Страница 11 из 12
– Я тут… – попыталась возразить художница, но ее бесцеремонно подхватили под локти и вынесли из зала. Один из несущих уцепился за висевший на нежной девичьей шее кулон – видимо, чтобы удержать равновесие.
Убедившись, что в зале нет посторонних, Стас приблизился к портрету мужчины, достал спецназовский нож и быстро вырезал холст из рамы. Не обращая внимания на оживший зуммер сигнализации, он свернул полотно в рулон и быстро двинулся в сторону выхода.
– Всем оставаться на местах! – проходя через зал, где держали посетителей, бросил он стоявшим вдоль стены людям. – Проверка здания еще не закончена! Взрыватель может сработать от любого движения!
Команда «разноцветных» бегом миновала вестибюль, выскочила из здания и запрыгнула в салон оборотня-автобуса. В следующую секунду тот сорвался с места, оставив после себя лишь запах сгоревшей солярки.
В музее они пробыли шесть минут. Неплохо. Даже если менты уже через пару минут окажутся на месте, они не смогут их догнать.
Сняв камуфляжный комбинезон, под которым оказалась футболка с надписью «Я люблю нефть» и легкие светлые брюки, Миронов достал из-под сиденья чертежный тубус и спрятал в него холст.
– Напротив парка притормозишь, – бросил он синему водителю.
Тот кивнул.
– Пока ложимся на дно, – обратился Миронов к оборотням. – Надо будет – дам знать. Благодарю за службу.
Ответа «Служим России!» не последовало.
– Я вправду не знаю, сколько этот кулон может стоить. – Студентка Маша виновато посмотрела на оперуполномоченного Никифорова, – Этот топаз – красивый, но недорогой. От бабушки достался. Серебра тоже совсем немного ушло… Нет, цену не скажу. Жалко просто. Сама ведь делала… А вот денег в сумочке много было! Пятьсот тридцать рублей. Сумочка на мольберте висела, с краю. Когда меня вывели, она в зале оставалась.
На самом деле опера меньше всего интересовала цена кулона. Но выяснить требовал Закон.
– Ну, хорошо… А не припомните, они меж собой говорили о чем-нибудь? Может, друг друга по именам называли? Или кличкам? Бывает, ребятки прокалываются…
– Нет. Они вообще между собой не общались. На меня только кричали… То есть кричал. Один. Главный… Знаете, я его глаза хорошо запомнила! Очень выразительные. Злые, но… умные. Думаю, что смогла бы его узнать, хоть он и в маске был.
– По одним только глазам?
– Да. А что тут странного? Чехов ведь недаром говорил, что глаза – зеркало человеческой души. В них человек действительно, как в зеркале, отражается. Хотите, попробую их нарисовать?
Сидевший за соседним столом Бухаров отрицательно мотнул головой и пододвинул девушке стопку фотографий.
– Взгляните-ка лучше на этих суперменов. Вдруг действительно кого узнаете…
Маша взяла снимки и принялась их перебирать, любуясь красивыми, благородными ликами. С таких бы картины писать.
– Ой!
– Что?! – встрепенулся Никифоров. – Узнали?
Потерпевшая отрицательно помотала головой.
– Нет, это не он. В смысле, не тот, который музей грабил… Но этого человека я в музее видела! Два дня назад.
Оперативники переглянулись. Бухаров полез за сигаретой. Не так давно, чтобы расстаться с вредной привычкой везде сосать «чупа-чупс», он прибегнул к курению. Хоть люди не шарахаются.
– Вы не путаете? – переспросил он, отбирая у Маши карточку. – Точно его?
– Точно. У меня отличная зрительная память. В «Мухе»… в академии то есть, натренировала. Правда, он тогда в очках был и при галстуке… Но это он, точно! И нос ломаный, и волосы рыжеватые…
– В очках?
– Да… И, кажется, с простыми стеклами. У меня самой со зрением проблемы, я разбираюсь.
Бухаров включил мобильник на запись. От этих потерпевших всего можно ожидать. Сначала белугами ревут, а как барахлишко вернешь, вроде обидчик уже и хороший. Жалко его…
– Так, давайте внятно и по порядку. Когда, где, с кем…
– Понимаете, я сейчас на практике, картины в нашем музее копирую. Позавчера Измайлова заканчивала, «Закат в лесу». Это наш художник, из Юрьевска. Трудная картина, но мне удалась… В общем, он подошел и сказал, что похоже получается. Видимо, хотел познакомиться. А когда я спросила, как он относится к творчеству Измайлова, он почему-то смутился и какую-ту чепуху говорить начал. Про стрельбу из лука, про момент силы… И кулон почему-то брелком назвал. Хотя в искусстве разбирается, и неплохо. Когда они с девушкой из музея уходили, я слышала, как он ей про фламандскую школу рассказывал. Ван Дейк, Рубенс… А потом…
– Стоп! – перебил Машу Юрий. – С какой еще девушкой?
– Не знаю. Симпатичная такая. Стройная, и волосы длинные… Знакомая, наверное. Но пришли они не вместе.
– А к «Портрету с букетом» этот товарищ подходил?
– Я не видела. Но в том зале он был, это точно.
Никифоров снова бросил на коллегу выразительный взгляд из серии: «Ну, что я говорил?»
– Что ж, спасибо вам! – Бухаров поднялся со стула. – Если вдруг вспомните что-нибудь еще, звоните. Вот моя карточка…
Опер вручил потерпевшей календарик с портретом Николая Баскова и написанным сверху от руки номером мобильника.
– Спасибо. – Маша убрала календарик в сумочку. – А глаза этого бандита нарисовать?
– Обязательно, – согласно кивнул «Николай Басков». – А заодно и девушку, которую в музее видели. Дома, в спокойной обстановке… Как сделаете – привозите. Хотя… Глаза рисовать все-таки не стоит. Зачем они без ушей?
– Хорошо. До свидания!
Едва дождавшись, когда за Машей закроется дверь, Никифоров пододвинул свой стул поближе к столу Бухарова.
– Ну, теперь что скажешь? Это, надеюсь, конкретные факты?
– Нет, мой друг. Он кучу отмазок приведет, зачем в музей поперся. Скажет, например, что общую культуру поднимал. В соответствие с моральным кодексом сотрудника органов внутренних дел.
– А тебе не кажется, что ему слишком много отмазок придется сочинять? На ночной клуб, на музей, на очки?
Вместо ответа Бухаров пододвинул к себе телефон и набрал номер.
– Привет, Иван Николаич!.. Ты про музей слышал уже?.. И правильно делаешь. Нечего шум поднимать раньше времени… Да, очень похоже, что те же самые. Я почему и звоню. Скажи, пожалуйста, у тебя Быков сегодня работает?.. Ну и славненько… Нет-нет, ничего серьезного. Просто кое-что проверяем… А выездов у вас не было?.. Понял… Н у, дай бог, чтоб вам реже выезжать приходилось… Значит, никто из твоих с базы сегодня не отлучался… Так… А когда?.. Понял, спасибо… Ладно, до связи!
Бухаров повесил трубку и, не глядя на напарника, глухо произнес:
– С часу до двух Быкова на базе не было. У Кленова по личному делу отпрашивался. Сказал, что позарез нужно…
– А налет на музей имел место быть в тринадцать двадцать, – довольно улыбнулся Юрий. – Туда и обратно вполне можно успеть!
Времени оставалось в обрез, а подлые запонки никак не хотели пролезать в прорези манжет. Леха успел мысленно проклясть всех – от безвестного создателя запонок до Репина с его истеблишментом, пока, наконец, ему удалось справиться с этой нелегкой задачей.
А ведь Толян не так уж и не прав. Насчет любви, которая должна быть подобна взрыву. И он, Леха, похоже, подорвался на мине. Практически с первого взгляда. Когда там, в музее, пялился на спящую Вику. Как она спала… Просто вынос мозга. Смотрел бы да смотрел.
Разобравшись с запонками, новый «новый русский» надел пиджак, поправил манжеты и вышел в коридор.
– Мам!
– Чего? – высунулась мать из своей комнаты.
– Ты извини… Не одолжишь тысячи три до получки?
– У меня ж пенсия только через неделю. А что случилось? Если тебе очень нужно, могу из гробовых взять.
– Из каких гробовых? Ты чего, помирать собралась?!
– Не собралась, но на похороны откладываю, – пояснила предусмотрительная родительница, возвращаясь в комнату. – Все так делают.
– Причем тут все?! Что еще за разговоры во вверенном мне подразделении?
– Успокойся! – Мать снова появилась в дверях и протянула Алексею несколько купюр. – Позже поймешь, с возрастом. Для порядочных стариков самое страшное в жизни – стать обузой своим детям. В том числе и материальной. Даже после смерти… А за меня не волнуйся. Я, пока внуков не увижу, в гроб не лягу. И не проси.