Погоня за убийцей

– Сто двадцать шесть долларов и пятьдесят центов.

Шведе рассмеялся.

– За четыре года жизни, черт возьми! Ребята из Неаполя, да и здесь в Пальмето-Сити зарабатывают столько за одну ночь, когда выходят ловить рыбу. Но ловить рыбу – это тяжелая работа. Такая же, как и многие другие. Мы это хорошо знаем – ты и я. Тебя жена встречает у тюрьмы?

Я признался, что не имею понятия.

– Оно и понятно, – заметил Шведе. – Мужчина может заставить свою жену голодать, может напиться и бить ее каждую дочь, а по воскресеньям дважды, но он все равно останется для нее божеством, если она знает, что она у него единственная в его жизни.

Прежде чем я успел что-либо сказать, он продолжал:

– Кажется, ты немного сбился с курса, Чарли, а?

Я замялся.

– Как сказать...

Шведе выплюнул свою сигарету на пол.

– Нет, ты все придерживаешься иного мнения. Не хочешь сознаться, что допустил ошибку. И жалеешь себя.

Он закурил третью сигарету, и его голубые глаза испытующе скользнули по моему лицу.

– Я знаю, каково тебе сейчас. Я тоже вспыльчивый. Поэтому и сижу здесь. Но ты не будешь таким, Чарли.

Одна мысль о сеньоре Пезо сковала мне горло.

– Что же я должен делать?

– Ты чертовски хорошо знаешь, что я имею в виду. Но если ты прикончишь своего бывшего партнера, потому что он засадил тебя в тюрьму, то ты опять попадешь сюда. – Шведе провел рукой по стене камеры смертников. – Поможешь акционерам Флоридского Электрического общества повысить свои дивиденды.

Я стер левой рукой капельки пота с правой. Шведе курил.

– Словно на войне, ты купаешься в крови, и человеческая жизнь ничего не значит. Но тысячи жизней – это ведь другое дело, правильно?

Я согласился.

Шведе соскользнул с письменного стола и стал расхаживать взад и вперед.

– Вот то-то и оно. Мы здесь, на Заливе, видели нечто подобное, когда тебя уже не было. Мы называли это красным приливом. Рыбы умирали миллионами на побережье, и на песчаных отмелях от Апалач-Бей до Кен-Сейбла их трупы воняли так, что можно было унюхать за десяток миль. И каждый клялся, что море теперь никогда уже не будет таким, как прежде.

– Я слышал об этом.

– И тем не менее все вернулось на круги своя, – глаза Шведе были удивительно синими и ясными. – Вода снова стала чистой, и крабы вернулись. Рыбы опять стали метать икру. Может быть, и не так интенсивно, как раньше, но мать-природа все равно все восстанавливает.

Чувствуя опять комок в горле, я спросил:

– А что здесь общего со мной?

– Ты опять вышел на чистую воду, Чарли. Если будешь умно вести себя, там и останешься. Отыщи себе работу рыболова с участием в прибылях или, если не выйдет, работай с туристами. А когда сможешь что-то предложить, возвращайся к жене. Упади на колени, если надо, и проси вернуться.

Я сказал:

– Похоже на добрый совет, Шведе.

Он долго смотрел на меня, потом отбросил окурок сигареты.

– Но ты ему не последуешь ни на йоту, парень, А ведь речь идет о твоей голове.

Надзиратель открыл дверь.

– Время вышло.

– Жаль, – заметил Шведе. Он направился к двери, даже не сделав попытки пожать мне руку. В дверях обернулся и сказал:

– Не буду говорить "до свидания". Пока ты придерживаешься таких мыслей, это все равно, что прощание. Постараюсь приготовить тебе бутылку и брюнетку, Чарли. – Улыбка его была вымученной. – Но боюсь, что виски будет горячей девочкой.

2

Вместе с надзирателем я опять прошел через двор. В административном корпусе он опять показал мне на наружную дверь.

– О'кей, теперь вы свободны, Уайт.

Я кивнул.

– Спасибо.

Он ушел, а я остался в вестибюле, впервые за четыре года без присмотра. Я стоял и смотрел на выход. Боялся спуститься по ступенькам. Ждет меня Бет или нет?

Она знала, что меня выпускают. Патер Рейли написал ей об этом. И что же дальше?

В вестибюле стоял автомат с сигаретами. Моя рука дрожала так сильно, что я едва мог сунуть в щель четверть доллара, чтобы получить пачку "Кэмел". А что мне предпринять по поводу сеньора Пезо?

Сеньор Пезо! Имя звучало как шутка.

Я прислонился к стене. Ждал, пока руки перестанут дрожать. Думай о Бет, думал о Цо. И о мистическом сеньоре Пезо. Жилки на висках забили тревогу. Ведь это его голос звучал по телефону, начавшему всю эту драму. Не будь этого человека, которого я никогда не видел, не было бы и четырех лет тюрьмы.

Я бы сейчас еще плавал на "Бет-И". И это он принес мне четыре года тюрьмы, лишил судна и, что гораздо важнее, – жены.

А теперь Шведе требовал от меня, чтобы я вычеркнул его из памяти.

По вестибюлю проходил один из тюремных служащих. Увидев меня, он сказал:

– Кажется, вы нас сегодня покидаете?

– Верно, – ответил я.

– Чего же вы еще ждете?

Что ответить этому человеку? Что мне страшно пройти через двери?

– Жду жену, – солгал я.

Он тихо присвистнул.

– Господи, как бы я хотел ждать свою жену. – И пошел дальше.

Я сделал несколько шагов мимо ниши с кушеткой для посетителей и стенными зеркалами с полированными краями, похожими на то, какое хотела иметь Бет для нашей гостиной в старом доме на острове.

Я остановился и посмотрел в зеркало. Четыре года тюрьмы меня не изменили. Я по-прежнему был веснушчатым рыбаком с огненно-красными волосами, с весом приблизительно девяносто килограммов и двумя унциями мозгов.

"Говорит сеньор Пезо. Капитан Уайт, как вы относитесь к тому, чтобы заработать две тысячи долларов?"

Так было в первый раз, по телефону. Голос с легким акцентом Ибор-Сити. Это было как раз в те времена, когда я поотстал с платежами за мое новое судно, а Бет лежала больная. В связи с выкидышем.

Как я отнесусь к тому, чтобы заработать две тысячи долларов? Ведь этого надо поймать десять тонн рыбы. А мне предложили другое, выйти на восемьдесят миль в Залив и взять с собой несколько маленьких водонепроницаемых пакетиков. Я не знал ничего, кроме того, что, когда я взглянул на пакетики, их уже не было, а вместо них были обещанные сеньором Пезо две тысячи долларов. Дело было грязным, и я быстро понял это. Бет проплакала всю ночь, когда я рассказал ей. Но для меня это были большие деньги – деньги, которые я давно хотел иметь, чтобы привести дом в порядок, жить как туристы и покупать Бет красивые вещи.

Потом была поездка в Веракрус, затем в Пинар-дель-Рио. К этому времени судно было оплачено. Далее последовала поездка в Гавану, где я встретил Цо. После этого я так глубоко увяз, что трудно было выбраться. Ездил туда, куда мне говорили, встречался с тем, с кем должен был встретиться, забирал все, что должен был забрать, и привозил все это в Пальмето-Сити.

Поездки оканчивались благополучно, в деле не случалось никаких срывов. Я все больше времени проводил с Цо, заглушая свою совесть. Не делал только одного: не провозил контрабандой людей. И, предприняв одну неудачную попытку, сеньор Пезо больше не возвращался к этой теме.

Дело было верное. Парни из береговой охраны хорошо знали меня, более старые и старшие чиновники знавали моего отца. У меня не было никаких сложностей с бумагами. Никто меня не задерживал – вплоть до последнего раза.

В той поездке я должен был принять швейцарские часы и французские духи общей стоимостью в сорок тысяч долларов.

С сеньором Пезо я так и не познакомился лично. Указания получал по телефону, а деньги наличными по почтовым переводам.

Но, когда на моем судне впервые появилась береговая охрана, он бросил меня на произвол судьбы.

"Для кого вы перевозили контрабанду, Уайт?" – спросил меня прокурор в Тампа.

Я ответил: "Для сеньора Пезо".

Судья чуть не лопнул от смеха, присудил мне денежный штраф в пять тысяч долларов, конфисковал судно и отослал меня в тюрьму на четыре года. Подальше от Бет, подальше от Цо. Вот я и возненавидел сеньора Пезо.