Око за око

За какое бы дело он ни брался, все казалось ему, что стоит только ему что-то сделать не так, как тут же над ним начнут смеяться. Так и на этот раз, Евсеев скорее умер бы на месте, чем хотя бы одним взглядом выдал свою слабость.

Фатеев столь же неожиданно, как и сжал, отпустил ладонь Ярослава, и, пока кликнутая Ефимовым Ульяна собирала на стол, а Ярослав растирал посиневшую руку, Димка, усмехаясь, подмигнул Юрию.

Уже за накрытым столом между гостем и двумя друзьями завязалась теплая беседа, и только тогда у Евсеева прошло то странное ощущение, которое возникло при знакомстве с Юрием.

Юрий, скорее всего предупрежденный Димкой, не стал лезть Ярышу в душу с расспросами, Дмитрий как всегда шутил, и вскоре Ярослав почувствовал себя настолько свободно, что его перестал настораживать стальной взгляд гостя.

Вот тут-то Ефимов, воспользовавшись моментом, рассказал Ярышу, зачем он все-таки привел брата: хотя у Димки с Юрием все давно было обговорено, Дмитрий не хотел принимать решение за товарища.

— Знаешь, Ярыш, — сказал он, — Юрий у меня всего на два дня гостем, а потом опять в дорогу.

Не зная, к кому же обратиться, Ярослав, словно разговаривая сам с собой, спросил:

— А куда?

— В Москву, — ответил Юрий.

Мысли, словно листья по осени, быстро-быстро закружились в мозгу Ярослава, и он решил: кто бы ни был этот человек, но он сейчас всеми силами постарается набиться ему в попутчики.

— А с кем ты отправляешься в путь? — спросил Евсеев.

— Один, — усмехнулся Фатеев.

— А тебе попутчик не помешает? — задал очередной вопрос Ярослав.

Юрий оценивающе оглядел Ярослава, и последнему на миг показалось, что ни за какие коврижки Фатеев не возьмет его с собой.

— Попутчик не знаю, а вот слуга точно не помешает, — ответил Юрий, и лукавые огоньки промелькнули в его глазах.

Кровь прилила к щекам Ярослава: и это ему, сыну Думского боярина, словно простому холопу, предстояло прислуживать этому грозному человеку, которого он знал всего пять минут! Однако оставаться вечным нахлебником Ефимова, не видя белого света, просиживать в каморке Ульяны казалось Евсееву гораздо худшим занятием, потому, наверное, он согласился бы и на гораздо худшее предложение.

«В конце концов Юрий все-таки Димкин брат, и Ефимов наверняка замолвит за меня словечко при случае,» — думалось Ярославу.

— А в Москве тебе этот слуга пригодится? — не унимался Ярослав.

— И не только в Москве, — опять странно, словно что-то скрывая, ответил Ярослав.

— А меня бы ты взял к себе в услужение? — уже напрямую спросил Ярослав, и за его спиной наконец с облегчением вздохнул Димка.

— Взял бы, но мне нужен малый не робкого десятка, — решил подзадорить Ярослава Юрий, словно зная, в чем слабое место Ярыша.

— Меня еще ни один человек в трусости не упрекнул! — гневно сверкнув очами, возразил Ярослав. — Ты не смотри, что я у Димки прячусь, не от страха это. Но сам должен знать — один в поле не воин, да и глупо умирать, пока не отомстишь обидчику.

На этот раз уже Юрий подивился кровожадному взгляду Ярослава, в котором чувствовалась даже не решимость и не отвага. Полное безразличие к своей жизни и холодную расчетливость убийцы, у которого не дрогнет рука в самый последний момент, заметил Юрий в темных глазах восемнадцатилетнего юноши, и подумал: «А ведь с него, несмотря на его молодость, будет толк, да еще какой!»

— Значит, договорились? — уже не тем насмешливым тоном, но полностью серьезно спросил Юрий.

— По рукам? — и во второй раз протянул ему свою огромную руку.

— По рукам, — ответил ему Ярослав, и со стороны Димке их рукопожатие показалось дружеским.

Глава 4

Димка, прекрасно знавший и Ярослава, и своего шального брата, никак не ожидал, что они так быстро поладят. Юрий был весьма привередлив, и сразу предупредил Димку, что никогда не свяжется с Ярославом, если тот будет похож на тех разбалованных боярских сынков, с которыми он привык иметь дело.

Гордый Ярослав, в свою очередь, несмотря на свое весьма и весьма шаткое положение, плюнув на все, мог, не принимая ничьей помощи, отправиться пешком, стоило Юрию обмолвиться парой неосторожных слов.

Однако, желая помочь другу, Димка даже рискнул поспорить с Юрием, что Фатееву не придется разочароваться в Ярыше. Хорошо зная своего брата, Ефимов был уверен: если только Ярослав придется по душе Юрию, Фатеев не станет лгать, желая выиграть спор. Но Дмитрий знал и другое: понравиться Юрию мог далеко не каждый.

Теперь, же, когда знакомство состоялось, Димка облегченно вздохнул. Юрка, конечно, поначалу всласть поиздевается над Ярославом, зато Евсееву можно больше не переживать. Ярослав не только спасется от преследований Салтыкова, но за всю его дальнейшую судьбу можно теперь быть спокойным.

Поскольку Юрий собирался погостить у брата всего два дня, то Ярославу спешно пришлось собираться в дорогу. Коня, из-за которого болела голова и у Ярыша, и у Димки, без труда достал Юрий, с остальным помог сам Димка, и на следующий день, задолго до рассвета, решено было отправляться в путь.

Ярослав в ночь перед отъездом долго не мог уснуть, все ворочался и, забывшись всего на два-три часа, пробудился, когда июньское небо только-только начинало сереть. В столь ранний час спали даже собаки, потому Евсеев, никого и ничего не опасаясь, наверное, в первый или во второй раз за последние дни вышел на улицу.

Полной грудью вдыхая по-утреннему свежий воздух, Ярослав вглядывался в далекое небо, словно спрашивая, что же на этот раз уготовила ему судьба, не жаловавшая его в последнее время. Не то чтобы он опасался новых бед — ничего, кроме жизни, остаться без которой Ярослав боялся меньше всего, у него не осталось.

На этот раз его беспокоило другое: предстоит ли когда-нибудь вернуться в родные места, или уже никогда не суждено ему услышать колокольный звон, взглянуть на ослепительные золотые купола славившегося своими церквями Углича.

Привыкнув просыпаться рано, Евсеев каждое утро встречал вместе с перезвоном множества колоколов и колокольчиков, на разный лад оповещавших о наступлении утра. Из казавшегося многим угличанам единого звука Ярослав безошибочно мог выделить голос любого из них, сказать, в какой церкви зазевался сегодня звонарь, а где проявил излишнее тщание.

Пробудившись в этот день гораздо раньше обычного, Евсеев чувствовал себя как-то неуютно, и, когда наконец послышались первые звуки никогда не надоедавшей мелодии, Ярослав понял, чего же ему так не хватало.

В последний раз в лучах восходящего солнца слушая перезвон сотен колоколов, Ярослав, плача, прощался с ними, словно со старыми друзьями. Когда же, завершая утренний перезвон, зазвучал последний колокол, Ярослав, утирая слезы, сам себе дал зарок:

«Я вернусь, — думал он, — я обязательно вернусь, и отомщу всем тем, кто лишил меня даже этой маленькой радости».

Размышления Ярослава прервал взявшийся, словно из ниоткуда, Димка:

— Ярыш, ну где ты пропадаешь? Я чуть было Ульяну не прибил, а ты тут прогуливаешься?

— За что ты ее чуть не прибил? — поинтересовался Ярослав.

— За что, за что… Пропал неизвестно куда, так грешным делом бог знает что подумаешь…

— Ладно, не бурчи, — тайком утирая не успевшие высохнуть слезы, сказал Ярослав, — иду.

Димка, в глубине души не желавший расставаться с товарищем, словно побитый пес, засеменил назад, и за ним с таким же тяжелым сердцем поплелся Ярослав. Сборы были недолгими, и уже через каких-то десять-пятнадцать минут Юрий и Ярослав стояли у запряженных лошадей.

Прощание было коротким: не желая выдавать Евсеева, Юрий настоял на том, чтобы его никто не провожал, кроме Димки. Фатеев, несмотря на раннюю побудку, выглядел свежим, и, казалось, отправлялся не в дальний путь, а на пирушку к соседу, Ярослав казался то ли безразличным, то ли так хорошо себя держал в руках, и только один Димка заметно нервничал.

Юрий, не желая, чтобы между друзьями повисло тягостное молчание, поговорил еще немного с Дмитрием, а затем были сказаны обычные в таких случаях напутствия. Когда же запас пожеланий иссяк, Ярослав, до сих пор молчавший, крепко обнимая на прощание друга, наконец сказал: