Подари мне жизнь

— Ритуля, это я, Костик! — заговорил он. — Ты все-таки вернулась? Ну и правильно. Я без тебя жить не могу.

Митя деликатно отошел в сторону, но все равно прислушивался, вынув записную книжку. Кажется, он готовился писать роман всерьез.

— Я вернулась, потому что ты без меня пропадешь, — ответила в трубку Рита. — Ты бесшабашный человек и не знаешь жизни. И, кроме того, я все-таки люблю этого обормота, который сейчас со мной разговаривает. Приезжай скорей. Я вся горю.

— Не могу, на работе, — откликнулся Костя. — Я и сам начинаю гореть, едва твой голос слышу. Еле вытерплю до окончания смены.

— Наверное, вы самая горячая пара во всем свете, — подсказал Митя. — Самая сексуально совместимая в кроватке.

— Заткнись! — огрызнулся Костя. — Это я не тебе, Рита. Одному идиоту писателю в санитарном халате.

— А где ты с утра был? — спросила она. — Я рано приехала — тебя нет. Только говори правду.

— Скажу! — радостно отозвался Костя. — Я тебе больше никогда лгать не буду, только чистую правду, как в суде. Я на дачу ездил, с Ольгой трахался.

В трубке наступило долгое и зловещее молчание. Лишь сейчас Константин понял, что он такое сморозил. Даже Митя отшатнулся, еле сдерживая смех. Записная книжка выпала из рук.

— Вот как? — холодно произнесла Рита. — Ну что же, спасибо за откровенность. Я вам вот что скажу, Константин Петрович: продолжайте трахаться и дальше, а меня вы больше вообще никогда и нигде не увидите… Урод чертов! — добавила она и швырнула трубку так, что она наверняка разбилась вдребезги.

Митя повалился на кушетку, булькая от смеха.

— Чего-то я не то ляпнул! — произнес Константин, почесывая затылок. — А вы говорите — правда, правда… Нет, мир строится исключительно на лжи… Голова кругом идет! — добавил он, прижимаясь лбом к холодной бетонной стенке.

Глава восьмая

В поисках выхода

Пролетели недели, незаметно прошла весна, наступил первый день лета. Синоптики предсказывали частые дожди, астрологи — страшную жару, а политологи из фонда общественного мнения — сонный штиль. В мире продолжали происходить какие-то важные события, экономические кризисы, войны, смены режимов, но существовала и другая жизнь, простая человеческая, со своими, конечно же, штормами и страстями, ненавистью и любовью… А лето действительно обещало быть исключительно бурным.

Ольга была беременна, уже на четвертом месяце, чувствовала себя хорошо, если бы не Антошка, состояние которого стало резко ухудшаться. Он уже гораздо меньше прыгал и веселился, чаще сидел вялый, понурый, скучный. Анализы показывали обострение болезни, со дня на день его должны были положить в больницу. Из-за границы вернулась родная тетка Ольги — Светлана Викторовна, которая была замужем за «публичным человеком», депутатом Государственной Думы и бизнесменом, страшным бабником и политическим скандалистом Каргополовым. Тетка сразу же приняла самое деятельное участие в судьбе своей племянницы. Что же касается матери Ольги, Натальи Викторовны, то она в эту весну едва не выскочила замуж, правда, не за железнодорожного генерала, но все равно за человека, связанного со шпалами, — он был путевым обходчиком. Звали его Вольдемар, и он теперь то и дело появлялся в ее квартире, надеясь все же найти там тепло и приют. Глухая бабушка продолжала варить щи и никого не слышать, а сама Оля порой ездила к «своему» психотерапевту Леониду Максимовичу, ставшему ей не только лечащим врачом, но и другом. У него, впрочем, были и несколько иные виды на свою пациентку. Ренат пропал. После покушения на него (стрелял его же телохранитель), он где-то скрывался, а Ольге не звонил. Не было звонков и от Кости…

Константин все так же работал старшим санитаром в своей больнице. Скандал с Лавром замяли, да сынуля и сам не собирался его раздувать. Завидев Костю, он теперь перебегал на безопасное расстояние шагов в сто. Дедуля окреп, поправился, его выписали из больницы. Сейчас он усиленно занимался художественным творчеством, писал портреты, пейзажи и даже «ню» в стиле «народного примитивизма». О нем появилось несколько статей в центральных газетах, один меценат готовил его персональную выставку в модной галерее. Лавр смекнул, что живой папа, стремительно пошедший в гору, ему гораздо ценнее мертвого, и теперь тщательно оберегал его здоровье, оставив мысли об эвтаназии. Не терял с дедулей связи и Костя, но просто по той причине, что привязался к нему. Он посещал подготовительный курс в медицинском институте, где слушал лекции своего главного врача Геннадия Васильевича Красноперова. А также брал частные уроки у реаниматора Петра Петровича, правда, чаще всего они заканчивались совместным распитием спирта и разговорами не о медицине, а о всемирных проблемах человечества. Но Константин не сомневался, что в этот год он непременно сдаст экзамены и поступит. Надеялись на это и его родители, Елизавета Сергеевна и Петр Давидович, ведя жизнь тихую и относительно спокойную. Фотопортреты Риты часто появлялись на обложках и внутри глянцевых журналов, то в обнаженном виде, то в еле прикрытом — и там было на что посмотреть! Смотрел порой и Костя, покусывая от досады губы, поскольку сама Рита так больше и не появлялась, а он не хотел звонить ей из гордости. Половину из отморозков посадили в тюрьму. На свободе остались лишь «хряк», «комод» и «гиена». Санитара они не забыли, отложив расправу над обидчиком до удобного случая. Но более всех той весной удивили Катя и Митя. Длинноногая медсестра неожиданно развелась со своим мужем и тотчас же, почти скоропостижно вышла за толстяка. Костя гулял на их свадьбе, кричал им вместе со всеми «Горько!», а молодожены выглядели очень счастливо. После брачной ночи Митя с утроенной энергией бросился писать свой великий роман о превратностях любви в России…

Первого июня в деревенском домике Натальи Викторовны ждали гостей. Должен был приехать сам Каргополов! Его супруга, Света, прибыла раньше, чтобы помочь своей сестре-имениннице накрыть стол и вообще подготовиться к празднику. Особых разносолов не было, обычная, простая, домашняя пища, все ранние овощи — со своего огорода.

Он и так брюхо такое нажрал — еле в «мерседес» втискивается! — жаловалась Светлана Викторовна. — А ведь раньше тощим был, как кленовая ветка. Это его Государственная Дума испортила. Постоянно банкеты, встречи, ужины. Лопает все подряд. Да ведь, паскудник, наверняка с собой жратвы привезет импортной. И охраны человек сто!

— Где же я их всех размещу? — испугалась Наталья Викторовна.

— Ну не сто, а с десяток, включая помощничков, — успокоила ее сестра. — Не боись, места хватит. Или пусть в машинах сидят. Лучше скажи, как Ольга?

— Лежит в мансарде, отдыхает. Была вчера у врача, тот говорит, что беременность протекает нормально, рецидивов нет, давление в норме. Но мне что-то тревожно. Она столько сил потратила, чтобы уговорить этого… подонка! От него одни неприятности. А вдруг и этот ребенок больным родится?

— Так его еще и уговаривать пришлось? Ну жизнь! Удушила бы этого гада своими собственными руками.

— И я бы тоже.

Сестры мыли в тазу парниковые огурцы и помидоры. Сейчас они обе, не сговариваясь, «задушили» в руках по паре помидор, окрасив воду алым соком. От этого «злодейства» им немного полегчало на душе.

— У нас сейчас каждая неделя на счету, каждый день, — продолжила Наталья Викторовна. — Лучше бы, конечно, если бы она была уже на шестом или седьмом месяце. Антошку в больницу кладут. Пока под наблюдение, но вдруг операция потребуется немедленно? А донора-то нет. Когда она еще родит!

— Надо Каргополова подключить, — сказала сестра. — Он, гнида, если захочет, что-нибудь придумает.

— А ты с ним все лаешься?

— Да потому что у него в каждом городе, на каждой улице, и в каждой подворотне — знакомая юбка! Хоть бы он СПИДом заболел, что ли! Сил с ним уже нет. Если бы у нас хоть свои дети были… Но я же бесплодная, знаешь. Потому Олечку нашу и люблю, как родную дочь.