Страница 4 из 10
Алексей лечился целый месяц. Варенька только теперь поняла настоящий характер мужниной службы. На время лечения коллежский асессор был отозван из Летучего отряда и причислен к МВД без должности. Шло расследование происшествия. Лыков доказывал, что был неожиданно обнаружен бандитами во время разведки, и оказался вынужден вступить в схватку. Но начальство ему не верило. Новый директор Департамента полиции Дурново собирался отчислить Лыкова – из-за непозволительных эмоций тот поставил под удар всю операцию. Но не решился: Алексей был лично известен императору. Кроме того, за скромным коллежским асессором высилась тень Павла Афанасьевича, который был вхож в такие кабинеты, что страшно вымолвить. И Дурново отступил. Лыкова лишили наградных к Рождеству и вернули в Летучий отряд.
Благово дождался, пока Алексей встанет на ноги, и увёз его на охоту в Вартемяки. Хозяин имения, граф Пётр Шувалов, начальник Гвардейского корпуса, предоставил гостям и егерей, и отдельный флигель. Два дня учитель и ученик караулили волков на номере, пили водку у костра и беседовали о всякой всячине. Вернулись посвежевшие, и уже на пороге, прощаясь, Павел Афанасьевич сказал:
– Понимаю: страшно жить, когда ты не один. Делаешься очень уязвим… За них всегда боишься больше, чем за себя. А за себя боишься по-новому, не как прежде. Опасаешься не дожить до следующих степеней счастья, видеть, как они растут, мужают… Женить их, повзрослевших, ждать потом внуков… Я лишён этого, но понимаю тебя. И все понимают: Мукосеев, товарищи по отряду, даже Дурново. Тебе надо научиться жить с этим. И не делай, пожалуйста, больше таких глупостей.
И вот теперь Раковников бежал с этапа. Хорошо бы встретить его в этих самых «Кавказских городах». И свернуть при задержании шею.
Благово дал Алексею ещё одно личное поручение, не объясняя его сути. Требовалось зайти в архив Окружного суда на Литейном, взять некую банку под нумером 43 и отвезти её в Темир-Хан-Шуру. А там Лыкова встретят и посылку заберут. На вопросы, что это за склянка, зачем везти её так далеко и кто получатель, шеф лаконично сказал:
– Делай, что велю.
И Алексей отправился на Литейный.
Надо было забраться на самый чердак огромного двухэтажного, на высоком цоколе, здания суда. Поднявшись, он сразу почувствовал тяжёлый неприятный запах. Очень знакомый запах – так сохраняют разлагающиеся трупы… А ещё резкая добавка спирта, которая делала пребывание на чердаке чуть более терпимым. Около сотни стеклянных банок, выставленных на полу и на длинных деревянных столах, занимали всё помещение. Некоторые были укутаны в обёрточную бумагу, но большинство стояло открыто. В банках, хорошо различимые в формалине, плавали то отрубленные людские головы, то руки, то ноги, а где и внутренности… Это был архив останков жертв давнишних преступлений; некоторые склянки стояли здесь уже более двадцати лет. Как вещественные доказательства, они фигурировали в суде и должны были теперь храниться бессрочно.
Даже привычного Лыкова замутило от увиденного. Смотритель архива, румяный крепыш с петлицами коллежского секретаря, улыбнулся:
– У нас все тушуются! Это от отсутствия привычки.
– К чёрту такую привычку. А вы, стало быть, обвыкли?
– Да уж восьмой год эти потроха караулю, поневоле привыкнешь. Какая там у вас банка?
– Сорок третья.
– Ага, это вон в том конце. Между головами фон Зона и Штрама.[11]
– А в моей банке что находится?
– В вашей-то? А сердце.
– Сердце? Чьё?
Как раз они проходили мимо очередной ёмкости, в которой плавало что-то белёсое и волокнистое.
– Это кишки того парня, что в 74-м нашли на колокольне Спасской церкви… – пояснил смотритель – А сердце доставили в 67-м году из Новгородской губернии. Принадлежит оно какому-то магометанскому фанатику по прозванию Кунта-Хаджи.
– Ну и ну! – удивился Лыков. Как человек, бывавший на Кавказе, он слышал это имя. Основатель и вождь чеченского вирда братства Кадирия[12], Кунта происходил из простых пастухов. Став главой братства на Кавказе, он привёл в него множество сторонников и сделался влиятельной теневой фигурой, фактически равной официальной власти. Русской администрации это не понравилось, и в 1864 году шейх был арестован и выслан в Новгородскую губернию. Говорили, что он умер в ссылке, а тело его было выкрадено учениками и тайно похоронено где-то в горах. И вот теперь Благово зачем-то заставляет Лыкова возвратить на Кавказ сердце этого давно забытого властителя умов…
– А как этот трофей оказался в здешнем архиве?
Смотритель глянул в толстый журнал.
– Об этом имеется следующая отметка: «Означенный орган вырезан и препровождён для бессрочного хранения по особому распоряжению Кавказского Наместника великого князя Михаила Николаевича».
– Это для чего же?
– И сие разъяснено. Вот: «С целью лишить мятежников предмета, могущего быть фетишем».
– Глупость какая! – не выдержал Алексей. – Вместо того, чтобы предать покойника земле, как велит порядочность, режут его на части… Нашли фетиш! Давайте сюда банку.
Лыков аккуратно уложил свою странную ношу в чистый холщёвый мешок, расписался в журнале и почти бегом удалился из страшного места. К анатомическим деталям он относился спокойно – много уже повидал их на своём веку. Как православный человек, Алексей был возмущён диким произволом бывшего кавказского наместника. Если Благово хочет, чтобы именно он вернул сердце хаджи в горы, то что ж; это вполне по христиански.
– Павел Афанасьевич, – доложил он через четверть часа, – банку я из архива забрал. Как мне поступить, ежели вдруг в Темир-Хан-Шуре меня с ней никто не встретит?
Благово хмыкнул в седые усы:
– Встретят и заберут, не бойся.
– А зачем это вообще делать?
– Для твоей безопасности.
– Нельзя ли разъяснить? – спросил Алексей с некоторым раздражением.
– Не злись, пожалуйста. Окончательно ты это поймёшь, когда окажешься там, в горах.
– Я, позвольте напомнить, там уже бывал. И всё равно не понимаю.
– Ты бывал там, я помню. И воевал, и кровь проливал. Но в качестве кого? Как вольнопуп. Вольноопределяющийся первой категории.[13] А здесь политика, восточная, азиатская. Когда ты окунёшься в неё по самую маковку, вместе со своим другом-бароном, то скажешь мне спасибо за идею с посылкой. Пока же поясню лишь одно. Кунта-Хаджи умер, но организация его жива и даже процветает. Кадирийский тарикат сделался параллельной структурой власти, теневой администрацией всего Северного Кавказа. Правительство опасается его, пытается искоренить, и, на мой взгляд, совершенно напрасно. Надобно с ним сотрудничать, извлекать свои выгоды. Однако кавказское начальство ещё со времён Михаила Николаевича отличается тупостью и нежеланием ладить с горцами. А ты выкажешь себя другим! Братство Кадирия будет очень признательно тебе за подарок. Очень! И это может весьма пригодиться вам с Таубе.
– Как состоится передача?
– Очень просто. Они сами тебя отыщут, как только приедешь. Отдашь, они сядут на коней и ускачут. «Спасиба» не жди. Но эти люди добро помнят.
– Получается, что вы своей властью отменили распоряжение великого князя?
– Получается. Я поговорил с председателем Окружного суда, объяснил абсурдность и дикость команды наместника, и тот написал записку в архив.
– Вас накажут, если узнают.
– Алексей! Это ерунда по сравнению с теми действительными опасностями, которые достанутся тебе… Так что, бери склянку и езжай домой, укладываться в дорогу. Я приеду на вокзал проводить.
Глава 3
Дела семейные
Лыков пошёл на квартиру, стараясь поменьше махать мешком с банкой. Не дай Бог, разобьёшь… Коллежский асессор жил теперь совсем рядом со службой, на углу Моховой и Пантелеймоновской. После рождения детей жалование перестало его интересовать. Сыновья, получив двойную фамилию, унаследовали огромное заповедное имение в Костромской губернии, дающее почти сто тысяч годового дохода. Лыков был назначен опекуном имущественных интересов собственных детей до достижения ими совершеннолетия. Управляющего он искал недолго. Вскоре после выхода именного указа о появлении фамилии Лыковых-Нефедьевых из Нижнего Новгорода пришло письмо. Старый друг Яан Титус сообщил сразу две новости. Во-первых, он тоже женился, а во-вторых, поссорился со вздорным губернатором Барановым. И получил от него совет уволиться от должности начальника сыскной полиции. Яан просил приискать ему место, и лучше не в полиции, а какую-нибудь частную службу. Надоело видеть каждый день одни преступные рожи и пытаться, как говорят немцы, вычерпать водоём клинком… Предложение переехать в крохотный городок Варнавин (1052 жителя!) и взять в управление заповедное имение бывший сыщик принял с удовольствием. Должность самостоятельная и не простая. Воровать он не умеет, но умом Бог не обидел. Содержание – в четыре раза выше казённого! А отчитываться – Лёшке Лыкову… Эх-ма! Госпожа Титус оказалась тоже не прочь уехать в лесную глушь. Происходила она из честного купеческого семейства, светские соблазны её не прельщали. Любви мужа и уважения соседей ей было достаточно; ещё бы детей побольше… Так Яан оказался в глухих костромских лесах, где с удовольствием занялся новым делом, умножая в перерывах количество маленьких Титусиков. А Лыков получил управляющего, за которым не нужно проверять счета.
11
Надворный советник Н.фон Зон был убит с целью ограбления 7 ноября 1867 г.; Ф.Штрам убит собственными женой и сыном 11 сентября 1871 г. Архив останков сгорел вместе со зданием Окружного суда в феврале 1917 г.
12
Вирд – отделение. Кадири – одно из ответвлений суфизма. Основано великим персидским теологом Абдул Кадиром в XII веке.
13
Вольноопределяющийся первой категории – доброволец, окончивший полный курс гимназии.