Страница 43 из 48
Пилюгин ядовито усмехнулся:
— Ты только посмотри на них, какие гуманные, сердобольные ребята — чего только не придумают, чтобы только от работы отлынивать.
— Да мы от всей души, Михаил Геннадьевич… — протянул Голубев.
— Марш на задания, комсомольцы-добровольцы! — рявкнул Пилюгин. — И чтобы я больше о моем сыне звука не слышал! Ишь, сачки…
Когда оперативники разошлись, Пилюгин достал мобильник и набрал номер:
— Полина, ты? Ну да, я это… несчастный папаша… Как там дома? С Мишкой все нормально? Ну и ладушки… Ребятки из школы не пришли? Ах пришли? — Пилюгин заулыбался. — Пожрать там чего-нибудь для них найдется?.. Тебе это надо? А хочешь, вместе поедем? Я зачем? Ну, за компанию. Да не буду я тебя третировать, поговорим спокойно… Ну ладно тебе брыкаться! Давай вместе сгоняем, лады? Хочу наедине с тобой побыть, без ребят, без маленького Мишки… просто поговорить… Спасибо, Полина Ивановна. Я подъеду. А ребятам скажи, что я приказал сидеть с малышом и — ни шагу в сторону!
— Когда сказала, что уходишь по делам, базара не было? — спрашивал Пилюгин, крутя баранку.
— Да нет… хотя, мне кажется, Галка напряглась.
— То есть? — глянул на Полину Пилюгин.
— Она устала быть нянькой, — сказала Полина. — Реально устала. И ее можно понять — ведь так много хочется. В кино хочется, на дискотеку… с подружками погулять… но есть маленький братик, с ним нужно быть каждую минуту и поэтому от всего другого нужно отказываться.
— Нет, Галчонок у меня девчонка правильная, она все понимает. Ее бабка покойная воспитывала.
— Как же она ее так особенно воспитывала?
— Да ничего особенного. Просто с пеленок ей внушала, что самое главное в жизни человека — это семья: мать, отец, братья и сестры. Семья, понимаешь? Мы же совсем другие, а раньше… Бабка всех своих родственников, даже самых дальних, по именам и отчествам знала. Перед каждым праздником кучу открыток покупала и садилась писать поздравления.
— За ребенком ходить — не открытки писать, Михаил Геннадьевич. А когда меня не будет, все ведь на Галкины плечи ляжет — тогда она точно долго не выдержит…
— Что значит «тебя не будет»? — резко спросил Пилюгин.
— Это значит, что после суда я должна буду отбывать срок наказания… далеко отсюда. Так что, звони в Питер, умоляй сестру, чтобы приехала. Иначе пропадешь, майор.
— Ты меня хоть бы раз по имени назвала, что ли? Без отчества и звания, — буркнул Пилюгин.
— Думаешь, легче станет?
— Мне теперь легче никогда не станет…
Они свернули в проулок между высотными домами и неторопливо направились к дому Полины, не заметив, что с другой стороны спортплощадки стоял джип, в котором сидел Валерий Чистов. Он курил и наблюдал за Пилюгиным и Полиной.
Они уже подходили к дому, когда во дворе появился Муравьев со своей новой собакой. За его спиной маячил охранник Заур. За несколько шагов Муравьев, узнав Пилюгина, заулыбался, громко сказал:
— Рад встрече, майор.
— Новая собака? — спросил Пилюгин.
— Новая, — с гордостью ответил Муравьев. — Уже натаскиваю с кинологом. Мощная псина. Нравится? Боец будет не хуже прежнего!
— Почему без намордника? — спросил Пилюгин.
— Молодой совсем, а смотри, какие клыки, — Муравьев двумя пальцами приподнял брылья собаки, обнажив два длинных и острых, как ножи, бело-сахарных клыка.
— Почему без намордника, я тебя спрашиваю? — повысил голос Пилюгин.
— Чего-о? Не борзей, майор, не надо. Собака на поводке, — Муравьев разогнулся, с улыбкой оглядел Полину. — Роскошная пара. Следователь и подследственная… А вы, я вижу, уже полюбили друг друга?
Полина молчала, с ненавистью смотрела на Муравьева.
— Я спрашиваю, почему собака без намордника? — едва сдерживая ярость, вновь спросил Пилюгин.
Из-за спины Муравьева вышел Заур:
— Какие проблемы, начальник?
Не обращая на него внимания, Пилюгин вырвал поводок у Муравьева. Тот оторопело смотрел, как Пилюгин подвел собаку к детской площадке и привязал к столбику у детского теремка. Увидев идущего по двору участкового, подозвал его. Лейтенант подошел с недовольным видом, но когда Пилюгин сунул ему под нос удостоверение, козырнул:
— Слушаю вас, товарищ майор.
— Бланки протоколов у тебя с собой?
— Да нет… в опорном пункте лежат.
— Быстро принеси бланк. Протокол составлять будем. Со свидетелями, — приказал Пилюгин.
Лейтенант вновь растерянно козырнул и ушел, раза два оглянувшись. Муравьев рассмеялся и развязно подмигнул Полине:
— Что все это значит, господин… э-э, простите, товарищ майор?
— Мы сейчас протокольчик составим и для начала оштрафуем тебя. А при повторении уголовное дело заведем, — отряхивая ладони, сказал Пилюгин.
— Ты чего мне тюльку гонишь, майор? — продолжал улыбаться Муравьев. — Сколько ты в майорах ходишь? Уже лет пять, наверное? Смотри, еще лет пять ходить придется.
— Да я хоть десять еще прохожу, но такую тварь приведу к общему знаменателю! — Пилюгин пошел на Муравьева, сжав кулаки. — Почему собака без намордника, еще раз тебя спрашиваю?
— Да пошел ты, придурок, — процедил сквозь зубы Муравьев и хотел было шагнуть к привязанной собаке, но Пилюгин успел схватить его за руку, рванул к себе и нанес сокрушительный удар в челюсть. Муравьев рухнул навзничь.
— Это тебе за оскорбление при исполнении… — пробормотал Пилюгин, но в следующую секунду на него бросился Заур, и завязалась нешуточная драка.
Подойти к ним близко и разнять Полина боялась — уж очень остервенело дрались мужики. Собака рвалась с поводка и лаяла. На пиджаке Заура оторвался рукав, и, пока он пытался сбросить пиджак, Пилюгин успел атаковать его — два мощных удара в лицо и живот свалили охранника на асфальт. Пилюгин навалился на него сверху, выдернул из подмышечной кобуры пистолет, потом подошел к сидящему на земле Муравьеву. Он плевался кровью и, держась рукой за щеку, мычал:
— Ты ответишь, майор, за все ответишь…
Пилюгин, нагнувшись, похлопал его по бокам и обнаружил под пиджаком кобуру. Вынул пистолет, сунул его под нос Муравьеву:
— У твоего холуя разрешение на пушку, наверное, есть, а у тебя, я точно знаю, нету. Так вот, я тебя за эту пушку урою, сука! Уголовную статью напомнить?
— Ответишь… еще пожалеешь… — хрипел Муравьев.
— Лежи, тварь! — и Пилюгин в ярости пнул его ногой. А подбежавшему с пачкой протоколов лейтенанту сказал: — Давай, составляй протокол на собаку. А я сейчас своих людей вызову — у них оружие было, — Пилюгин протянул пистолеты лейтенанту и набрал номер по мобильному: — Тимонин, ты? Давай ко мне по-быстрому! Записывай адрес. Тут двоих субчиков в СИЗО проводить надо будет…
— Никто тебя здесь не тронет, — говорил Тулегенов, сидя в больничной палате. — Тебя круглосуточно охраняют.
— Вы их не знаете, — отвечал лежавший на кровати Сичкин. — Они меня точно убьют… у них свои законы…
— Брось, Сичкин, не паникуй зря, — успокаивал Тулегенов. — Ты говоришь, бывал там?
— Бывал. Но дороги не видел, в крытой «газели» сидел.
— Они разговаривали между собой? Может, что слышал? Места, где проезжали, не называли? — допытывался Тулегенов.
— Они больше по-китайски говорили… по-русски мало… А места… Калужское шоссе называли… мы вроде по нему ехали… про поворот говорили… Красная Пахра, кажется… Точно, он так и сказал водителю — за Красной Пахрой… вот не помню, сколько… три или четыре километра… кажется, три… или нет, четыре…
— Ты не путаешь, Сичкин? Точно Красная Пахра?
— Вроде так…
— Сколько раз ты туда ездил?
— Один раз… там в лесу какой-то заброшенный цех… все разбито, заросло… а вокруг лес… глухой лес… — напрягая память, отрывисто выговаривал Сичкин. — Я помогал коробки с фейерверками грузить. Китайцы их выносили откуда-то, а я в «газель» грузил… Темно уже было, фонари светили. Потом вышел еще один китаец, показал на меня и что-то спросил по-китайски. Ему ответили, но он остался недоволен, что-то еще сказал и ушел…