Роковой бал

Из-за возвышения за троном выглядывали леди Сара и Мэри, и видно было, что они сгорают от любопытства. Наверно, их вызвали подержать шлейф Ее Величества, а потом они притворились, что очень заняты вышиванием!

Королева даже не взглянула на меня. Я надеялась только, что ее ярость показная, для соблюдения приличий. Если она и в самом деле устала от моих похождений — ох, и худо мне придется!

Сэр Чарльз выступил вперед, опустился перед королевой на колени и рассказал Ее Величеству все то, что рассказывал нам в лодке. Королева слушала молча. Потом она послала за человеком, называвшим себя его именем.

Вошел Гектор Эймсбери, нервно покусывая ус.

Сэр Чарльз шагнул к нему, положив руку на стилет. На первый взгляд братья были похожи как две капли воды, но когда они встали рядом, я заметила, что Гектор выше на пару дюймов, кроме того, сэр Чарльз был полуодет и неприбран.

— Я вижу, мой бедный безумный братец сбежал, — презрительно заметил поддельный сэр Чарльз. — Бедняга думает, что он и в самом деле я! А он убедителен, клянусь!

— Как ты мог, Гектор? — мрачно спросил настоящий сэр Чарльз. — Я давал тебе деньги, я помог тебе отправиться во Францию, и как ты отплатил мне?

Гектор пожал плечами:

— Он не в себе, Ваше Величество, это ясно как день! Неудивительно, что ему удалось одурачить эту юную фрейлину, леди Грейс.

Королева перевела взгляд с одного сэра Чарльза на другого, потом нахмурилась.

— Ну и как же тут разобраться, господа? — спросила она.

Я так разволновалась, что даже забыла встать на колени.

— Ваши Величество! Я знаю, как!

После моих слов в зале повисла нехорошая тишина.

— Ну? — осведомилась королева, не очень-то ободряюще.

— Надо спросить у лучшего друга сэра Чарльза.

Странно, наверное, выглядела вся наша процессия, направлявшаяся в денник.

Заслышав ржание Ласточки, сэр Чарльз улыбнулся, наверное, впервые за много дней. А Гектор Эймсбери неуверенно позвал:

— Эй, лошадка… Лошадка…

Один из мальчиков-конюхов вывел Ласточку из денника. Проходя мимо Гектора, она плелась уныло, опустив голову. Потом, видимо почуяв запах сэра Чарльза, оживилась, вскинула голову и радостно заржала, потянув конюха прямо к нему.

Сэр Чарльз потрепал ее по шее и позволил себя обнюхать. Его избитое лицо прояснилось, и он снова стал похож на того добряка, которого я знала.

— Видите? — торжествующе сказала я. — Лошадь сразу узнала сэра Чарльза!

Гектор шагнул к Ласточке.

— Ну же, лошадка, ты ведь меня знаешь, — пробормотал он, протягивая руку к уздечке.

Ласточка мотнула головой, прижала уши, недовольно фыркнула и куснула его протянутую руку.

Гектор дернулся и отступил назад, переведя взгляд с лошади на своего брата, а потом на королеву. Но никто не пришел ему на помощь.

Тогда негодяй понял, что его песенка спета, оттолкнул стоявшего рядом конюха и что есть силы помчался к Дворцовым воротам.

Двое стражников бросились следом. Один прыгнул ему на спину, а другой схватил за камзол и прижал к земле. Гектор Эймсбери вывернулся и вскочил на ноги, потрясая кулаками и вопя, что это нечестно. Вокруг валялось все, что выпало из его камзола.

Стражники подвели Гектора к королеве. Она подняла на него холодные, словно два кусочка льда, глаза, а губы ее были так крепко сжаты, что почти не видны. От одного взгляда на королеву становилось жутко.

— Мистер Эймсбери, у вас есть минута, чтобы признаться и избежать обвинения в государственной измене!

Голос у нее тоже был ледяной.

Гектор сдался. Он упал на колени и закрыл лицо руками.

— Я не виноват, что я захотел лучшей доли! Этот ублюдок похитил все мое состояние! Он возомнил себя первенцем, наследником всего, тогда как старший из близнецов — я! Это я должен был жить в роскоши, а он — отправиться во Францию сражаться с гугенотами!

Королева объявила, что мы немедленно должны вернуться в приемный зал, поскольку все грумы и конюхи высунулись уже из окон конюшни и с любопытством прислушивались к происходящему.

Гектора окружили стражники, а сэр Чарльз галантно предложил Ее Величеству опереться о его руку. Она вежливо отказалась (и я ее не виню — от сэра Чарльза после его длительного заточения, исходил та-акой запах!).

В приемном зале Мазу, Элли и я устроились у стены, а королева послала за клерком (чтобы тот записал все, что расскажет Гектор) и моим дядей, доктором Кавендишем. Мэри Шелтон и леди Сара снова достали свое вышивание и притаились в углу, надеясь, что королева не заметит их и не отошлет.

Сэр Чарльз встал и рассказал драматическую историю их с братом рождения, которая произошла задолго до появления на свет Ее Величества. Много лет назад чета Эймсбери произвела на свет близнецов, и первенцу, сразу после рождения, повязали на запястье красную нитку. Случилось все это глубокой зимой, в мороз, поэтому повитухе, мамаше Корбетт, пришлось затопить в спальне роженицы камин.

— К несчастью, пеленки, развешанные перед камином, вспыхнули, — рассказывал сэр Чарльз, — и в мгновение ока вся спальни оказалась охвачена огнем. Отец вынес из огня мать, а младенцев подхватила и спасла повитуха. Все мужчины деревни, передавая ведра по цепочке, тушили огонь, и в конце концов, они его одолели, хотя часть дома была уничтожена. Но во всей этой суете красная ниточка с моего запястья затерялась, и только со слов повитухи было установлено, что первенец именно я. Мамаша Корбетт помнила, что старшего из близнецов она несла на правой руке, а младшего — на левой.

Гектор фыркнул: «Поверить старой пьянчуге!»

— Но она ясно помнила и никогда не сомневалась, — сказал сэр Чарльз.

— Будь ты проклят! — выкрикнул Гектор, казалось, вложив в этот вопль все свои чувства. — Это я — первенец, а ты — самозванец! Я знаю это с девяти лет. С тех самых пор, как старуха Корбетт рассказала мне эту историю! Но ты всегда всё отрицал!

— Я отрицал, потому что это неправда, — сдержанно ответил сэр Чарльз.

— Итак, — сказала королева, — каким же образом, мистер Эймсбери, вы решили восстановить попранную справедливость?

Гектор уставился на ковер, лицо его нервно подергивалось, а по подбородку стекала слюна.

— Меня чуть не разорвало на куски в той чертовой битве! И я принял свое спасение за знак свыше. Почему я должен был сражаться там, во Франции, в крови и грязи, когда здесь, в Англии, меня дожидалось мое по праву наследство? Я уговорил командира сообщить брату о моей гибели, и тайно вернулся в Лондон.

Гектор поднял глаза. Его широкое, как у сэра Чарльза, лицо искажала злоба.

— Я заплатил пажу Чарльза шиллинг, чтобы он добавил опия в вино моему брату. Пока Чарльз был без сознания, я перетащил его в одну из телег, что доставляют во Дворец сено для лошадей, и отвез в заброшенный коттедж у кладбища Святой Марии Ронсевальской. А потом занял его место. Правда, мне пришлось купить себе новую обувь (его была мне мала), да подкладывать что-нибудь в камзолы, которые были мне велики. Так я провел всех!

Гектор рассмеялся и пригрозил кому-то невидимому пальцем:

— Но и они были до смешного слепы. Не зря говорят: «Встречают по одежке…» Потом, чтобы сберечь собственное состояние, я решил жениться на девчонке Кавендиш. Но для этого мне надо было…

— Убить сэра Джеральда? — резко закончила королева.

— Именно! — как-то странно восторженно согласился Гектор. — И по возможности так, чтобы подозрение пало на лорда Роберта, а я остался единственным из претендентов на ее руку. Если бы потом все раскрылось, это ничего бы не изменило — ее состояние принадлежало бы мне, как супругу!

Он засмеялся еще громче, и это уже напоминало истерику.

— Я не просто хитер, я гениально хитер! Незаметно проникнув в апартаменты лорда Роберта, я отрезал пуговицу от одного из его камзолов. Потом отправился к сэру Джеральду, который был так пьян, что даже не пошевелился при моем появлении. Я взял лежавший на сундуке нож, вонзил его ему в спину и оставил на подушке пуговицу лорда Роберта. Так одним ударом я избавился от обоих соперников.