Страница 34 из 38
— Вас что же — обязательно просить не делать глупостей? — с усталой брезгливостью уточнила Ника, подходя поближе и вглядываясь в разложенные на столе предметы. — Как дети, честное слово…
Ближе всего к прижатой руке ночной гостьи академика располагались тонкий и узкий декоративный нож, видимо, предназначенный для вскрытия конвертов, и помятая, изрисованная какими-то таинственными знаками бумажка в половинку писчего листа. За чем именно потянулась женщина — оставалось только догадываться.
— Кто вы! И по какому праву…
Голос у Пильмана был мощный, поставленный, привычный к выступлениям с кафедры, привлекающий внимание, но, увы, здесь и сейчас был вовсе не тот случай, чтобы демонстрировать свои ораторские таланты.
— Сядь, академик, это ты в столицах и заграницах — шишка, — удачно, экспромтом, срифмовав пару слов, снисходительно, как сам Пильман обратился бы к растерянно-восторженному первокурснику, попросила Ника. — Здесь и сейчас ты — тривиальный нарушитель закона, причем, не только имперского, еще и планетарного и межпланетного…
Понявший из сказанного только то, что его обвиняют в неких глобальных преступлениях, ошарашенный внезапным ночным визитом такого количества незнакомых людей, академик осторожно и как-то боязливо присел в рабочее старенькое кресло, знававшее, пожалуй, еще отца и деда знаменитого ученого.
— Саломея? Пусть будет Саломея, — обратилась блондинка к застывшей женщине у стола, пытаясь понять, что же такого неправильного, нечеловеческого, а может, излишне человеческого, есть в её лице.
Казалось бы, ничем особым не примечательная молоденькая мордашка, в меру симпатичная, с правильными, хоть и мелковатыми чертами лица, с бледно-голубыми глазами, с короткой стрижкой густых каштановых волос. Широковатые, спортивные плечи обтянуты просторным синим свитерком, под которым едва угадывается маленькая грудь, крепкие бедра в коротких, модных в столице по весне бриджах ядовито-купоросного цвета, спортивные туфли почти без каблука.
— Саломея, ты высылаешься с планеты за контрабандную доставку и применение высших технологий — биоморфных препаратов и стимуляторов, — продолжила Ника, налюбовавшись гаммой эмоций на лице задержанной с поличным гостьи академика. — Кстати, где очередная партия?
Пильман и Саломея быстро переглянулись, будто договариваясь взглядами молчать, не выдавая своей общей тайны.
— Послушай, лауреат, — раздраженно обратилась к Пильману Ника. — Не надо играть в партизан, ладно? Вот у меня за спиной стоит начальник вашей, городской полиции, ты его точно знаешь, на всех приемах и банкетах он по должности всегда присутствует, а рядом с ним — капитан Особого отдела из столицы. Они разберут твой дом по кирпичикам и найдут все, что надо, и даже никакие вопли про полицейский произвол тебе не помогут, знаешь почему? Очень уж ты неудачно подобрал себе помощничков в университете… да-да, ребята оказались ушлыми, и сильно замазанными и торговле наркотиками, и в связях с инсургентами. Все это задокументировано и запротоколировано, комар носа не подточит. Вот только мне лично очень не хочется сидеть здесь еще сутки-другие, чтобы уж наверняка убедиться, что в доме найдут то, что надо. А если мне чего-то делать не хочется, но, волей-неволей, приходится, то я начинаю сердиться…
Не дослушав речь блондинки о том, какова она бывает в рассерженном состоянии, с глубоким, больше демонстративным вздохом академик немного наклонился и достал из ящика стола большой пластиковый футляр серебристого, металлического цвета.
— Ну, вот, так бы сразу, — поощрила его Ника и обратилась к молчащей до сих пор Саломее: — Пластик этот, похоже, также из высших? Если — да, то это только усугубляет твое положение, могла бы и переупаковать препараты в какую-нибудь местную тару…
И только в этот момент припухшие, юные губки, чистая упругая кожа шеи и, кажется, едва не навернувшиеся на глаза нарушительницы слезы напомнили блондинке историю, впервые услышанную почти полгода назад и повторенную Купером перед выездом из столицы в Энск.
Кивнув Мишелю на упаковку с биоморфными препаратами, Ника шагнула поближе и, сменив королевскую надменность в голосе на усталую озабоченность старшей сестры, укоризненно сказала:
— Родители бесятся, с ума сходят, половину Галактики обшарили, группу «Поиск» задействовали, любые ценности предлагают за простую информацию, а дочка лорда здесь изображает из себя продажную женщину, шляется по престарелым академикам, встречается с какими-то местными преступниками из студентов… Великая Пустота, как стыдно… даже мне за тебя просто стыдно.
— Я не продажная… все не так… я хотела, как лучше… здесь по-другому нельзя… на что же жить еще… и как можно не помочь, если… — прерывисто прошептала Саломея, с трудом сдерживая слезы.
— Вы хотите сказать, что это… — академик был ошарашен неожиданным для него открытием. — Что она не просто чужая… нездешняя… из космоса… но — еще ребенок?
Блондинка, крепко, но не грубо прихватив за плечо возмутительницу спокойствия, повернула её спиной к столу и приказала:
— Снимай штаны, — тут же смягчая свой двусмысленной приказ подобием разъяснения: — Снимай, чего уж теперь стесняться-то…
Явственно всхлипнув, девчонка чуть склонилась вперед и приспустила с крепкой крутой попки ядовито-синюю ткань. Нижнего белья возмутительница спокойствия в Энске, да и не только в нем, не носила, а то, что увидел под бриджами академик Пильман не вписывалось ни в какие теории, рамки и представления о жизни всемирно известного ученого — между девичьих ягодиц веселой небольшой спиралькой, в палец величиной всего лишь, забавно извивался настоящий, живой хвостик.
— Одевайся, — подтолкнула девчонку в сторону Купера Ника, добавив: — Ох, будь моя воля, выпорола бы тебя по этой самой заднице солдатским ремнем… есть у меня дома такой, с латунной бляхой, подарили на память, а сейчас очень даже пригодился бы. Но — увы… ты теперь переходишь к Куперу, он и вернет тебя домой без экзекуции. А жаль…
Рассказывать и без того пребывающему в шоке академику Пильману о том, что с совершеннолетием большинство женщин с родины Саломеи добровольно купируют этот забавный рудимент на своем теле, блондинка не стала. Зачем делиться излишней информацией? А вот с нарушительницей межпланетных законов и уложений Ника решила еще поговорить, чтобы надолго, если не навсегда, отбить охоту к такой противоправной деятельности.
— Выпороть тебя я, конечно, не могу, но… Написать твоим родителям подробное письмо о твоей жизни здесь имею полное право, да еще — приложить фотографии, — услышав эти слова блондинки, Купер незаметно для окружающих показал Саломее миниатюрный аппарат, скрывающийся в его ладони, впрочем, снимки он делал только в момент проникновения в кабинет, из чистой предосторожности оставляя документальное свидетельство их работы, но знать об этом нарушительнице законов было не обязательно.
Впрочем, несмотря на реальность угрозы, делать этого Ника тоже не собиралась. Зачем, спрашивается, лезть со своей официальной позицией планетарного Инспектора в чужие семейные отношения, тем более — между родителями и детьми? Но вот припугнуть, одернуть на будущее злосчастную беглянку — стоило.
— Мишель, нам пора, — скомандовала блондинка и тут же обратилась к остальным участникам акции: — Комиссар и ты, капитан, думаю, вы чуть задержись и объясните академику, как ему следует вести себя после всего случившегося?.. Вот и хорошо…
…на темной ночной улице, выйдя через парадную дверь особняка Пильманов, Ника слегка подтолкнула Купера к проулочку, в котором продолжал дожидаться распоряжений начальства бывший парашютист Филя в автомобиле.
— Езжай в гостиницу, там тебя ждет будущая стажерка вашей группы, — посоветовала блондинка. — Нехорошо будет, если ты заявишься к ней вместе с еще одной девушкой, Милка пока не готова это воспринимать правильно.
— А вы? — уточнил педантично Купер, полностью согласившийся с мотивировкой Ники.
— А мы прогуляемся по городу, — ответила блондинка. — Весенняя ночь, ароматы расцветающих яблонь и вишни, пустынные улицы, прекрасная компания… сплошная романтика, когда еще доведется вот так, просто, пройтись по Энску?