Страница 40 из 48
— А теперь скажи честно, Полина Ивановна, откуда деньги?
— Да какое это имеет значение? — махнула рукой Полина.
— Имеет. Для меня имеет.
— Ну, достала… в долг взяла.
— Много взяла?
— Много, — улыбнулась Полина. — В тюрьму сяду — отработаю и отдам. Там ведь платят, если работаешь?
— Платят… но так, что особо не разгуляешься. Сколько же ты взяла в долг, Полина Ивановна?
— Восемьдесят тысяч.
— Ого! Кто же такой у тебя богатый, что такие суммы в долг дает? Сочиняешь, Полина Ивановна. Я так думаю, что-нибудь в ломбард снесла. Кольцо какое-нибудь фамильное или другую драгоценность? Хотя нет… погоди… Шуба у тебя есть? Каракулевая или норковая? Угадал?
— Ну, угадал, угадал! — уже со злостью ответила Полина. — Чего ты пристал? Всем нам праздник портишь. Ох, и правду говорят: как мента ни корми, он все равно в Уголовный кодекс смотрит…
— Что, съел? — торжествующе проговорила Галка и показала отцу язык. — Так тебе и надо!
— Значит, в ломбард шубу сдала? — не обращая внимания на реплику дочери, спросил Пилюгин.
— Ну, сдала… Нам ведь надо с Витькой на что-то жить?
— Квитанция есть? Отдашь мне.
— Послушай, Михаил Геннадьевич, давай не будем в благородство играть, ладно? Такие мы благородные, такие справедливые, такие честные, что даже подташнивать начинает…
— Полина Ивановна, ты… ты чего-то заговариваешься… — Пилюгин смущенно поглядывал на дочь и Витьку. — Я ни во что не играю. А насчет честности и справедливости — это да, стараюсь. Профессия, видишь ли, обязывает.
— Плохо получается, Михаил Геннадьевич, — усмехнулась Полина.
— Да пока не жаловался… и угрызений совести не испытывал.
— Зря. Впрочем, какой мент когда-нибудь испытывал угрызения совести?
— Я понял, почему ты все время меня оскорбить хочешь, — сказал Пилюгин и поставил бокал с вином на стол. — Застрелить духу не хватило, так теперь решила поиздеваться от души? Нехорошо, Полина Ивановна.
— И я считаю, нехорошо, тетя Поля, — вдруг сказала Галка. — Мой папка не мент, он — честный опер.
Полина и Пилюгин заулыбались.
— Слышала? — сказал майор. — Обсуждению не подлежит. Дай мне квитанцию.
— Нет, не дам, — покачала головой Полина.
Пилюгин хотел что-то сказать, но из соседней комнаты донесся плач младенца, и Полина в ту же секунду вскочила, выбежала из кухни.
— Он, наверное, проснулся в темноте, испугался и плакать стал, — Галка тоже поднялась и быстро вышла.
Витька тоже хотел было пойти за ней, но Пилюгин остановил его:
— Сиди, Витька, ешь. Это женские заботы — с дитем возиться, мужикам там делать нечего.
Витька сел, оглядел блюда на столе и спросил:
— Можно, я еще поем?
— Ешь, конечно, — поспешно сказал Пилюгин. — Это же мама твоя купила. Продукт, выходит, твой — рубай!
— Нет, она же всем купила… — покачал головой Витька. — Это для всех. — Но кусок ветчины он, тем не менее, взял и положил себе на тарелку.
— Нравится тебе у нас жить? — вдруг спросил Пилюгин.
— Нравится, — ответил Витька, старательно пережевывая ветчину. — Только я вам, наверное, мешаю?
— Кто сказал? — удивился Пилюгин. — Наоборот, ты нам помогаешь малыша растить. Да мы без тебя, как без рук, Витька!
— Это вы без моей мамы, как без рук, — ухмыльнулся Витька.
— Ну, ты, брат, как боксер! Сказал и — нокаут, — нахмурился Пилюгин.
— Почему? Я правду говорю…
— Да не всегда правду говорить надо, понял ты, шнурок? Иногда правда хуже всякой лжи.
— Значит, врать лучше? — Витька запихнул в рот еще кусок ветчины.
— Не знаю, Витька, — Пилюгин задумался. — Бывает, что и лучше…
Разговор прервался, потому что на кухню вошла Полина, держа на руках младенца Мишку. Следом шла улыбающаяся Галка.
— Папаша, не желаете пообщаться с сыном? А он желает! Ручки тянет, смеется…
— Смеется? — Пилюгин встал, осторожно взял малыша на руки. — Ты смотри, и вправду смеется.
Он смотрел на улыбающееся личико малыша, беззубый ротик, веселые, искрящиеся глазки. Мишка тянул к отцу пухленькие ручки, и выражение лица у Пилюгина было совершенно идиотским. Он боялся шевельнуться. Полина и Галка негромко рассмеялись. Пилюгин очумело повел на них глазами, сказал хрипло:
— Это же чудо какое-то, а, Полина?
— А я такая же была, пап? — спросила Галка.
— Да уже и не помню… подзабыл. Да, конечно, такая же… только орала громче…
— Если я на тебя обижусь, папка, мало не покажется, — пригрозила Галка.
— Ему гулять перед сном пора. Кто пойдет? — Полина забрала малыша из рук отца.
— Давай я погуляю, — сказал Пилюгин.
— Тебе отдохнуть после работы надо, — ответила Полина. — А то сейчас позвонят, и поскачешь какой-нибудь труп осматривать. Витька, Галка, собирайтесь… Витя, тебе домой к нам придется съездить, я тебе напишу списочек — привезешь. А Галчонок погуляет с братиком, а?
— Конечно, куда мне деваться? — передернула плечами Галка.
— А я сегодня, с разрешения Полины Ивановны, сачкую! — Пилюгин с улыбкой развел руками.
Валерий Чистов поднялся по лестнице на второй этаж, позвонил в дверь. Открыла пожилая женщина.
— Здравствуйте. Вас, если не ошибаюсь, Марьей Антоновной зовут?
— Ну да, я — Марья Антоновна.
— А я по объявлению. У вас комната сдается?
— Сдается. — Марья Антоновна, шаркая шлепанцами, пошла в глубь темной прихожей, толкнула дверь и отошла, пропуская вперед Валерия:
— Вот, гляди. Тебе надолго?
— На пару месяцев, может, и побольше. Сколько стоят такие хоромы?
— Пятьсот.
— Чего пятьсот? — не понял Валерий.
— Долларов, чего ж еще? За месяц вперед.
— Н-да, — усмехнулся Валерий. — Не слабо. Ладно, как говорится, за неимением лучшего…
— Паспорт покажи, — потребовала Марья Антоновна.
— Валерий достал паспорт и бумажник, отсчитал пятьсот долларов и протянул ей.
— Вы одна проживаете?
— Покудова одна. Муж хворает, у сына живет, — она сунула деньги в карман фартука и долго рассматривала паспорт. — Могу еду тебе готовить. За отдельную плату. Белье постирать, убраться… Только девок не водить и пьянки-гулянки не устраивать.
— Никаких девок и гулянок не будет, — улыбнулся Валерий. — Я человек серьезный, много работаю и дома отдыхать привык.
— Ну и отдыхай на здоровье. Чай пить будешь? Я как раз собралась. Сериал погляжу и чайку попью. Так что присоединяйся. — Она вернула Валерию паспорт.
— Попозже, Марья Антоновна. Мне еще по делам ненадолго съездить надо. У вас второго ключика нету? Чтоб вас не беспокоить, если поздно вернусь.
— А ты лучше беспокой, не бойся. Я чутко сплю, звонок всегда услышу.
Валерий рассмеялся и пошел к двери.
Он приехал во двор дома Полины и посмотрел на окна — в квартире было темно. Валерий включил приемник и стал ждать. Он курил, закрыв глаза, и вспоминал…
…Они сидели в кабине крытого грузовика. За рулем Валерий, рядом — его напарник Богдан, мощный парень одного примерно с ним возраста. Только у него были еще вислые «хохляцкие» усы. На них форма сербских добровольцев — пятнистые куртки с зелеными погонами и нашивками на рукавах.
— За эту ходку нам по две тыщи баксов обломится, так? — весело спрашивал Богдан.
— Не кажи «гоп», пока не перепрыгнул, — усмехнулся Валерий.
— Да тут осталось, Валера, с гулькин нос! Полсотни километров! Скидываем оружие — и гуляй, рванина, жуй опилки, я директор лесопилки! — засмеялся Богдан. — Может, на Мальдивы рванем? Или на Кипр лучше? А чего? Оторвемся по полной! У меня двадцать штук баксов в загашнике! Как говорил товарищ Шукшин в «Калине красной»: «Мне деньги жгут ляжку!»
— Смотри, кажись, боснийцы! — Валерий нахмурился. — Откуда они здесь взялись, суки?
— Это простой патруль. Валить их надо, Валера! — Богдан повертел головой по сторонам. — Дорога пустая, завалим и — в проселок, попетляем — на другую шоссейку выскочим. До Пардубиц тридцать километров осталось! — и Богдан потянул из кобуры пистолет.