Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 42 из 56

Октябрьский жестом показал Пану «за мной» и умело перевалился через гребень обрыва… Полз Егор Алексеевич гораздо лучше, чем ходил, Пану даже пришлось постараться, что б его догнать, тем более, что снайперу пришлось заботиться о винтовке: пыли, грязи, мелкого песка на поверхности земли было предостаточно. А догнав, он задал нелепый вопрос:

— А вам сюда разве можно?

— Не смеши, — без тени улыбки ответил Октябрьский. — Здесь всё решаю я, а то, что иногда треплюсь и уговариваю людей — ничего не значит. Мне просто приказывать скучно бывает. Ты готов? или давай еще подползем?

— Ну, можно вот к тому бугорку…

Бугорок был совсем маленьким, почти незаметным на склоне, Пан его отметил просто, как ориентир. Расположившись возле него, снайпер поудобнее обнялся с винтовкой, просматривая входную дверь и ближайшее окошко в оптику.

Звук пулевых ударов по крыше домика превратился в стрекот швейной машинки.

— Ползут…

Пан повел стволом винтовки в сторону от декоративного крылечка дома. Если бы без оптики, да не зная, что предстоит такой маневр, он в жизни бы не определил в предрассветной мгле слабо шевелящиеся небольшие бугорки, передвигающиеся к дому со стороны холмистой пустоши.

— А Вещий, небось, еще и пару пулеметов по краям поставил, — прокомментировал Пан неуловимое движение ползущих.

— Вещий — потому что Олег? — спросил Октябрьский, поудобнее устраивая ствол выданного ему «семена» на левое предплечье.

— Не только…

Дверь распахнулась без всякого скрипа, будто от удара ногой изнутри. Все тот же мужчина показался на пороге, сжимая в руках какую-то большую бандуру, но Пан не успел рассмотреть, что именно, потому что оно молниеносно развернулось лицом к ползущим, каким-то невероятным образом разглядев их среди темноты и шевелений бурьяна и густых, темных, неизвестной породы, кустов.

Время будто бы остановилось, и Пан увидел фантастическую картину, как вскакивают, убегая, трое ползунов, как вслед им летят короткие, фиолетово-мертвые вспышки пламени, как охватывает оно бойцов, четко очерчивая силуэты, и превращаются в кучки пепла его соратники по взводу, и медленно-медленно оседают на землю пустые уже штурмкомбы… и начинают с секундным опозданием работать оба ручных пулемета, которые Вещий и в самом деле поставил слева и справа от ползущих… А оно чуть поворачивается на негнущихся ногах влево-вправо, и вспышки достают сначала первый, а потом второй пулемет, а после этого оно разворачивается лицом к Пану, демонстрируя пулевые отверстия на груди, на ногах, в черепе… «Ребята хорошо стреляли», — успевает подумать Пан, понимая, что сам он уже не сможет выстрелить никогда в жизни…

Пан вернулся в точку отсчета. Сколько же времени нужно, что бы выцелить, задержать дыхание, плавно нажать на спуск и дождаться, когда пуля ударит в то самое место, куда ты послал её?

Пан стрелял в середину спины, в точку, противоположную на теле той, что ему показал на себе Октябрьский. Пуля толкнула мужчину, и тот выронил из рук громоздкий, непонятного назначения аппарат, так и не успевший выстрелить ни фиолетовыми, ни какими другими вспышками. И оба пулемета, прикрывающие ползунов, молчали. Пан знал, какие крепкие нервы и у ребят его взвода, и у самого взводного по прозвищу Вещий.

Еще несколько секунд оно продолжало стоять неподвижно, то ли пытаясь сохранить равновесие, нарушенное ударом пули, то ли раздумывая, что теперь делать… и рухнуло ничком, рядом со своим фантастическим агрегатом…

Пан, выбросив из головы всякие мысли, уже просто контролировал дверной проем, а поднявшийся на ноги Октябрьский с неожиданной резвостью бросился к поверженному врагу, будто бы забыв про больную ногу. Но — она про него не забыла и через тройку-другую шагов Октябрьский притормозил, коротко выругавшись. Но до крылечка добрался быстро.

— Вещий! Комвзвода! Ко мне! — выкрикнул он, едва глянув на лежащее теперь уже у его ног нечто. — Марта! Мишин! На месте! Не дергаться!

Пан, почувствовав, как отпускает его напряжение тех долей секунды, пока он целился и выбирал ход спускового крючка, подтянул к животу ноги, перевернулся на бок, а потом и сел на землю, по-прежнему не спуская глаз и прицела с двери.

Успенский почему-то уже со штурмгевером в руках возник возле Егора Алексеевича, материализовавшись из рассветного сумрака, как призрак. На тело, лежащее у его ног, старший сержант старательно не смотрел.





— Немедленно уводите людей к вашей машине, — приказал Октябрьский. — А сами возвращайтесь сюда, как только взвод снимется с места. Ни на какие вопросы не отвечать, подробностей не рассказывать, операция закончена благополучно. Всем объявляю благодарность.

Не говоря ни слова, старший сержант также призрачно растворился в сумраке. Через полминуты метрах в двухстах и еще дальше от домика наметилось какое-то шевеление. Да и Пан решился, наконец-то, подняться на ноги. Но ствол винтовки все равно держал нацеленным на дверь. Как-то уж слишком легко все получилось, что бы не ожидать подлянки от неизвестного противника, казавшегося таким грозным и беспощадным.

Октябрьский, кряхтя и опираясь руками о землю, присел над поверженным врагом, осматривая то место, куда попала пуля, потом поднял глаза на подошедшего Пана.

— Ты сам догадался, что можно и со спины его достать? — спросил Егор Алексеевич.

Пан пожал плечами. Ни о чем он не догадывался, просто увидел за доли секунды, что может произойти, если он не выстрелит, и по наитию выбрал место для удара.

— Ладно, — махнул рукой Октябрьский, — разборы полетов потом будут, если будут…

Подняв над головой скрещенные руки, Егор Алексеевич позвал, наконец-то, заждавшихся на гребне обрыва Марту и капитана Мишина. Немка тут же бросилась осматривать выпавший из рук убитого аппарат, а капитан переглянувшись с Октябрьским, кивнул на дверь домика. Только сейчас Пан обратил внимание, что огни в окнах погасли совсем, и весь домик теперь выглядел нежилым, изрешеченный пулями, будто замершим в момент смерти своего хозяина.

— Может быть, у кого-то фонарик найдется? — спросил Егор Алексеевич, засовывая в кобуру так ни разу и не выстрелившего «семена».

— Так точно, — отозвался выходящий из-за угла дома Успенский.

Он уже кому-то оставил штурмгевер и выглядел привычно с пистолетом в руке. Вот только глаза у старшего сержанта до сих пор были ошалевшие, и он старательно прятал взгляд от начальства.

— Под окнами следов нет, — доложил он, и тут же спохватился: — Взвод у машины, ждет дальнейших распоряжений.

— Надо было сразу их обратно отправить, — посетовал Октябрьский, — ну, раз уж так получилось, то пусть подождут полчасика. А пока, молодежь, пойдем-ка со мной…

Пан осторожно положил винтовку на небольшую приступочку возле крыльца. Все-таки, внутри дома с «семеном» сподручнее. А Октябрьский тем временем взял из рук старшего сержанта фонарик и шагнул к двери. Пан, опережая московского гостя, грубовато оттеснил его плечом, толкнул дверь стволом пистолета и сразу же полунырком ушел от прохода влево, опускаясь на колено. Рванувшегося было следом Успенского Егор Алексеевич просто не пустил, закрыв собой проход и ворчливо заявив:

— Ну, и молодежь, все бы только первыми поглядеть…

Но глядеть в домике было не на что. Рассеянный свет фонарика прояснил абсолютно пустое внутреннее пространство, без мебели, без домашней утвари, даже извечных в любом хозяйстве тряпок не было видно, только маленькие занавесочки на окнах, снаружи выглядевшие нарисованными. И в центре пустого пространства, как жертва на языческом алтаре, лежала слегка раскинув рук и ноги, обнаженная мулатка.

Она даже не отреагировала на попавший в глаза свет, только заметно дернулись, сужаясь, зрачки. Пан поднялся на ноги и подошел поближе к мулатке. Оказалось, этого вполне достаточно, что б она ожила.

— Я живая, он отключен, — равнодушно и тихо сказала она, но слова её понял, вернее, прочувствовал, только Пан. — Требуется включить.

Подхромал и Октябрьский, посветил фонариком, разглядывая девушку с любопытством не мужчины, а профессора-энтомолога, поймавшего новое, забавное насекомое. Впрочем, как мужчина к мулатке ничего не ощутил и Пан. Слишком уж пассивной и холодной была её поза, слишком много бессилия и нежелания исходило от нее. Да и женщина ли, в простом человеческом понимании этого слова, лежала перед ними?