Страница 301 из 302
Вот этот самый переход от этики языческой к этике предстояния (и у Берена, и у Финрода) — самая соль Брилевского романа. Кому как, а мне понравилось, как это сделано в случае Финрода. Сложность тут в том, что Господу орать «призри на меня немедленно» как-то не принято. И Финрод совлекает с себя все — королевское достоинство, сан, честь, почет, уважение, и остается нагим и всеми брошенным — «мои внутренности кипят, и не перестают; … я хожу почернелый, но не от солнца». Призри на меня, я все отверг. Берен приходит на то же место, которое «страшно весьма», чуть позже.
Теперь о зле, которое переоделось добром, и прочих типа подменах. Мир Толкиена — дохристианский. Художник еще не сошел в картину. То есть заповедь «любите врагов своих» еще не дадена. В мире Толкиена действует ветхозаветная заповедь — «люби ближнего своего, ненавидь врага своего». Око за око. Ты мне в морду, я те в рыло хрясь. Так почему Эдайн или эльфы должны быть пушистыми и сострадательными ко всем подряд? Почему они не имеют права быть жесткими и даже жестокими к врагам своим? Еще как имеют и иными просто быть не могут!
Впрочем, с ветхозаветностью тоже нужно уточнить. Ветхозаветная эпоха началась в Средиземье с Нуменором — для Нуменора. И утвердилась — для Гондора и Арнора — с падением Острова, когда по небесам свистнуло, и Длань смяла Арду в шарик. Чем оправдывается человек в ветхозаветную эпоху? по слову Апостола, лишь верою, не делами (Рим. 4, 1–3).
А чем оправдывается в Средиземье язычник (человек или эльф), веры не имеющий? Сопротивлением воплощенному злу.
«Но если вы вообразите себе людей вот в такую вот мифологическую эпоху, когда Зло присутствует в мире в воплощенном виде и физическое сопротивление этому злу есть величайшее проявление верности Богу, в такую эпоху, как мне кажется, «хорошие люди» сконцентрированы именно на отрицании — на сопротивлении ложным взглядам, в то время как «истина» имеет не столько религиозный, сколько историко-философский статус» (Letter 156). [59]
Человек Толкиена оправдывается подвигом. Зло воплощено и дано в ощущениях. В Белериандской войне очевиден только один нравственный полюс — он на Севере. Там — мерзость перед Богом. Второй нравственный полюс у католика-Толкиена трансцендентен — Добро без изъяна воплощает один лишь Эру Илуватар. Ибо в сотворенном мире никто не праведен — даже Валар способны творить глупости (неча было городить Пелори и эльфов в Валинор вести). Вот и Берен Толкиена — он воплощает не идеал служения Эру или Добро или Святой Дух, чего еще не хватало, это ж надо было такое подумать. Берен воплощает волю к сопротивлению злу, но он не чист, не праведен и не может быть таковым. Люди пали и предали своего Творца — о какой чистоте можно говорить? Все порчены от рождения. «Правда об эрувианстве» Первой Эпохи (которое, на самом деле, никакое не эрувианство, конечно) состоит не в том, что в бою против зла все средства хороши и всякий человек праведен. И уж тем более не в том, что сражение за дело Эру обязательно приводит человека к фанатизму и злым поступкам, которые потом объявляются вынужденными и оправданными правотой дела. Она в том, что люди не могут не ошибаться в моральном выборе, и неправедность останется неправедностью на любой стороне. Но только выбор правильной стороны в конфликте оправдывает существование столь нравственно убогого существа, как человек. Оправдывает в каком смысле? В таком, что мера личного падения каждого не может перечеркнуть правоту общего дела. И в таком, что часть вины за злые дела людей, принявших сторону Добра в глобальном конфликте, лежит на зле, которое спровоцировало всех своей агрессией.
Вот мысли Толкиена по этому поводу.
«Конечно, в «реальной жизни» правота каждой из сторон не очень-то очевидна — хотя бы просто потому, что тираны из рода человеческого редко доходят до такой степени развращенности, чтобы стать одержимыми единственно злою волей. Насколько я могу судить, некоторые действительно превращаются в такие живые примеры чистого порока, но даже они вынуждены править подданными, из которых вовсе не все развращены в той же степени, — многие будут нуждаться в декларации иллюзорных или истинных «благих намерений» тирана. Именно так все и происходит в наши дни. И тем не менее, есть очень ясные случаи, например, акты жестокой и неоправданной агрессии, и в таком конфликте правойможет быть только одна сторона, даже если ответнаяярость и обида вынудит эту правую сторону совершать злые дела. А еще есть конфликты из-за важнейших идей и ценностей. В таких случаях самое главное — это оказаться на правильной стороне, и меня совершенно не волнует, что людьми на этой правильной стороне двигают самые разные мотивы, что они преследуют какие-то личные цели, ведут себя низко — или благородно, ведь в конце концов, поступать то правильно, то неправильно человеку свойственно. Если речь идет о конфликте между тем, что может по праву называться доброми злом, то праведность или неправедность какой-либо из сторон не устанавливается и не выявляется тем, что они говорят о себе; суждение об этом можно вынести только основываясь на представлениях, которые не имеют отношения к конфликту, находясь, так сказать, над схваткой. Судья должен сказать «этот прав, а тот не прав» исходя из критериев, которые он считает правомерным применять в любом случае. И если это так, то правотаостанется неотчуждаемым достоянием правой стороны и полностью оправдает (в высшем смысле) ее дело. (Заметьте, я говорю о правом деле, а не о правоте каждого отдельного лица. Конечно, в глазах судьи, чьи моральные принципы имеют религиозную или философскую основу, да что там, в глазах любого человека, не ослепленного фанатизмом, правота дела не сможет оправдать аморальные действия людей, которые этому делу служат. Но верно и другое: даже если «пропаганда» воспользуется свидетельствами о таких случаях, чтобы доказать «неправоту» правой стороны, ее аргументы не будут иметь веса. Это агрессоров нужно винить за злые дела — ведь они совершаются из-за того, что попрана справедливость, и принесенное ими зло породило ответное зло и разбудило злые страсти (что агрессоры, в принципе, должны полагать естественным и предвидеть). Так что в любом случае у них нет права жаловаться на то, что их жертвы требуют око за око и зуб за зуб.)
Верно и то, что добрые деяния неправедной стороны не могут оправдать их дела. Да, люди, стоящие на стороне зла, могут проявлять героизм или даже совершать еще более нравственные поступки — проявлять милосердие и терпимость. Судья может отдать им должное и возрадоваться тому, что некоторые люди способны подняться над ненавистью и яростью конфликта. Он также может сожалеть о злых деяниях правой стороны и печалиться о том, что ненависть, единожды вспыхнув, способна увлечь за собой кого угодно. Но это не изменит его решения о том, какая сторона права, и о том, кого винить за все то зло, что обратилось на нападающих.
В моей истории нет Абсолютного Зла. Я вообще не думаю, что оно существует, потому что это на самом деле Ноль. Я также не думаю, что какое-либо разумное существо может полностью обратиться ко злу. Сатана пал. В моем мифе Моргот пал до Творения физического мира. В моей истории Саурон являет пример существа, чья воля преданна злу настолько, насколько это возможно. С ним случилось то же, что и со всеми тиранами: он хотел добра, по крайней мере, даже когда он желал переустроить землю, руководствуясь исключительно с собственными представлениями о должном, он думал о (материальном) благополучии тех, кто эту землю населял. Но он зашел дальше, чем человеческие тираны, в своей гордыне и жажде власти, ибо изначально он был бессмертным (ангельским) духом. Во «Властелине Колец» война идет не за «свободу», хотя, конечно, речь идет и о ней. В моей книге речь идет о Боге, и о том, что поклоняться следует только Ему. Элдар и нуменорцы верили в Эру Единого, истинного Бога, и почитали поклонение кому-либо другому мерзостью перед лицом Его. Саурон же желал стать и Богом и Владыкой, и прислужники его воздавали ему такие почести, а если бы он победил, то он потребовал бы ото всех разумных существ поклоняться ему как Богу и признать его князем мира сего. Так что если бы «Запад» в отчаянии прибег бы к помощи орд орков и с особой жестокостью разорил бы земли тех людей, что состояли в союзе с Сауроном или просто могли бы оказать ему помощь, даже тогда вне всяких сомнений Дело людей Запада осталось бы правым…
Так что вся эта болтовня в рецензиях и в письмах читателей насчет того, насколько хороши мои «хорошие люди», добры ли они и милосердны, и не обижают ли вдовицу (а они, вообще-то, не обижают), — вся эта болтовня не имеет никакого отношения к делу. Некоторые критики пытаются представить меня как человека, еще не избавившегося от подросткового максимализма, и как недалекого ура-патриота, но они умышленно искажают смысл моей книги. Это не мои убеждения, и в книге нет таких идей. Посмотрите на Денетора — разве его образ тому не подтверждение? Я изобразил тех, кто воюет за «правое» дело (хоббитов, Рохиррим, людей Дейла и людей Гондора) такими же, как обыкновенные люди, и отнюдь не лучше. Мир моей книги не «воображаемый», это воображаемый исторический период «Средиземья» — мира, в котором мы все живем (Letter 183). [60]
59
But if you imagine people in such a mythical state, in which Evil is largely incarnate, and in which physical resistance to it is a major act of loyalty to God, I think you would have the 'good people' in just such a state: concentrated on the negative: the resistance to the false, while 'truth' remained more historical and philosophical than religious.
60
Of course in 'real life' causes are not clear cut — if only because human tyrants are seldom utterly corrupted into pure manifestations of evil will. As far as I can judge some seem to have been so corrupt, but even they must rule subjects only part of whom are equally corrupt, while many still need to have 'good motives', real or feigned, presented to them. As we see today. Still there are clear cases: e.g. acts of sheer cruel aggression, in which therefore rightis from the begi
The aggressors are themselves primarily to blame for the evil deeds that proceed from their original violation of justice and the passions that their own wickedness must naturally (by their standards) have been expected to arouse. They at any rate have no right to demand that their victims when assaulted should not demand an eye for an eye or a tooth for a tooth.)
Similarly, good actions by those on the wrong side will not justify their cause. There may be deeds on the wrong side of heroic courage, or some of a higher moral level: deeds of mercy and forbearance. A judge may accord them honour and rejoice to see how some men can rise above the hate and anger of a conflict; even as he may deplore the evil deeds on the right side and be grieved to see how hatred once provoked can drag them down. But this will not alter his judgement as to which side was in the right, nor his assignment of the primary blame for all the evil that followed to the other side.
In my story I do not deal in Absolute Evil. I do not think there is such a thing, since that is Zero. I do not think that at any rate any 'rational being' is wholly evil. Satan fell. In my myth Morgoth fell before Creation of the physical world. In my story Sauron represents as near an approach to the wholly evil will as is possible. He had gone the way of all tyrants: begi
So I feel that the fiddle-faddle in reviews, and correspondence about them, as to whether my 'good people' were kind and merciful and gave quarter (in fact they do), or not, is quite beside the point. Some critics seem determined to represent me as a simple-minded adolescent, inspired with, say, a With-the-flag-to-Pretoria spirit, and wilfully distort what is said in my tale. I have not that spirit, and it does not appear in the story. The figure of Denethor alone is enough to show this; but I have not made any of the peoples on the 'right' side, Hobbits, Rohirrim, Men of Dale or of Gondor, any better than men have been or are, or can be. Mine is not an 'imaginary' world, but an imaginary historical moment on 'Middle-earth' — which is our habitation.