Перекресток

— А чем тебе так нравится это место? — неожиданно спросил анархист.

Он уже не раз, не два заводил разговоры о том, чем его «найденышей» прельщает жизнь в глуши, без особых, наверное, привычных им удобств, и всякий раз натыкался на риторический ответ: всем этим и нравится. И глушью, и отсутствием удобств, и отсутствием множества людей. Но все-таки надежда как-нибудь так — между делом — понять настоящие мотивы Герда и Зины Климовского не покидала.

— Свободой, — также неожиданно, как прозвучал вопрос, ответил бледнолицый.

И не стал продолжать, расшифровывать или комментировать свое единственное слово. Слегка ошеломленный анархист лишь задумчиво покачал головой от такого признания.

— Толля, тебе не трудно будет одному, если вдруг появится какая-нибудь машина? — вежливо поинтересовался Герд, переводя разговор на другую тему. — Все-таки, мы привыкли, а ты бываешь здесь редко…

— Справлюсь как-нибудь, — улыбнулся Климовский, почему-то радуясь искренней заботе о себе. — Все-таки я «от мира сего», мне проще…

— И не забудь, в кухне, на верхней полке, имеется запас табачных изделий для продажи, — продолжил инструктировать анархиста бледнолицый. — А спиртное лучше не продавай никому, у меня тут как-то раз станционные просили — не дал, они обиделись, кажется, но больше никто не приходил…

«Хоть «не от мира сего», но как непрошеных гостей отваживать сразу сообразил», — вновь порадовался Климовский.

— …а я пока схожу, переоденусь, — закончил свой монолог Герд. — Хочется в обществе выглядеть не хуже всех…

«Интересно, что он такого себе приобрел из одежды? — подумал анархист, провожая взглядом бледнолицего в привычной робе и резиновых сапогах, уходящего с крыльца в комнаты. — По одежде, вернее, по тому, что человек считает приличным в одежде, можно о многом сказать, хотя… эти ребята абсолютно непредсказуемые, наверное, тем и интересны, что непредсказуемость их безобидная…»

Вернулся Герд очень быстро, видимо, умел еще в своем загадочном мире не заставлять себя ждать. А праздничной для него одеждой оказался довольно-таки приличный черный костюм, чем-то даже напоминающий фрак. Вот только галстука при нем не оказалось: ни бабочки, ни какого-нибудь модненького цветастого, ни классического, более всего подходящего этому костюму.

— Мне кажется, черный цвет очень неплохо подойдет для почти официального мероприятия? — спросил бледнолицый, чуть-чуть затаив дыхание, как оказалось, оценка Климовским была для него важна. — Вот только галстука я так и не подобрал на станции, там немного их всего было, но очень уж все… не такие.

— Хороший костюм, — одобрил анархист и заметил, как радостно блеснули глаза Герда. — Строгий, действительно, для официальных мероприятий или для делового ужина. Практически, вечерний. А с галстуком я тебе ничем помочь не могу, иди, пожалуй, так, без него, все равно — хорошо получается… Ну, а Зина?..

— Знаешь, Толля, мне всегда очень приятно, когда ты интересуешься Зиной, — искренне ответил бледнолицый. — Она для меня не просто… женщина, она была со мной в трудные минуты, но сначала я помог ей, вообщем, там была очень запутанная история, не хочу, чтобы ты вникал во всякие детали, но Зина — последнее связующее звено между мной и тем миром, который мы оставили ради мира этого…

— Не мельтеши так, — добродушно попросил Климовский. — Лучше покажи, что вы вместе приготовили для нее…

Смущенная Зина вышла из дома, как на свадебные смотрины, в очень подходящем её плотной, тяжеловатой фигуре костюме из темно-синего, довольно-таки просторного жакета с бледной, голубенькой блузкой под ним и строгой юбки чуть выше колен. Смотрелась она после вечных стареньких мужских брюк и потрепанных рубашек с закатанными рукавами почти королевой. Примерно так и высказался Климовский, ничуть не кривя душой, чем ввел женщину в еще большее смущение. Похоже было, что ей в диковинку находиться в центре внимания именно, как женщине. «Странные они все-таки люди», — в очередной раз подумал Климовский, примечая как-то сразу не бросившееся в глаза несоответствие во внешнем облике Зины, о котором можно было бы и промолчать, но…

— Вот только сапоги бы сменить на туфли, — все-таки добавил вынужденную «ложку дегтя» в общее великолепное настроение анархист.

— Да ты что, Толля, это она просто сейчас сюда, в грязь, вышла в сапогах, — почти испуганно оправдался Герд. — Туфли для Зины, хорошие ботинки для меня мы с собой возьмем, я понимаю, что такое обувь…

Он не досказал до конца фразу, но Климовский понял её смысл: в любом обществе, в этом мире или другом, обувь должна соответствовать общему стилю туалета, и бледнолицый вовсе не забыл об этом, да и назвать его не понимающим приличий и условностей, этикета и этики было бы сложновато.

Заново переодевшись в привычное, Герд и Зина немного засуетились, уже собираясь в дорогу, видимо, времени оставалось немного, и бледнолицый зазвенел в комнатах своими заветными бутылочками, подбирая те из своих творений, что непременно должны были поразить и самых изысканных знатоков спиртных напитков, а Зина, кажется, привычно хозяйничала на кухне. «Не иначе, мне обед готовит, — с неожиданно теплотой подумал Климовский. — Заботится, чтобы я не сдох тут от сухомятки…» Он продолжал сидеть на крылечке, радуясь раннему осеннему солнышку, тому, что, наконец-то, за последние три дня дождь прекратился, и теперь по улице можно пройтись без надоевшего дождевика.

…Кажется, дальше все получилось одновременно: на трассе, рукой подать от домика, появился старенький, побитый, но ухоженный микроавтобус, а за спиной анархиста из дома вышли Герд и Зина. Водитель авто подал длинный, раскатисто прозвучавший сигнал, совсем не вязавшийся с обликом его транспортного средства. Такой гудок, солидный, голосистый, уважающий себя, мог подать какой-нибудь заграничный роллс-ройс в черном лаке, блистающий хромом и шофером в ливрее. В ответ бледнолицый что-то выкрикнул, и Климовский спиной ощутил, как он машет руками, приветствуя прильнувших к окошкам автобуса своих новых друзей-приятелей. А вот Зина по-прежнему была сдержанной на эмоции и абсолютно молчаливой.

Из чистого любопытства, даже не вставая с места, анархист, в эти мгновения превратившись из Климовского в Кудесника, внимательно вгляделся в пассажиров автобуса и… что-то чужое, совсем-совсем иное, холодное и равнодушное будто полоснуло по всему существу человека. Если бы Кудесник уделял на досуге должное внимание современной фантастике, он сказал бы, что в простеньком микроавтобусе, остановившемся на пустынной трассе возле бензоколонки, сидят пришельцы с Марса или какой иной планеты, невероятным образом перевоплотившиеся в людей и сейчас спокойно разъезжающие по заброшенной трассе на самом земном транспортном средстве. Но от фантастических романов Кудесник был далек и ощутил только присутствие чего-то или кого-то иного.

«Может быть, Сумеречный город так балует? — с внезапной тревогой подумал Кудесник. — Хотя — далеко до него, и в эти места никогда он свои щупальца не протягивал… но ведь все когда-то случается впервые… не нравится мне эта компания…» Но никакой угрозы, скрываемой опасности, предвестницы неприятностей для него лично, анархист, как ни напрягался, не ощутил.

Его «найденыши» уже садились в машину, и слышно было, как Герд обменивается с кем-то приветствиями, звонко шлепают ладони одна о другую… и ощущалось, как Зина молчаливо кивает в ответ… Хлопнула дверца, зафыркал двигатель, заведенный, что называется, с пол-оборота, микроавтобус двинулся дальше по трассе, а Кудесник все еще неподвижно сидел на крылечке, будто замороженный чужим внезапным присутствием.

«К чертям думать, надо посмотреть…» — неторопливо, но уже срываясь с места, все-таки решил Кудесник.

…бензина в мотороллере должно было хватить на сто верст, в оба конца, но предусмотрительный анархист наполнил в запас канистру, притянул её к маленькому багажнику веревкой, извлек из тайничка только-только, на днях, смазанный и обихоженный пистолет, сунул его деловито за пояс, на спину, хорошо, что ходит по привычке в рабочей спецовке, можно не беспокоиться о масляных пятнах, и вывел маленького железного «конька-горбунка» на чистый после дождя, почти просохший асфальт трассы…