Страница 6 из 12
4. Плохая телеграмма
Все это рассказал тогда Лыкову Титус, сидя на крутом берегу Ветлуги. Объяснил и свои планы усовершенствований в имении. Во-первых, Яан сам предполагал выступать съемщиком, что экономило лесовладельцам до половины выручки. Во-вторых, он решил отказаться от плотов и весь материал сплавлять белянами. Риск катастрофы меньше, лес доставляется быстрее и сразу большими партиями. Если нанять лучших капитанов и лоцманов, даже за хорошее жалованье, в Козьмодемьянске окажешься раньше многих и успеешь снять сливки. И в-третьих, он предлагал от торговли лесом перейти к продаже продуктов переработки. Управляющий уже поставил на Нефедьевской пристани лесопильню, а в самой даче планировал устроить паркетный завод. Следующей весной он собирался привезти на Козьмодемьянскую биржу не дешевые бревна, а тес, штакетник, рейку и готовые избы. Даже стружка у Яана не пропадала — она шла на конопачение тех же изб и еще закупалась посудными фабриками для упаковки. Отдельно Титус обдумывал поставлять дрова — на безлесый юг и Каспий.
Лыков одобрил все эти планы и сказал бывшему сыщику с уважением:
— Ты, Яша, словно всю жизнь коммерцией занимался. А я думал, только жуликов ловить умеешь…
— Эх, Леха. Это для меня такая радость: мирным трудом семейство содержать. Надоели эти жулики! Всегда желал ходить без шпалера, а по вечерам детям книжки читать, а не в засаде париться. Так что новой жизнью я весьма доволен.
— И не тянет к прежнему? — удивился Алексей. — Я бы, наверное, не смог…
— А ты и не пробовал. Имение есть, семья. Займись хозяйством! Тут дел — до скончания века не переделать.
— Нет! — в ужасе вскричал коллежский асессор. — У меня для этого ты нанятый, вот ты и улучшай. А я останусь при прежнем ремесле. Скажи только — каково оно, ходить без револьвера?
Титус вдруг при этих словах оглянулся по сторонам и ответил вполголоса:
— Не знаю. Я тут, понимаешь, своими нововведениями много чужих интересов задел. При Нефедьевской даче раньше куча народа жировала. Лес снимали только исполу — сразу вдвое хозяина обирали. Притом хищничали, валили по пять-шесть стволов с десятины вместо одного. На лесном кордоне объездчики сговаривались с крестьянами и дозволяли им за взятки незаконную порубку. Я весь сброд повыгонял, а хищников оттер. Ну и… Получил предостережение. Зря, мол; нужно с людьми договариваться, а не то…
— Та-а-ак… — протянул Алексей. — А чего молчал? Давно было предупреждение?
— Молчал потому, что тебя ждал. Такие вещи в письмах не объясняют. Разговоры — их было три или четыре — прошли все в этом апреле. Я сделал по-своему, в итоге нам подожгли лес. Потушили быстро — я ожидал подобного и подготовил пламегасительные снаряды, но убытки мы понесли. Потом выстрелили в меня на лесной дороге.
— Выстрелили?!
— Тут с этим просто. Места глухие, чащобные. А я весь день в хлопотах, туда-сюда езжу; устроить засаду ничего не стоит. Народ опять же лесной — и беглые есть, и дезертиры. Уренская волость вся старообрядческая, они там черта укроют за малую мзду.
— Как же быть? Может, ты того… отъедешь маленько? Денег нам хватит, а твоя жизнь дороже выручки. Яш, брось свои принципы к лешему! Я, в конце концов, приказываю!
Титус очень серьезно поглядел Лыкову в глаза и вздохнул. Снова оглянулся через плечо, и только сейчас Алексей заметил, что вид у его друга очень озабоченный.
— Нельзя отъезжать, Леш. Ты уж мне не приказывай такое. Им сунешь палец — откусят всю руку, я знаю. Нефедьевых при прежнем управляющем обворовывали ежегодно не менее чем на тридцать тысяч. Половина уезда этим кормилась! Отпустим сейчас вожжи и уже не удержим их никогда, все на старые круги вернется. Или они меня запугают и сломают, под себя переделают, или у твоих детей в имении будет порядок.
— А полиция? Ты обращался?
— Полиция здесь, Леш, только пьяных у кабаков собирает, чтобы потом выпустить с пустыми карманами. Что ты, не знаешь, какая полиция бывает в уездах?
— Я сегодня же побеседую с исправником! Пугану так, что мало не покажется — пусть помогает тебе.
— Чем же ты его пуганешь? Своей службой в департаменте? Так ведь Петербург далеко, и чин у тебя незначительный. Приедешь раз в год на неделю и опять укатишь. И в Костроме мы с тобой никого не знаем. Не обольщай себя.
— Хорошо. Чем я могу тебе помочь?
— Я хочу заменить всех объездчиков. Всех. Развращенные люди, их уже не переделаешь. Найму честных мужиков, лучше из бывших егерей и пограничной стражи. Придется — объявление дам в газетах. Жалованье, жилье, пенсия — только служи на совесть.
— Одобряю. А еще?
— На заводах у меня люди надежные, вся беда в кордонах. Заменю объездчиков, и все поймут, что у меня не забалуешь. Тогда отстанут.
— Возьми себе охрану, один больше не езди. Выпиши опытного человека из Нижнего, а лучше двух. Таких, кого сам знаешь и доверяешь. Денег на это не жалей. Что еще? Говори сейчас, пока я не уехал.
— Этого достаточно. Но есть еще дело. Посерьезнее этого.
— Что может быть серьезнее? — удивился Лыков.
— Кто-то в Варнавине детей убивает.
Лыков опешил:
— Здесь? В этом сонном царстве? Маньяк?
— Да.
— Когда это началось? И сколько жертв? Кто они?
— Три ребенка за последние два года. До этого не случалось.
— Черт! Вот это новость… А я своих сюда собираюсь на лето отпускать; а твои вообще тут живут… Расскажи все в подробностях! Что говорят исправник и судебный следователь, какие имеются улики или догадки; о жертвах расскажи.
— Судебный следователь молчит под предлогом тайны следствия. Я для него частное лицо, он мне отчетом не обязан. Исправнику вообще все безразлично. Он вообще какой-то… снулый. Поэтому об уликах ничего сказать не имею. Вот про жертвы кое-что знаю. Я сунул пятишницу нашему становому, и тот рассказал. Он осматривал два трупа из трех. Мальчика десяти лет и одиннадцатилетнюю девочку.
— То есть убийства были в вашем стане?
— Нет, в самом Варнавине. Становой оба раза замещал городского пристава[19]; тот что-то часто бывает в отъезде. И в оба раза случилось такое несчастье. Детей удавили.
— Где и как нашли тела?
— Оба тела нашли в овраге между крайними домами и кладбищем для бедных. Кстати, в трехстах саженях всего от вашей городской усадьбы. Место хоть и близко от жилья, но нехорошее. Глубокое ущелье, заросшее лесом. Черт ногу сломит. Люди там не ходят, боятся.
— Детей просто удушили? А…
— Нет, полового насилия не было. Но удушили их не просто, а сначала мучили.
Сыщики — бывший и настоящий — замолчали. У Лыкова под скулами ходили желваки. Наконец он сказал:
— Ты упоминал о трех жертвах. Кто третья?
— Еще один отрок, постарше, двенадцатилетний. Его обнаружили месяц назад под мостом через речку Красницу. Становой сам тела не видел, но говорит — тот же почерк.
— Каких семей были дети?
— Мещан и проживающих в городе крестьян. Все из простого сословия.
— Значит, у вас тут маньяк…
— Маньяк.
— Етит твою!!! — рявкнул Лыков, грозя кому-то кулаком. — Тихий сонный городок!
— Да. И в нем мои дети. А со следующего лета и твои.
— Надо поймать этого гада. Ты уже об этом думал?
— Разумеется. Я же не самый плохой был сыщик, правда? Придется только одному, на полицию рассчитывать нельзя.
— Жалко, я тебе тоже не помощник. Благово телеграмму прислал — надо срочно ехать в Варшаву. Там опять пристава убили. Как же ты один-то?
— Придется постараться. Очень!
На этом тогда их разговор закончился. Лыков перед отъездом зашел к исправнику, но того не оказалось на месте. Замещавший его помощник оказался человеком недалеким и не смог дать никаких разъяснений. Всю осень и зиму Алексей интересовался у Титуса, как продвигается расследование. На Рождество тот сам приехал в столицу. Рассказал, что все тихо, новых убийств не было и улик никаких добыть не удается. Отсылая две недели назад Вареньку с детьми в Варнавин, Алексей вынужден был рассказать ей о страшных происшествиях. Строго-настрого запретил оставлять мальчиков без присмотра даже во дворе дома, а за ворота выходить только в сопровождении Степана Окунькова. Степан был дюжий парень, из бывших нефедьевских крепостных, преданный и надежный. Его приставили к Павлуке с Николкой на правах дядьки, ко всеобщему удовольствию и пользе. Тем не менее варнавинский маньяк не выходил у Алексея из головы. Нежданный отпуск оказывался очень кстати — теперь можно будет помочь Титусу.
19
Городовой пристав — должность, существовавшая в некоторых уездных городах. На правах помощника исправника он осуществлял полицейский надзор в городе.