Страница 23 из 59
— Предупрежден — значит вооружен. Мы знаем: опасность существует, и можем следить за ситуацией. А разве можно быть уверенным, что эта опасность не последует за мной в Коултарст? Я теперь уже помечена, так что не вижу, каким образом отъезд из Лондона может это изменить.
Он поцеловал ее в лоб, потом прижался щекой к ее волосам, моля Бога, чтобы не только желание быть с ней рядом заставило его согласиться с ней.
Сердце у Алтеи подпрыгнуло, когда он прижал ее к себе. Она громко вздохнула от удовольствия, наслаждаясь ощущением его сильных рук. Такие объятия, как и легкие ласки, как и сладкие, слишком невинные поцелуи, стали более частыми за время ее выздоровления. Это пробуждало в ней надежды, но и разочаровывало — ведь она так желает его.
Алтея отважилась и провела рукой по его широкой груди. Дойдя до края шейного платка, она ощутила под пальцами тонкую золотую цепочку, которая привлекла ее внимание. Только она открыла рот, чтобы спросить, что это такое, как ее охватило слишком хорошо знакомое чувство. Алтея едва успела ухватиться за руки Хартли, как уже погрузилась в мелькающий водоворот образов и впечатлений.
Хартли крепче обхватил Алтею, когда все ее тело судорожно сжалось в его руках. Один взгляд на ее лицо, в ее широко раскрытые затуманенные глаза, и Хартли понял — у нее видение. Он молил Бога, чтобы оно не предрекало опасности или, что еще хуже, смерти одного из его друзей. Он крепче обнял ее, шепча успокаивающий вздор и поглаживая по спине, выжидая, пока Алтея придет в себя и сможет понять — он здесь, рядом с ней.
Заглянув в свою душу, Хартли обнаружил полное отсутствие неловкости или страха. Он обнаружил там только одно: беспокойство за Алтею. Ведь она еще слишком слаба после нападения, чтобы перенести какое-нибудь пугающее видение. Вернувшись оттуда, куда унесло ее видение, она высвободилась из его объятий, схватила свой альбом и принялась быстро делать наброски увиденного. Хартли поспешил к двери, позвал дворецкого и приказал принести чай. Он уже вернулся на свое место и приготовился снова обнять ее, когда она сама рухнула в его объятия, закончив свой неистовый рисунок. Дар не должен быть таким жестоким к тем, кому он дарован, подумал Хартли, держа в объятиях ее дрожащее тело. В комнату быстро вошел Альфред и поставил на стол перед ними поднос с чаем и печеньем.
— Налей чаю, Альфред, — сказал Хартли. — Нужно, чтобы она выпила чаю и что-нибудь съела.
Алтея медленно отпила несколько больших глотков, глубоко вздохнула, чтобы унять возбуждение, кипящее в ней, и медленно освободилась из рук Хартли. Не хотелось давать Хартли надежду, которая может не сбыться, но придется рассказать ему все, это Алтея понимала. Она была уверена — увиденное ею уже произошло. Это произошло совсем недавно. Но определенно это не было видение настоящего или будущего. С тех пор как это случилось, все могло обернуться к худшему. Франция с пугающей регулярностью переходила от затишья к бурному кипению и убийствам.
— Плохо было, да? — спросил Хартли, подавая ей очень сладкий чай.
Алтея снова глотнула бодрящего чаю, прежде чем попыталась ответить ему. Хотя это и было эгоистично с ее стороны, ей хотелось насладиться тем, как нежно он поглаживает ее по спине, как заботится о ее благополучии. Как только она расскажет ему о своем видении и он посмотрит ее наброски, его ум и сердце будут заняты незавидным положением племянников. Потом укол совести прогнал все мысли о себе. Хартли нужно услышать о своих племянниках, и это важнее, чем его объятия и поглаживания.
— Больно, жестоко, но не плохо, — ответила она и указала на свой альбом. — Это было видение чего-то из недавнего прошлого, не из настоящего и не из будущего. Думаю, это поможет вам найти детей.
Алтея не удивилась, когда он схватился за альбом, как умирающий от голода хватается за корку хлеба, выброшенную богачом. Она знала, эти двое детей — все, что осталось от его семьи, не считая немногих дальних родственников. Хотя семья временами может быть истинным мучением, но когда ее нет, это плохо. Сама Алтея может считать себя счастливой — ведь у нее такое количество заботливых родственников, а значит, она никогда не бывает по-настоящему одинокой. Хартли же был совершенно одинок.
— Что вы видели? — спросил он, рассматривая рисунки, сделанные ею.
— Ферму, несколько коров и одну старую лошадь, — ответила она. — Возможно, ферма бедная. Думаю, они работают там. — Она нахмурилась. — Пожилая пара, которую я видела, приняла их несколько лет назад, наверное, сразу после того, как они убежали с берега.
— Однако вы все еще рисуете Жермен как парнишку.
Алтея внимательно посмотрела на рисунок, на котором она изобразила Жермен.
— Да. Значит, она такая и есть. Для этого должна быть веская причина. Ведь они с Байяром — дети аристократов-англичан.
— Какие-нибудь мысли о том, где это?
Алтея откинулась на спинку диванчика. Она закрыла глаза и попыталась восстановить все, что помнила о видении. Хартли нежно поглаживал ее руки, сцепленные на коленях, и это успокаивало ее, воспоминания возвращались проще.
— Юг, — прошептала она. — Да, юг Франции. Два дня верхом на лошади от побережья. — Она нахмурилась, напряженно стараясь удержать слабый поток информации.
— От какого побережья?
— От побережья, на котором была убита ее семья. Два дня верхом на восток, потом немного на север Муана.
— В той местности нет никакой Муаны. Признаюсь, я не знаю каждую деревню и город во Франции, но это название мне незнакомо.
Алтея открыла глаза и посмотрела на него:
— Думаю, это просто имя, а не место. Название фермы, протекающей рядом речки, фамилия. Муана. Просто произношу слово и чувствую, что это правильно. Муана. Имя. Может, не полное имя, но имеет какое-то отношение к тому, где они находятся. — Она дружелюбно улыбнулась ему. — Позже я смогу еще что-нибудь вспомнить, но сейчас это все, что я могу сказать.
— И так уже много. Место, имя, ферма с несколькими коровами и старой замученной лошадью. А что еще лучше, я могу быстро передать эти новости во Францию, несколько человек как раз сегодня ночью собираются перебраться туда.
— Молю Бога, чтобы вы смогли найти детей, Хартли. Им нужно вернуться домой. Думаю, Жермен не раз пыталась выбраться из Франции, и ей жаль, что это не получилось.
Хартли обнял ее и поцеловал. Алтея погрузилась в этот поцелуй, наслаждаясь его вкусом и тем жаром, который пробудил в ней Хартли. Ее не удивило, когда он слишком быстро выпустил ее из объятий. Она чувствовала в нем напряженный восторг, надежду, которую Хартли старался держать под контролем.
— Мне нужно передать эту информацию своим людям, — сказал он, с трудом отпуская ее и борясь с терзающим его желанием. — Можно мне взять рисунок? Ваш рисунок фермерского дома может им помочь.
— Конечно. Хартли, что это за цепочка у тебя под шейным платком? Мне кажется, она и вызвала это видение.
Слегка покраснев, Хартли быстро спрятал цепочку под шейный платок.
— На ней медальон Жермен. Я ничего такого не думал, просто начал носить его в надежде, что он принесет мне счастье в поисках ее и Байяра. Извините. Я мог вызвать у вас такое же ужасное видение, как было раньше, если бы вы коснулись его.
— Нет. Такого сильного видения у меня уже не случится. Все, о чем мог сказать мне этот медальон, он мне сказал тогда. Теперь у меня через него сохранилась лишь слабая связь с Жермен. — Она наклонилась и нежно поцеловала Хартли. — С Богом, Хартли. — Он поспешно вышел из комнаты, и Алтея помолилась, чтобы на сей раз ее видение привело этого человека к детям и они вернулись бы домой.
Хартли расхаживал по гостиной в небольшом городском доме Олдуса, поджидая своих друзей. Джиффорд часто останавливался у друга, чтобы отдохнуть от матери и сестер. Хартли повезло, Джиффорд тоже был тут.
Он мог бы сам отправиться к людям, которые направлялись во Францию, но внезапно понял, что ему придется объяснять про источник этой информации. Люди, которые пробирались во Францию, осторожные и подозрительные. А он так полон надежд и радости, что вряд ли сможет сочинить что-нибудь вразумительное. Бойкий на язык Олдус сможет все объяснить, в этом Хартли не сомневался.