тихо смотрели два сине-белых глаза. – …В итоге вот ты какой, Хару. Тихий голос, почти шепот. – И это тебе в самый раз. Однако ты ведь только что говорил мне все, что тебе хотелось? Как будто ты один понимаешь Ти-тян? – …Уж по крайней мере я ее понимаю лучше, чем ты. – А меня? Ты хоть когда-нибудь думал обо мне? Когда мы с Ти-тян наедине, она иногда вдруг делает такое грустное лицо… и я знаю – это из-за того, что она думает о тебе… ты думал, что я тогда чувствую, Хару? Сделав короткую паузу и придвинув лицо ближе, Сиан Пайл – Такуму – произнес решающие слова. – Из-за того, что ты такой. Его тон звучал даже мягко в каком-то смысле, но эти слова пронзили грудь Харуюки, войдя куда глубже, чем стальные колья. – Из-за того, что ты такой, мы с Ти-тян не можем идти вперед; мы как будто барахтаемся в болоте и не можем выбраться. Пропади пропадом, Хару. И освободи нас с Ти-тян. БУМ. На этот раз он наступил подошвой ботинка на здоровую ногу Харуюки. Картинно выпрямившись и взметнув вверх правую руку с трубкой-пикометом, Сиан Пайл прочертил кончиком пики какую-то замысловатую фигуру. И тут же вся рука, от трубы до плеча, окуталась ярко-синим светом. Внезапно труба загудела и стала втрое толще, чем была. Торчащий из нее наконечник был уже не заостренным, а плоским, словно гигантский молот. И этот молот вдруг нацелился на Харуюки, который даже помыслить не думал о том, чтобы двигаться. – А теперь – давай закончим, Хару. Закончим все. «Эту дуэль, нашу притворную дружбу». Глаза Сиан Пайла сказали это без слов. И тут же конец молота засиял кошмарным светом. – «Спирал гравити драйвер»!!![18] ГЯАААА!!! Молот выстрелился вперед, крутясь вокруг оси и издавая механический звук, как от вращения множества шестеренок. Харуюки отчаянно попытался уклониться, но его ногу прижимал к крыше тяжелый ботинок, и деваться ему было некуда. В следующее мгновение на него обрушилась стальная громада. Инструментальный дуэт – высокий скрежет сминаемой серебряной брони и тяжелый бас разламываемой под ним крыши. Не в силах даже кричать, Харуюки рухнул сквозь крышу на пол последнего этажа больницы. Но молот не остановился, он продолжал давить на Харуюки и на пол под ним, и – БАМ! БАМ! БАААММ!!! Раз за разом издавая треск ломаемых перекрытий, молот остановился наконец, когда прошил насквозь все пять этажей больницы и вмял Харуюки в пол первого этажа. Пик. Пик. Что-то красное мерцало в темноте в левом верхнем углу поля зрения Харуюки. Несколько секунд ему потребовалось, чтобы осознать, что это его полоса хит-пойнтов, от которой осталось меньше 10%. Будто сожалея, что не смог снести все хит-пойнты без остатка, наконечник молота Сиан Пайла еще какое-то время продолжал вгрызаться в грудь Харуюки, но вскоре принялся вращаться в обратную сторону и ушел вверх. Когда молот покинул заваленную обломками комнату, перед глазами Харуюки осталась лишь небольшая дыра в потолке. Где-то там вдали была крыша, и оттуда слабо доносился голос Сиан Пайла. – Аа, еще не все срубил. Ну и ладно, все равно осталось минут пять-шесть, время выйдет раньше, чем я его найду и добью. И потом, мне же еще надо будет вызвать и победить «финального босса». А теперь! Тон его голоса изменился. Он звучал хвастливо – и как-то даже ласково. – Вы это видели, уважаемые зрители?! Особенно из Синего легиона!!! От меня еще есть польза! Я еще могу нормально сражаться, даже в «Безграничном поле»! Бессмысленно отбрасывать меня всего лишь из-за того, что я слегка перерасходовал очки, не так ли?! Таку… Такуму… ты… Перекатываясь под дырой в потолке, как сломанная кукла, Харуюки ощутил горячую влагу на своих щеках. Это были слезы. Впрочем, он сам не очень понимал, чтО оплакивает. Возможно, он плакал потому, что нечто бесценное сломалось и не подлежало починке, а он и не заметил. Несмотря на то, что этот бой он не мог проиграть. Несмотря на то, что он обязан был выиграть этот бой ради себя самого, ради Тиюри, ради Такуму – и ради Черноснежки. Сдерживая боль колоссального раскаяния, Харуюки медленно сел. Со всего тела тут же стали дождем осыпаться на пол осколки брони. Вставать смысла не было. Готовясь принять свое полное поражение и вернуться к прежнему себе, ничего не знающему про «Brain Burst», Харуюки обхватил колени руками и приготовился ждать, когда выйдет время. Он начал закрывать глаза – но как раз перед тем, как они закрылись. В углу полутемной комнаты. Словно иллюзия, появилась она. Там стояла кровать, по периметру которой торчало множество шипов. На кровати, окруженное чернильно-черными цветочными лепестками, лежало хрупкое тело. Платье чернее самой тьмы. Серебряные кружева. Лежащий рядом зонт. И – рассыпавшиеся прекрасные черные волосы, и – кожа белее снега, сияющая в полумраке. И тихо опущенные длинные ресницы. У меня галлюцинации? С этой мыслью Харуюки, волоча за собой обломанную ногу, медленно двинулся к шипастой кровати. Но вот он был все ближе, а аватар Черноснежки по-прежнему не исчезал. Бросив правую руку на край кровати, словно падая туда, Харуюки наконец понял. Эта комната – палата с микромашинами, где лежит Черноснежка. И Черноснежка подключена к больничной сети. Поэтому, как только Харуюки начал дуэль, включился режим автоприглашения зрителей и Черноснежка появилась на арене. – …Семпай. Пробормотав это слово хриплым голосом, Харуюки протянул свою потрепанную правую руку и осторожно прикоснулся к щеке Черноснежки. Слова потекли изо рта, будто прорвало плотину. И слезы вновь навернулись на глаза. – Я… я не смог тебя защитить. Я не смог защитить твою мечту, твое желание. Я не смог сделать то, чего ты от меня ждала. Слеза, выкатившись сквозь щель в полуразбитом шлеме, упала на щеку Черноснежки, превратилась в крохотную искорку и исчезла. – «Я смогу измениться»… так я думал. Я смогу измениться с помощью твоих слов, твоей доброты, твоих чувств… Но все напрасно. Это не вина моего аватара… Наверно, он заключает в себя все мое бессилие. И Сильвер Кроу получился таким из-за меня. Потому что я не смотрю на небо, смотрю только под ноги, живу на коленях. Харуюки осторожно перекатился всем телом и прижался к плечу Черноснежки. – Я хотел отправиться туда. Туда, где ты… Высоко в небо, где ты так легко машешь крыльями. Выше… быстрее… куда подальше от этого болота, от этой реальности… вдвоем с тобой… Всхлипнув, Харуюки выдавил последние слова. – Я хотел… лететь. …ТУК. Будто отвечая его голосу, раздался еле слышный звук. ТУК. ТУК. Звук доносился из груди Черноснежки, к которой Харуюки припал щекой. Тихий, еле уловимый – но все же этот ритм звучал у нее в груди. Биение сердца. Сейчас, в ускоренном состоянии, невозможно услышать биение реального сердца. Но это просто не могла быть слуховая галлюцинация. Отчаянно напрягая слух, Харуюки наконец понял. Это – биение воли Черноснежки. Прямо сейчас она отчаянно сражается. Находясь на грани жизни и смерти, она держится изо всех сил. Эта воля к жизни и превратилась в сердцебиение, доносящееся до Харуюки на виртуальном поле боя. – …Да, верно… – пробормотал Харуюки. И новые горячие слезинки потекли по его щекам. В голове его эхом прозвучали слова, которые Черноснежка когда-то ему сказала. «Сила – не просто слово, обозначающее достижение победы». Я совсем не понимал, что значит быть сильным. Ничегошеньки не зная, я лишь завидовал другим, а сам сдавался. – «Сила» не в том, чтобы непременно выиграть… Даже если я уродлив. Даже если я нелеп. Даже если в итоге я проиграю, шлепнусь на землю, в грязь. Черноснежка, Блэк Лотус, выжила в смертельной схватке с другими королями и, затаив дыхание, укрылась в маленькой сети. Но не из трусости, не потому что она боялась. А потому что она не сдалась. Потому что она никогда не опускала головы. – …Просто «сопротивляться». Смотреть в небо даже после того, как упадешь на землю… вот единственное доказательство того, что ты сильный. Правильно… семпай? Ответа не было. Но Харуюки явственно ощутил сильное биение и в своей собственной груди. Пульсация его сердца сигналом отправилась в мозг. И вновь его душа и его воля, готовые противостоять бедам, ускорились. Пока в его груди остается это биение – – Я еще могу стоять… я еще могу сражаться! Эти слова Харуюки выкрикнул, обращаясь и к себе, и к Черноснежке. Вцепившись правой рукой в край кровати, он вложил все силы в левую ногу и встал, шатаясь. Мелкие блестящие кусочки брони снова посыпались с тела. Но пульсация, родившаяся в груди, жарко разошлась по израненным рукам-ногам, заставив их дрожать. Внезапно – Множество лучей ослепительно-белого света вырвалось из трещин в броне. Одновременно с этим броня на спине разом осыпалась; ощущение было такое, будто ее сдуло. Харуюки распахнул глаза и, откинув голову, изогнулся назад. На ближайшей к нему стене висело большое зеркало. Может, это было волшебное зеркало, которое соединяло эту комнату с соседней – комнатой наблюдения в реальном мире. Сейчас, как и кровать, оно изменилось, обросло со всех сторон черными железными шипами. В середке зеркала отражалась Черноснежка на окантованной шипами кровати, а рядом – сам Харуюки. Все его тело было в ужасном состоянии. Левая рука и правая нога отломаны посередине, поперек груди – широкие трещины. Трещины, похоже, были и на спине, и оттуда доносился какой-то хруст. С каждым хрустящим звуком вылетали искры и отваливались крохотные кусочки брони, и – – ?! В полном обалдении Харуюки смотрел, как какие-то белые сверкающие штуки медленно-медленно выдвигаются из его спины и справа, и слева. Это были как будто две тонких, длинных металлических пластины. Мечи?.. Едва Харуюки успел так подумать, как две торчащих в стороны металлических штуковины, с шумом вспоров воздух, развернулись, описали полукруг. Десяток тонких металлических игл отделился от основания каждого мечеподобного протуберанца. Это… это не оружие, а… …крылья. Почти секунду Харуюки стоял, застыв на месте. Горячо!!! Ощущая страшный жар, расходящийся по всей спине, Харуюки распрямился, будто пытаясь его оттолкнуть. Стоя на коленях, корчась, он отступил на несколько шагов и съежился, обхватив плечи единственной рукой. Пожалуй, ощущение было не как от высокой температуры; словно сгусток чистой энергии, запечатанный внутри его спины, извивался, пытаясь вырваться. – !!! Плохо. Не могу больше терпеть. Изогнувшись всем телом, точно натянутый лук, Харуюки задрал голову. Перед его глазами… …была дыра сквозь все здание, пробитая его телом всего лишь несколько минут назад. Черная, глубокая дыра, на другом конце которой виднелось маленькое, одинокое желтое пятнышко. Коридор, ведущий в далекое небо. Оно зовет меня. Не осознавая, что делает, Харуюки поднял искалеченную левую руку вверх, а правую прижал к телу. Он ощутил, как энергия, бурлящая между лопаток, вдруг резко уплотнилась и сжалась. На мгновение вернув взгляд к вытянувшейся на кровати любимой… …Харуюки вновь уставился в небо. – …Пошёооооооооооол!!! С этим воплем он выбросил вверх правую руку. ДООО!!! Раздался взрывоподобный звук, и серебряная молния прошила черноту. Тело Харуюки взмыло вверх, точно выпущенная из лука стрела. Ффу, фуфуфу… Каждый раз, когда он пролетал сквозь больничный этаж, воздух со свистом врывался в уши. Всего за несколько секунд преодолев темный коридор, серебряный аватар вылетел на крышу, но не остановился, а продолжал подниматься вверх. Металлические иглы на спине громко жужжали, и их энергия разгоняла маленькое тело Харуюки, с легкостью преодолевая виртуальную гравитацию и настойчиво толкая его вверх. Внезапно перед самыми глазами Харуюки возникло черное клубящееся облако. Но стоило ему прикоснуться к густой черноте поднятым правым кулаком, как облако отпрянуло в стороны, точно монетки, сдутые ветром. Когда Харуюки поднялся по черному облачному тоннелю, ослепительный бледно-желтый свет ударил его по глазам. Вынырнув из облачного моря, Харуюки расставил руки-ноги, гася ускорение. Жужжание из высокого стало низким, и Харуюки охватило мягкое ощущение парения, как в самолете, когда он заканчивает взлет. Медленно паря, Харуюки развернулся на месте. – …Аах… – вырвалось у него вместе с выдохом. Его глазам открылась неописуемая картина. Сквозь разрывы в клубящемся море облаков Харуюки видел окрашенный в неяркие цвета гигантский город, тянущийся, насколько хватало взгляда. Вон там Синдзюку, превратившийся в скопление башен-копий, там густой лес, а вон возвышается здание, похожее на магическую крепость, – видимо, Императорский дворец. Он посмотрел в другую сторону – там была бескрайняя паутина улиц, покрывающая Сугинами, Митаку и Хатиодзи; а вдалеке – холмы Окутама, а рядом громадная гора, вершина которой тонула в облаках, – скорее всего, Фудзияма. Наконец Харуюки посмотрел на юг – там ярко сияла сплошная серая поверхность. Море. Токийский залив. И – бескрайний Тихий океан. Бесконечность. – Мир… бесконечен… Пробормотав эти слова, Харуюки начал медленно снижаться. Снова опустился в облако, прошил его насквозь и, вылетев снизу, увидел под собой землю. Спустившись достаточно низко, чтобы видеть детали на улицах под собой, он вновь заставил иглы завибрировать и перестал снижаться. Всего в тридцати метрах под Харуюки была крыша больницы. Поле боя, которое он совсем недавно считал большим и широким, отсюда казалось совсем маленьким – хоть в руку бери. И синий великан тоже там был – стоял на краю дыры в крыше, задрав голову и глядя в небо. Полновесные три секунды Сиан Пайл безмолвно смотрел на Харуюки, словно из него душа выпала. Потом вяло поднял левую руку и хрипло выдавил: – Ха… Хару… Но его слова потонули во внезапно поднявшемся гвалте. Голоса. Зрители, собравшиеся на крышах зданий, окружающих больницу, и наблюдающие за дуэлью между Сильвер Кроу и Сиан Пайлом, заговорили все разом. – Он что… он не падает?! Да, он абсолютно парит!!! – Это не прыжок… он летит?! Не может быть!!! – Способность к полету… наконец-то она появилась. Гляньте на его крылья!!! Это же «аватар летающего типа»!!! Харуюки не понимал причину такого переполоха среди зрителей. Он обалдело смотрел сверху вниз. Некоторые из нескольких десятков собравшихся аватаров поднялись повыше, другие потянулись к клавиатурам. – О нем ничего не известно! Откуда он вообще?! Из какого легиона… кто его Родитель?! – Б-быстрее свяжись со штаб-квартирой! Ты, разлогинься и все сообщи!!! – Ты что, шутишь? Черта с два я пропущу то, что сейчас тут будет!!! Все это напоминало растревоженный улей; а успокоил его внезапно раздавшийся дикий вопль. – Оо… оооооооо!!! Раскинув в стороны руки-ноги, ревел Сиан Пайл. От этого крика вздрогнул окружающий воздух – это докатилось даже до Харуюки, парящего высоко в небе. – Неет!!! Неееееееееет!!! С металлическим лязгом он навел свой пикомет в правой руке на Харуюки. – Не смей! Слышишь, не смей!!! Не смей смотреть на меня сверху внииииииииииииз!!! Он вопил так, словно собственную кровь выплевывал. Одновременно раздался еще более громкий лязг, и от заряженной пики во все стороны стали расходиться белые электрические ниточки. Сиан Пайл стоял, раздвинув ноги, приопустив поясницу и поддерживая пикомет левой рукой, и оставшиеся 40% его шкалы спецатаки разом исчезли. Понимая, что Сиан Пайл нацелил на него, вероятно, свою последнюю, самую мощную атаку, Харуюки молча поднял правую руку и изо всех сил сжал кулак. Лишь сейчас он понял, какие «спецатаки» даны ему на самом деле. «Удар». И «Пинок». Это его обычные атаки, но в то же время это и суперспецатаки. С силой отведя сжатый кулак назад, Харуюки раскрыл все иглы и развернулся. Нацелившись на Сиан Пайла, стоящего прямо под ним. – Па-аааадааааай!!! «Лайтнинг Сиан Спайк»!!![19] И как только Сиан Пайл выкрикнул название приема, стальная игла, превратившись в луч света, выстрелилась из его правой руки. Летя прямо ей навстречу, Харуюки вложил всю силу в крылья; он готовил всего-навсего удар кулаком. – Уу… ооооооооо!!! БУМММ!!! Словно включив ракетный двигатель, Сильвер Кроу понесся вперед, точно световая пуля. В левом верхнем углу поля зрения зеленая полоска спецатаки начала быстро сокращаться. И в то же время начало разгораться белое сияние вокруг правого кулака. – ХАРУУУУУУУУ!!! – взревел Такуму. – ТАКУУУУУУ!!! – точно так же взревел Харуюки. КИИИИИН! Харуюки запеленало вырвавшееся из его спины «сверхускорение» – большее, чем обычное ускорение, которое давал «Brain Burst». Мир изменил цвет. Харуюки отчетливо видел синее копье Сиан Пайла, летящее снизу ему навстречу, видел сияющее острие копья. Его траектория высветилась перед глазами, как какая-то иллюзия. Скорость сознания Харуюки превысила скорость вражеской атаки – а эта атака ведь не случайно содержала слово «молния» в названии. Вот какова сила истинного «ускоренного», которого нашла и в которого верила Черноснежка. Я вижу… я вижу, семпай!!! Так всей душой молча выкрикнул Харуюки. Копье ползло медленно. А Сильвер Кроу летел все быстрее, словно полностью превратился в свет. Они сблизились, слились – в это мгновение Харуюки чуть-чуть довернул вправо. Дзыннь! Царапнув по левому краешку шлема и рассыпав пучок ярких искр, копье пролетело мимо. В следующий миг. «Удар» Харуюки вошел глубоко-глубоко в грудь Сиан Пайла. Потом раздался грохот, и их сцепившиеся тела отнесло назад; в крыше больницы осталась глубокая борозда. Вмазавшись в стальное ограждение крыши, они разнесли его в клочья и вылетели на воздух. – Ооооо!!! – взвыл Харуюки и заставил металлические иглы биться. Могучая подъемная сила подхватила его. Погрузив правую руку в тело Сиан Пайла на всю длину, Харуюки развернулся и понесся вверх – все выше, выше. За считанные секунды он пробил море облаков и взмыл в желтое небо. Он снизил разгон, а потом перешел на парение; лишь тогда из-под лежащей у Харуюки на плече маски Сиан Пайла, который, похоже, потерял сознание при ударе, раздался кашель. – Кха… ффу… Его громадная фигура вздрогнула, он поднял голову. И тут же он испустил тоненький вопль – как будто предыдущий яростный рев вовсе не ему принадлежал. – У… уааа?!. Я… ле… чу?!. Тряся маской, он принялся орать не переставая: – Стой, Хару!.. Не… не бросай меня!!! Если я сейчас упаду… я же проиграю… Полосы хит-пойнтов у них обоих были теперь багровыми, и от них остались лишь поперечные ниточки. Сиан Пайл не дергался – его тело застыло от страха падения; его тон сменился на умоляющий. – Если… если я проиграю… если я проиграю первому уровню, я потеряю все очки… а тебе можно, ты всего четыре или пять потеряешь! Пожалуйста, пожалуйста, сдайся, Хару! Мне никак нельзя терять «Brain Burst»!!! – Таку… Такуму… Прошептав, почти простонав это имя, Харуюки с силой сжал правый кулак, по-прежнему вонзенный в Сиан Пайла. Что – что ты говоришь после всего, что было!!! Ты пытался забрать все очки Черноснежки… ты пытался стереть ее «Brain Burst» и ее единственное желание в жизни! Сейчас ему стоит чуть-чуть изменить положение руки – и туша Сиан Пайла, лишившись поддержки, рухнет на землю с высоты. Такуму потеряет около сорока очков, и его «Brain Burst» автоматически деинсталлируется. И – он никогда уже не сможет атаковать Черноснежку из локальной сети. Харуюки заскрипел зубами, так что они едва не раскрошились. Все его тело задрожало; а потом кратковременная жажда крови пронзила его от головы до пальцев ноги и ушла. Голос, выдавленный им сквозь стиснутые зубы, звучал надтреснуто, по-чужому. – …Ты признаешь, Таку? – …Ч-что?.. – Тебе никогда не победить меня в ускоренном мире. Ты признаешь это, Таку!!! Секунда тишины. Слова, вернувшиеся к Харуюки сквозь сцепившиеся тела, прозвучали тихо, словно что-то рухнуло. – …Да. Ты прав… Как и ожидалось, я не могу тебя победить. Как во всех остальных играх, в которые мы играли когда-то… Харуюки сделал глубокий вдох, потом выдох. И таким же тихим голосом произнес: – Значит… мы с тобой одинаковые. – ?!. Ч-что?.. – В реальном мире я не могу выиграть у тебя. Но здесь, в этом мире, ты не можешь выиграть у меня. Мы одинаковые. Вот почему… вот почему. Замолчав, Харуюки в упор посмотрел в бело-синие глаза под маской Сиан Пайла, потом продолжил: – Вот почему… я хочу, чтобы ты стал моим союзником… моим товарищем. Таку. С сегодняшнего дня, как и я, подчиняйся ей, сражайся вместе с нами. Такуму ничего не ответил, лишь резко втянул воздух. После короткой паузы хриплый стонущий голос прозвучал из щелей маски. – …Не валяй дурака, Хару, ты ведь сам знаешь. Твой Родитель… Блэк Лотус, которая пытается прятаться и на которую охотится мой легион, – главная предательница ускоренного мира! То есть… сражаться вместе с ней – это значит… – Вот именно. Нам придется победить «шестерых королей чистых цветов». И этого нечего бояться. Знаешь, я тебе скажу кое-что хорошее… Такие вещи – самое важное, что есть в играх. После этого заявления Такуму замолчал надолго. В словах, произнесенных им несколько секунд спустя, звучал оттенок насмешливого презрения к самому себе. – …Хару, неужели ты до сих пор мне веришь? Даже если я сейчас скажу «да» – ты собираешься поверить моим словам, вот так, безо всяких оснований? Словам человека, который нарушил закон своего легиона, нарушил правила «Брэйн Бёрста» и предал обоих своих друзей? – Когда это кончится, мы расскажем Тию все. После мгновенного ответа Харуюки Такуму в который уже раз за сегодня потрясенно ахнул. – Э?!. – Про «Брэйн Бёрст», про нашу дуэль, и… про чувства, которые мы оба прятали. Мы расскажем ей все. Подняв глаза к простирающемуся в бесконечность небу, Харуюки медленно продолжил: – Скорее всего, с этого нам и надо будет начать. До сих пор мы все трое прятали друг от друга то, что не должны были прятать. Мы сомневались в том, в чем не должны были сомневаться. Мы должны начать заново… с какого-то места. – …Начать заново… Хару, ты серьезно думаешь, что это возможно? Ведь я… я в нейролинкер Тию… – дрожащим голосом проговорил Такуму. Харуюки легонько обнял его культей левой руки. – Она до смерти разозлится, да. Она будет на нас орать, будет бушевать… но в конце концов она нас простит. Она же Тию. Произнеся эти слова со смешинкой в голосе, Харуюки начал медленно снижаться. Вернувшись на крышу и освободившись от правой руки Сильвер Кроу, Сиан Пайл с трудом отошел на несколько шагов и со стуком уселся. Харуюки кинул быстрый взгляд на счетчик времени. Через две минуты с небольшим эта долгая дуэль наконец завершится. На всякий случай он кликнул по полоскам хит-пойнтов – там оставалось абсолютно одинаковое количество. Если до конца дуэли ничего не изменится, она завершится вничью, и оба останутся при своих очках. Снова взглянув на Сиан Пайла, который неподвижно сидел, повесив голову, Харуюки подумал: Может, я… ошибся? Может, мне надо было безжалостно бросить Такуму на землю, чтобы не оставить ни малейшего шанса, что он нарушит обещание и нападет на Черноснежку? Нет – неверно. Сомневаться в других или верить в других – это то же самое, что сомневаться в себе или верить в себя. Я верю в себя, решившего поверить в Такуму. Это ведь правильно, да?.. Так спрашивал голос его сердца. И вдруг – С тяжелым металлическим лязгом за его спиной раскрылись двери лифта. Харуюки сжался всем телом; но, еще оглядываясь, он уже знал, кого там увидит; он верил. Это не мог быть новый враг. Поскольку сражаться на этой арене могли лишь Харуюки и Такуму. И это не мог быть какой-то незнакомый дуэльный аватар. Просто незачем было постороннему зрителю выходить на крышу из больницы. Но когда Харуюки убедился, что угадал, собственными глазами, у него перехватило дыхание, грудь наполнилась чем-то горячим и из глаз потекли слезы. Идеальная чернота, словно сама суть тьмы. Ослепительная серебряная белизна по краям. Чересчур сильный холодный ветер трепал длинные волосы и подол юбки, перебирал бубенчики, украшающие зонт. – Сем… па… Его сдавленный голос дрожал, как у маленького ребенка. Глядя на Харуюки, который, волоча сломанную ногу, сделал ей навстречу шаг, потом еще – Черноснежка склонила голову набок и улыбнулась. – Семпай!!! Наконец-то позвав ее нормальным голосом, Харуюки с рваным звяканьем побежал, насколько вообще был способен бежать. Черноснежка тоже побежала ему навстречу, цокая каблучками. Без страха, без колебаний Харуюки раскинул руки – и они с Черноснежкой очутились в объятиях друг друга. Изо всех сил обнимая ее мягкое, сладко пахнущее тело, Харуюки прорыдал: – Ты… ты пришла в себя… Слава богу… я верил… я верил, что ты непременно вырвешься… я так рад… правда… Держа Харуюки в объятиях, словно обволакивая, Черноснежка прижалась к нему щекой; она не произносила ни слова. Наконец в ушах Харуюки раздался ее шепот – такой же влажный, как его. – …Я была в темноте – ни на земле, ни на небе… и слышала только твой голос. Ты… защищал меня, да? Так изранился… Ее правая рука ласково погладила изборожденное тело Сильвер Кроу. – Так изранился… спасибо… спасибо тебе, Харуюки-кун. – Нет… это семпай меня защитила. Потому что я услышал твои слова… что ты веришь в меня… именно поэтому… я смог взлететь. Черноснежка молча кивнула несколько раз, потом вытянула руку и осторожно погладила тонкие крылья за спиной Харуюки. – Какие красивые… вот она какая, твоя сила, потенциал, который прятался внутри Сильвер Кроу. До сих пор… не существовало ни одного дуэльного аватара с настоящей способностью к полету. Я знала, что предчувствие меня не подведет. Ты тот, кто способен изменить этот мир. Затем она медленно опустила маленькое тело Сильвер Кроу на крышу. Наклонив голову и глядя на Харуюки с улыбкой, сказочная принцесса с воздушной фигуркой заговорила голосом, в котором слышна была самая капелька силы. – Похоже, пришло время… Пора и мне выбраться из мирного кокона и еще разок попробовать добраться до неба. Потом она отвела взгляд и посмотрела мимо Харуюки. Сиан Пайл, по-прежнему сидящий там, где его оставили, лишь поднял глаза и смотрел на Харуюки и Черноснежку исподлобья. – Перед тобой… я тоже должна извиниться, Сиан Пайл. Слова Черноснежки стали для Харуюки неожиданностью. – Я много раз делала посмешище из дуэли с тобой, это было позорно с моей стороны. Сейчас я покажу мою истинную форму. И если ты пожелаешь, я встречусь с тобой лицом к лицу и буду сражаться в полную силу. Подняв правую руку, она проворно понажимала что-то на виртуальной клавиатуре. ПЗЗ. ПЗЗЗЗЗЗ! Аватар сказочной принцессы внезапно окутали черные молнии. Прямо перед глазами поспешно отступившего на несколько шагов Харуюки ее силуэт окутался фиолетовым свечением и начал постепенно меняться. Юбка, едва не касавшаяся крыши, укоротилась и расщепилась на острые, зазубренные пластины. Руки и ноги стали идеально прямыми, ладони и ступни сжались, став тонкими, как иглы. Длинные волосы обратились в свет и исчезли, на их месте возникла маска, смахивающая на хищную птицу с крыльями за спиной – и наконец с последними электрическими звуками все визуальные эффекты пропали. Перед Харуюки, словно высеченный из черного хрусталя, стоял прекрасный, невообразимо прекрасный дуэльный аватар. Форма тела напоминала ту, что у Сильвер Кроу. Но этот аватар был довольно рослым, больше 170 сантиметров. Элегантное, хоть и образованное в основном прямыми линиями, тело покрывала черная броня, от которой исходило ощущение прозрачности. Тело это было стройное, словно кукольное, а вокруг пояса на нем была броневая юбочка, напоминающая цветок черного лотоса. Но в первую очередь взгляд падал на конечности аватара. И руки, и ноги представляли собой устрашающе длинные и острые мечи. На ветру арены клинки издавали еле слышный холодный звон. Они ярко сверкали; казалось, они способны рассечь абсолютно все, к чему прикоснутся. На передней части головы, имеющей форму откинутой назад буквы V, были абсолютно черные зеркальные очки. И за этими очками с вибрирующим «уиииин» вспыхнули два ярко-сиреневых глаза. Харуюки стоял неподвижно, словно лишился души. Судя по фигуре Сиан Пайла, тот был в примерно таком же состоянии. Даже не столько эта жестоко-прекрасная фигура – их обоих потрясла безграничная мощь, вдруг выросшая из первоначального нежного черного аватара. Харуюки был абсолютно убежден, что, если ему придется сражаться с этим, его мгновенно изрубят в клочья – он и глазом моргнуть не успеет, как исчезнет, рассыплется. Наконец Харуюки удалось выдавить из груди голос, похожий на вздох. – Он… красивый. Очень… красивый. Семпай говорила, что он уродливый, но… ничего же подобного… – Хмм… вот как… Лишь голос остался прежним, Черноснежкиным. – Даже несмотря на то, что у меня нет рук, чтобы держать кого-то… Договорить она не успела. ДО О О О О! Вновь со стороны зрителей раздался взрыв потрясенных воплей. – У, уоооо! Оооо?.. – Это… этот дуэльный аватар!!! – Блэк Лотус! Черный король! Она здорова!!! Пожалуй, сейчас они вопили вдвое громче, чем когда увидели полет Сильвер Кроу. Черноснежка огляделась и, легонько пожав плечами, произнесла: – А теперь… Сильвер Кроу. Подними меня, пожалуйста, в воздух. – Э, ага… да. Какой бы мощью она ни обладала, вес ее не мог быть больше, чем у Сиан Пайла. Однако же легко сказать «подними меня»; а как ему?.. С тихим вибрирующим звуком Черноснежка, паря над самой крышей, пододвинулась к ошарашенному Харуюки, затем повернулась направо и небрежным движением подняла руки, одновременно чуть опустив поясницу. Словно приглашая Харуюки понести ее на руках. Хотя в голове у него было лишь «Э?», Харуюки чувствовал, что здесь и сейчас сбежать он не имеет права. Роняя капли пота со шлема – по крайней мере так ему казалось, – Харуюки неуклюже вытянул руки вперед и подставил под спину и бедра Черноснежки. – Позаботься обо мне. Произнеся эти слова чуть игривым тоном, Черноснежка вверила свое тело рукам Харуюки. Под взглядом Такуму, в котором Харуюки уловил (или ему показалось, что уловил) насмешку, он собрал волю в кулак и поднял аватар из черного хрусталя. К счастью, Черноснежка оказалась даже еще легче, чем он ожидал; Харуюки, заставив иглы за спиной завибрировать, оттолкнулся от крыши здоровой ногой. Со звуком «гюуууу!» он несильно ускорился и полетел вертикально вверх. Черноснежка в его объятиях, изгибая спину и шею, чтобы получше рассмотреть улицы внизу, шепотом воскликнула: – Это… потрясающе! На такое и подсесть можно… В следующий раз я хочу устроить дуэль через Прямое соединение и летать все полчаса… ой, уже достаточно высоко. – Да, – кивнул Харуюки и перешел на парение. На самом деле они были не так уж высоко. Внизу можно было ясно видеть множество дуэльных аватаров, которые глядели на них с окрестных крыш, задрав головы. Черноснежка сделала долгий, глубокий вдох и – Ее громкий, полный достоинства голос, казалось, разнесся до самого горизонта. – Слушайте все!!! И мгновенно вся арена затихла. – Слушайте, Бёрст-линкеры из легионов шести королей!!! Я – Блэк Лотус!!! Я бросила вызов власти королей-тиранов!!! Клубящиеся черные облака съежились, даже ветер затаил дыхание. Двигался лишь таймер, на котором оставалось всего десять секунд. Посреди всеобщего молчания по миру разнеслось: – Я и мой легион «Нега Небьюлас»[20] вновь выходим из глубины сети, где мы прятались. Мы уничтожим этот фальшивый мир!!! Поднять мечи! Зажечь костры! Время сражаться – пришло!!! Глава 9 Поздняя осень, и погода соответствующая. Кстати, а какой сейчас месяц? Задавая себе этот вопрос, Харуюки шел в больницу по давно уже привычной дорожке. Он заметил, что звук его шагов участился. Я весь вспотею, когда доберусь. Впрочем, остановить себя этой мыслью он не смог. Сегодня Черноснежку наконец-то перевели из палаты интенсивной терапии в обычную. В палату интенсивной терапии посетителей, естественно, не пускали, так что лицом к лицу Харуюки и Черноснежка в последний раз виделись три недели назад. Ничего удивительного, что сейчас ноги сами его несли. Он выбежал из школы сразу же, как только кончились уроки, так что ноябрьское солнце висело еще высоко, и Харуюки ощущал спиной его теплые лучи. Готовые на все журналистки из школьной газеты, пронюхав откуда-то насчет Черноснежки, поджидали его в засаде у ворот школы, но он включил свой подзаржавевший в последнее время навык «сматывания удочек» и каким-то чудом ускользнул за пределы школьной сети. Он с радостью вспоминал вчерашний день, воскресенье, когда впервые за долгое время трое старых друзей играли вместе. Если не считать одного момента, когда Харуюки имел неосторожность подключиться к туристической сети во время подъема на Новую Токийскую телебашню и был вызван на дуэль (которую он выиграл, воспользовавшись преимуществом высоты), день прошел очень классно и без малейших неприятностей. После решающей битвы трехнедельной давности Харуюки и Такуму в тот же день вместе пришли к Тиюри и там, в ее комнате, рассказали ей все – абсолютно все. Почему Такуму признался ей два года назад, почему Такуму с тех самых пор постоянно бился лбом об стенку, почему Харуюки и Такуму только что дрались друг с другом, вываливая наружу самые глубокие свои чувства. Тиюри долго отказывалась верить в существование «Brain Burst». В конце концов Харуюки и Такуму «ускорились» и быстро сделали всю домашку, которую в тот день задали Тиюри, – тогда она признала, что все это правда; однако затем возникло еще более серьезное препятствие. Когда Такуму рассказал о бэкдоре, который он получил от своего Родителя – синего Бёрст-линкера, капитана своей секции кендо, – и о том, как он заразил им нейролинкер Тиюри, та взорвалась с мощностью, в несколько раз превзошедшей ожидания Харуюки, и вышвырнула их обоих из комнаты с воплями, что она их ненавидит и их дружбе конец. Всю следующую неделю Тиюри с ними не разговаривала; однако она провела это время, размышляя над чувствами Такуму со своей колокольни, и решила в конце концов, что отчасти и по ее вине Такуму сделал все это. Так что она простила Харуюки и Такуму с условием, что они купят ей столько самых дорогих парфе[21], сколько она сможет съесть. Откровенно говоря, Тиюри и Такуму и сейчас еще держались друг с другом немного скованно. Но Харуюки верил, что со временем все уляжется. Потому что Харуюки и Такуму спустя десять лет наконец-то стали относиться друг к другу так, как хотела Тиюри, – как настоящие лучшие друзья. Нет – даже больше, чем лучшие друзья. Сейчас Сиан Пайл и Сильвер Кроу образовали тандем и плечом к плечу сражались в легионе Черноснежки. Зарегистрировавшись в больничной сети и поздоровавшись с медсестрой, с которой он за это время полностью подружился, Харуюки на предельной разрешенной скорости направился к палате на верхнем этаже больницы. Выйдя из того самого лифта, которым он воспользовался во время дуэли, Харуюки направился вдоль линии-указателя к нужной палате (номер он уже получил по е-мэйлу). В руке он держал букет, состоящий из только начавших распускаться цветов розовой гипсолюбки и тропических водяных лилий – их цвет был ближе всего к черному из всего, что он смотрел. Сейчас был не сезон, так что цена была запредельной, и он потратил все свои жалкие сбережения, которые откладывал на покупку новой игры; но все равно желание купить ее уже пропало. Потому что более интересной игры, чем «Brain Burst», в мире просто не могло существовать. Всего через несколько минут ходьбы линия-указатель перед его глазами стала совсем короткой и кончилась. Он стоял в юго-восточной части верхнего этажа, а прямо перед ним была дверь одноместной палаты. – Эмм… Харуюки сглотнул и принялся прокручивать в голове слова, которые он сейчас скажет. «Поздравляю»… пойдет? Нет, ее же пока не выписали, так что это будет немного странно. «Молодец»… ни в коем случае. «Давно не виделись»… тоже не годится. Я ведь каждый день встречаюсь с ней в сети. Эммм, ааах, что же мне делать? Шшух. Дверь перед ним внезапно скользнула вбок, и Харуюки в замешательстве отпрыгнул. Изнутри раздался сердитый голос: – Эй, сколько еще ты собираешься заставлять меня ждать? Быстро давай заходи! – С… слушаюсь! С этим жалким возгласом Харуюки на ватных ногах прошел в дверь, изо всех сил втягивая голову в плечи. Услышав звук закрывшейся за ним двери, он осторожно поднял глаза. И тут же – вся просторная палата, панорама за окном, даже большая кровать – все это исчезло. Перед глазами Харуюки была лишь девушка, которую он не видел живьем уже три недели, – девушка в миленькой розовой пижаме и черной кофточке. Она, похоже, немного похудела. Кожа, и прежде белая, потеряла еще больше цвета и стала почти прозрачной; волосы, всегда переливавшиеся шелковой волной, были собраны в две толстые косы; левая нога была целиком в гипсе. Но. Эти глаза – большие черные глаза, словно запечатлевшие в себе черноту ночи, приветствовали Харуюки таким же сиянием, как и прежде. С улыбкой, подобной только что распустившемуся цветку, Черноснежка чуть хрипловатым голосом произнесла: – Привет… давно не виделись, Харуюки-кун. – А-ага. Все слова, которые он продумывал, из головы вылетели начисто; Харуюки лишь кивнул и заморгал. Секунд десять они просто смотрели друг на друга; наконец Харуюки пришел в себя и, сделав несколько шагов вперед, протянул букетик. – Э… это, пожалуйста, возьми, хоть он и маленький. – Спасибо, – сказала Черноснежка и взяла букет в руки. Поднесла к лицу и вдохнула аромат. – «Блэк лотус», да. Буду ждать с нетерпением, когда они распустятся. Прости, ваза вон там, не мог бы ты налить воду и поставить цветы? – Нет проблем! Харуюки взял вазу с прикроватного столика и набрал воды из-под крана в углу палаты, потом поместил в вазу свой букет и вернулся обратно. Вновь повисло молчание. Первой разорвала их сцепившиеся взгляды Черноснежка. Внезапно надев строгое выражение лица, она негромко откашлялась и твердым голосом произнесла: – Так… хочу услышать от тебя отчет по вопросу, о котором мы говорили раньше. Садись вот сюда, пожалуйста. – А… ага. Верно, ситуация не располагала к веселью и игривости. Так Харуюки подумал, осторожно опускаясь на стул для посетителей, однако все равно ему стало капельку грустно. Повозившись с виртуальным рабочим столом, он переслал всю информацию, которую успел раздобыть, Черноснежке. – Эммм… как я говорил уже, Родитель Таку втайне ото всех раздал нескольким своим подчиненным программу-бэкдор, но на прошлой неделе вышел патч для дуэльного сервера, и этот бэкдор теперь бесполезен. Родителя, похоже, в Синем легионе «казнили»… то есть отобрали все очки. Однако, судя по всему, он так и не признался, кто написал программу… – Пфф, понятно. Черноснежка коротко выдохнула и откинула голову на скрещенные за затылком руки. – Скорее всего, она пришла откуда-то от желтых. Интриги – их стихия. Вместо того чтобы пользоваться ей самим, они протестировали ее на высокопоставленном члене враждебного легиона. Ладно, когда-нибудь я собственными руками сдерну с них покрывало. Черноснежка пробормотала эти слова угрожающим тоном и одновременно шевельнула пальцем правой руки, имитируя движение меча; потом ее выражение лица изменилось, и она посмотрела на Харуюки. – А как дела у нашего легиона? – Ну… можно сказать, приемлемо. Нам удалось взять под контроль Третью и Четвертую «боевые зоны Сугинами». – Фу-фу-фу, какая маленькая территория. Но все равно это великолепно. Для легиона всего из трех человек – в самый раз. Плечи Черноснежки слегка задрожали, и она рассмеялась. Черный легион, «Нега Небьюлас». Говорят, раньше это была колоссальная армия, не уступающая легионам других королей; однако после событий двухлетней давности он рассыпался и перестал существовать. После недавнего заявления Черноснежки он блестящим образом возродился – однако на этом хорошее и закончилось. Как-никак, состоял он всего из трех человек – Черноснежки, Харуюки и Такуму; более того, сильнейший член мятежного легиона, Блэк Лотус, пока что не могла участвовать в битвах. Все силы уходили лишь на то, чтобы защищать область вокруг Средней школы Умесато. Словно угадав мысли Харуюки, Черноснежка улыбнулась и сказала: – Не унывай так. Не нужно быть нетерпеливым… мы будем потихоньку набирать себе товарищей и расширять территорию. – Да… ага, – кивнул Харуюки и сунул руку в карман школьной формы, чтобы достать платок и вытереть пот, который лил с него от волнения, вызванного долгожданной встречей. Однако вместо платка его пальцы нащупали что-то другое. Он вытащил предмет, о котором начисто забыл. Это была ученическая книжка в синем переплете, которая уже не использовалась и не будет использоваться по прямому назначению. Черноснежкина. – А… да, во, это было у меня. Теперь возвращаю ее тебе. Черноснежка смотрела на протянутый им блокнот, пока он говорил эти слова, не особо над ними задумываясь, и – Несколько раз моргнула, потом ее рот приоткрылся и кровь прилила к щекам. Схватив книжку – практически вырвав ее у Харуюки, – Черноснежка прижала ее к груди и опустила голову. – …Ты в нее заглядывал? Вопрос прозвучал едва ли не беззвучно. Лишь тут до Харуюки дошло, почему Черноснежка так странно среагировала. – Да! Нет, да, нет, то есть, эмм, это… я… я заглянул… Атмосфера в палате, казалось, заледенела. Потом эту сверхнаэлектризованную атмосферу разорвала короткая фраза. – Забудь. – …Хаа? – Сотри из памяти и никогда не вспоминай. Если хоть раз на эту тему пикнешь, испытаешь на себе мою спецатаку девятого уровня. Ииииии?! Сглотнув, Харуюки отчаянно замотал головой. – Не буду говорить, не буду помнить! Все, я забыл, я вот прямо сейчас начисто забыл! Задрав нос, Черноснежка искоса смотрела на Харуюки, с которого градом лил пот. Потом вздохнула, словно говоря «ох уж», и улыбнулась. – Ох уж… хоть ты и Сильвер Кроу, ставший уже знаменитостью в ускоренном мире, а все равно ты такой же, каким был, Харуюки-кун. Чувствуя, как из плеч уходит напряжение, Харуюки ответил: – И, и Черноснежка тоже такая же, как была, ты так же пугаешь… Блэк Лотус-сан. – Как грубо. Я всегда добрая… а кстати, Харуюки-кун, – Черноснежка кашлянула, и ее манера совершено изменилась – на лицо вернулась мягкая улыбка. – Не пора ли перестать обращаться ко мне по прозвищу и начать звать по настоящему имени? – А… ага… да. Харуюки кивнул. И вдруг понял. Понял нечто настолько невероятное, что даже содрогнулся. – Аа… эмм. – Хмм?.. – Я… я… не знаю… настоящего имени семпая… ДЗЫНЬ. Мир будто застыл, стал таким же твердым и плотным – нет, даже еще более твердым и плотным, чем когда Харуюки «ускорялся». Но вскоре он растаял в смехе Черноснежки, к которому примешался вздох. – Ну ты даешь… ты же заглянул в мою книжку? – А… это… ну, я только один раз по-быстрому… – Хи-хи. Это действительно совсем в твоем стиле, Харуюки-кун. Ладно, тогда я представлюсь еще раз. Хотя мое имя не очень отличается от прозвища. Тихий ветерок ворвался сквозь приоткрытое окно, и по палате расплылся аромат черных лотосов. Распрямив стройное тело и сложив руки перед грудью, красавица экстра-класса, мятежный Черный король, ясным голосом произнесла: – Меня зовут – Послесловие автора Не знаю, когда это началось, но за что бы я ни брался, всегда заранее готовлюсь к разочарованию и неудаче. Это не нечто клевое, вроде «всегда ждать худшего и быть наготове». Дело в том, что, когда сдаешься в самом начале и потом привыкаешь сдаваться, тратишь на все меньше энергии. В октябре 2007 года, когда я начал писать эту историю, я тоже думал, что все равно не сумею ее дописать; и я был абсолютно уверен, что даже если допишу, то процесс сокращения и редактирования в соответствии с требованиями конкурса «Денгеки» никогда не кончится; так что я продолжал повторять себе, что просто невозможно пройти сквозь все экзамены, ожидающие меня на каждом уровне, после того как я подал заявку на участие. Так что я совершенно ничего не делал (например – не писал послесловие) на случай победы в конкурсе и издания своего произведения; и теперь я в полной растерянности, честно. Я хотел бы написать сочную заметку, полную яркого подтекста, волн мучительного пафоса среди потоков искрометного юмора, но ни на что из этого мне не хватает вдохновения, так что просто напишу о том, что я сейчас чувствую. Для меня уже то, что я сумел дописать эту историю, – настоящее чудо. Поэтому я и представить себе не мог, что минимальная вероятность того, что мне придется писать еще и послесловие к бумажному изданию (вроде как продолжение истории), возьмет и превратится в реальность. Главный герой «Ускоренного мира», Харуюки, тоже из числа тех, кто не пытается всеми силами достичь чего-то. Но он решительно отличается от меня тем, что Харуюки прилагает все мыслимые усилия к тому, чтобы продолжать убегать, с потрясающим упорством поворачиваться к реальности спиной. Я убежден: независимо от направления вектора, если прикладывать силу, рано или поздно что-то произойдет. Я не пытаюсь проводить параллелей с серьезным настроем Харуюки, но, если и была какая-то причина моей чудесной победы, это – та небольшая энергия, которую я скопил, пока отворачивался от реальности. Прежде чем неприглаженный конкурсный манускрипт превратился в книгу, которую вы держите в руках, мне оказало колоссальную поддержку множество людей. Минору Каваками, который, хоть и постоянно давил на меня и требовал объяснений, дал много ценных советов относительно сцен сражений. Благодаря этому у меня получился «Ускоренный мир, редакция Каваками», и это – настоящее сокровище. ХИМА-сан, блестяще нарисовавшая главного героя, насчет которого у меня были опасения, что читателям будет трудно представить его себе. Благодаря ей и другие персонажи тоже ожили, будто с самого начала именно такими и были, и задвигались ровно так, как я это себе и представлял. Мой редактор Кадзума Мики-сан, который доброжелательно, вежливо и терпеливо направлял меня, новичка, абсолютно слепого в этой области, но при этом не очень-то послушного. Чтобы ваша редакторская сила работала на полную мощь, я намереваюсь продолжать и дальше стучать по клавишам изо всех сил. Множество людей, поддерживавших меня по Интернету эти долгие семь лет. Ваша поддержка привела меня туда, где я сейчас есть. И, наконец, моя огромная признательность вам, дочитавшим книгу до этой строки. Благодарю вас от всей души. 28 ноября 2008 года, Рэки Кавахара 1 Якисоба – жареная пшеничная лапша. Здесь и далее – прим. Ushwood. (обратно) 2 Бэнто – в Японии однопорционная упакованная еда; традиционно включает в себя рис, рыбу/мясо и овощи в общей коробочке с крышкой. Типичный обед «на вынос» школьников, студентов и офисных работников. (обратно) 3 Direct Link – англ. «прямое соединение». Все голосовые команды отдаются на английском. (обратно) 4 В апреле в Японии начинается учебный год. (обратно) 5 С японского прозвище «Куроюкихимэ» дословно переводится как «Принцесса Черноснежка». Однако тут явный намек на Сироюкихимэ – так по-японски звучит имя «Белоснежка», безо всяких «принцесс». (обратно) 6