Перекресток

Мишель послушно кивал, прихлебывая из стакана вино. Он, не будучи ни гурманом, ни обжорой, насытился быстрее всех, и теперь основное внимание уделял одновременно разговору с экспедитором — да-да, именно так звался по должности Иннокентий — космического транспорта и наблюдению за остальными участниками застолья. Впрочем, наблюдение это поверенный вел, скорее уж, из чистого любопытства, чем по необходимости, ведь и интуиция, и осознанный, пусть и очень быстрый анализ обстановки говорил о полной безопасности для всех его временных подопечных.

— Инно очень переживает, даже — влюблен в свое дело, — гортанно, будто выкрикивая слова, вмешался в разговор синекожий ворблан Гефестифион Марнесский, больше всего похожий на помесь фэнтезийных вампира и эльфа из низкопробных романчиков своими рубиновыми глазами, тонкостью губ, сухопаростью и вытянутыми вверх острыми ушами, чуть прикрытыми белесыми длинными и жидкими волосами.

Едва ли не с первых слов первоначально общего разговора Мишель заметил, что звездачи, как называл их начальник сто восемнадцатой, обращаются друг другу, категорически сокращая имена и даже не думая произносить то, что у иных заменяло фамилии. Гефестифион, хоть и капитан, казалось бы, командир всей компании, был просто Гефом; экспедитор Иннокентий — почему-то не Кешей, но Инно; нолс Векки Смоналли Рей — врач, биолог, лингвист и немножко загадочный исследователь — оказывался Веком, а ящероподобный, с желто-зеленой чешуйчатой кожей штурман, инженер, технолог шносс Ягосковалиторност — Яго. Вот этот Яго общался с незваными и нежданными гостями, да и со своими товарищами меньше всех, больше слушая, старательно отводя в сторону взгляд выпуклых ярко-желтых глаз с вертикальными зрачками-щелками. Поначалу Мишель подумал, что ему просто трудно лишний раз выговаривать человеческие слова из-за строения гортани и голосовых связок, но очень скоро убедился, что ошибается, говорить Яго мог вполне нормально, правда, с сильным пришепетыванием.

…— Никогда бы не подумал, что после Сумеречного города меня можно будет чем-то удивить, — откровенно признался Антон, отдавая должное мясу и вину. — Да тем более — здесь, в провинции, пусть все эти легенды о Промзоне и интригуют, но увидеть вместо законсервированных военных цехов и лабораторий такое…

— Ты бывал в Сумеречном городе? — заинтересовался ворблан, и слегка опущенные кончики ушей его встали торчком.

— А про него и за пределами планеты знают? — удивился романист, всем телом поворачиваясь к синему. — Никогда бы не подумал…

— Знают-знают, — со своего края стола подтвердил начальник сто восемнадцатой. — Про такую флюктуацию пространственно-временных полей не могут не знать, уникальное, однако, местечко…

— Странно, а почему ж его тогда не исследуют ваши… — Карев слегка замялся, подыскивая словечко, но окружающие поняли его и без продолжения.

— Еще как изучают, — недовольно хмыкнул Василь Андреевич. — У меня половину вычислительных мощностей отобрали под это дело. Вот только нам туда, в Сумеречный, хода нет. Все это делается дистанционно, а уж датчиками там, думаю, каждый дом, каждое дерево увешано…

— А я там был и — не заметил, — откровенно захохотал Антон, больше веселясь над собственным остроумием, чем над возможной ненаблюдательностью.

— Везунчик, — завистливо прогундосил со своего места Векки. — Тут шляешься с планеты на планету, на которых все тихо да гладко, а как попадешь к интересному месту — тут тебе и запрет обязательный… А ты — вон, где побывать исхитрился…

— А я там не один был, — решил похвастаться и своей подругой тоже романист. — Ника всегда со мной в Город ездила, ей тоже там любопытно было…

— Ника! и ты молчишь?.. — едва не подпрыгнул на своем месте гном, обращаясь к соседке. — Ника, расскажешь? Как там? что? а?

Любопытство его было настолько понятным, человеческим, и в чем-то даже детским, что Ника не сдержалась, расхохотавшись от души. Обещать вслух она ничего не стала, но, отсмеявшись, многозначительно кивнула и вновь потянулась за коньяком. Демократичность и простота застолья была еще и в том, что каждый из присутствующих самостоятельно наливал себе спиртное. Впрочем, непринужденная обстановка и свежий воздух не позволяли ни человеческим, ни иным организмам излишне опьянеть, да и не всякий иной организм воспринимал этиловый спирт «правильно». К примеру, ворблан с первых же секунд беседы предупредил об этом.

— Вино для меня — просто жидкость, — кивая на играющий рубиновыми отблесками стакан, сказал он, обращаясь прежде всего к Антону и Мишелю, Ника пристроилась подальше от него. — Конечно, приятная на вкус, питательная и витаминизированная, но — абсолютно не опьяняющая. Поэтому, не берите с меня пример по количеству выпитого. Да, и не обращайте внимания на Яго, он не абстинент, но этиловый спирт для его организма примерно то же самое, что метиловый для вашего. Василь, я правильно помню местную биохимию?

— Абсолютно, — подтвердил тогда его слова начальник сто восемнадцатой, мужчина очень приметный, благодаря ухоженной, окладистой темно-русой бороде и неожиданному здесь, на лесной полянке, фраку, ну или очень похожему на фрачную пару черному костюму, резким контрастом смотрящемуся на фоне космических, цвета морской волны, переливающихся комбинезонов, а гном Векки прогнусавил вполголоса, как бы ставя точку в разговоре:

— Зато у меня метаболизм, считай, человеческий, да и генетически я тут самый близкий к приматам…

…— послушай, Векки, а у вас только мужчины, в смысле — самцы, в космос летают? — подняла Ника жгущий её изнутри вопрос.

— Летают… — чуть пренебрежительно проворчал в хоботок нолс, гнусавя сильнее обычного. — Летают птички, а по космосу — ходят! А у нас просто экипаж так подобрался. Вот встретила бы ты ворбланский экипаж, тоже бы спрашивала, мол, одни синие в космосе разгуливают?..

…уже изрядное количество пустых винных бутылок перекочевало со стола вниз, к массивным дубовым ножкам, больше напоминающим маленькие столбы, наполовину опустела без малого двухлитровая бутыль коньяка, улетели в мусорное ведро пакеты из-под яблочного и апельсинового сока. И сочные осенние сумерки легли на лесную полянку как-то незаметно для собравшихся, увлеченных беспорядочной, интереснейшей для обеих сторон беседой.

«Ну, вот, старался, даты подгонял, фестиваль устраивал, чтоб ребятишки хоть чуток развеялись после рейса-то, — ворчал себе под нос начальник сто восемнадцатой, отходя от стола к затухающему мангалу, чтобы проверить угольки. — А тут эти анархисты, чтоб им… всегда так, если планируешь что-то хорошее, видно, судьба… но — нет худа без добра, вот Максим молодец, и не хотел, вроде бы, а каких гостей привел…» Пожалуй, Василь Андреевич был прав, вряд ли кто еще из аборигенов так спокойно, не восторженно и по-свойски воспринял бы общество иных, как восприняли его побывавшие в Сумеречном Городе Ника и Антон. Да и характер Мишеля не позволил ему выплескивать из себя бьющие через край эмоции.

К шерудящему в процессе своего ворчания самодельной кочергой угли в мангале Василь Андреевичу тихо, тенью на фоне шумного поведения остальных собравшихся, тоже поднявшихся из-за стола и что-то продолжающих, в иные моменты очень горячо, обсуждать, проскользнул Максим.

— Дядь Вася, я вот чего… — негромко, но с какой-то неожиданной внутренней убежденностью сказал пролетарий. — Мне очень нужна ваша аптечка, та, из чрезвычайки.

— Что-что? — удивленно отвлекся от своего дела начальник сто восемнадцатой. — Для чего? хотя, понимаю, что не для похвальбы перед друзьями и не для передачи кому-то еще… я тебя с рождения знаю… да, Максим, извини, мысли чуток путаются, выпили-то немало…

— Я помочь должен одному человеку, — еще тверже сказал юноша. — Наши врачи — где они, да и будет ли толк? Про ваши аптечки знаю, что поможет.

— Так, так… так, — сказал Василь Андреевич, энергично растирая лицо ладонями. — Вопроса с аптечкой нет, кому ж её доверить, если не тебе… а теперь, давай подробнее: что случилось? Как будешь применять? Да, а успеешь обернуться-то туда-обратно? В городе неспокойно…