Прощай, Россия!

Имеет смысл вернуться к этим событиям. В том числе и потому, что, поскольку убийца всегда возвращается на место преступления, нам, быть может, удастся поймать его. Но давайте вновь бросимся в гущу событий, в номер 1120 московского «Президент-отеля», в тот холодный и тревожный февраль 1996 года, когда вырабатывалась стратегия переизбрания Ельцина. Главное, чтобы никто за пределами Кремля ничего не узнал. «Секретность, – признался Брайнин „Тайм», – была решающим фактором. Всем было ясно, что если бы коммунисты узнали обо всем до выборов, то они атаковали бы Ельцина, объявив его послушным орудием в американских руках. Нам позарез нужна была эта команда, но мы знали, что, заполучив ее, мы пойдем на огромный риск». Бедняга. Столько труда пропало даром. Пока ребята из Америки заперлись в номере 1120, подлинная стратегия избирательной кампании решалась совсем в другом месте. Не то чтобы в конце концов она слишком отличалась. Просто молодые люди из США никогда не смогли бы вообразить, какими приемами надо было поднимать рейтинг Ельцина. Ведь они не знали Византии.

Глава 4. Уж такие мы ушлые

В конце февраля 1996 года во главе Общероссийского штаба по выборам президента продолжал оставаться первый заместитель премьера Олег Сосковец. Слишком долго и наверное неинтересно рассказывать здесь даже о малой части интриг, связанных с его назначением, и о составе штаба. Остановимся на главном. Дрезнер встретился с Сосковцом в 3 часа пополудни 27 февраля и познакомил его со своим планом действий. Это были пять машинописных страниц, объяснявших, что следовало и чего ни в коем случае не следовало делать. Советы, естественно, основывались на опыте американских выборов.

«Вы приняты. Я скажу президенту, что нам помогают американцы». Считалось, что Сосковец – человек деловой и немногословный. На его столе лежал календарь с жирно отчеркнутыми красным карандашом днями, остававшимися до первого избирательного тура, то есть до 16 июня. Но разговор на этом не закончился. У Сосковца было еще важное замечание: «Одна из ваших задач – за месяц до выборов предупредить нас и сказать, следует ли их отменить. На тот случай, если вы сочтете, что мы их проигрываем».

Вот оно, главное подтверждение. На протяжении всей избирательной кампании ходили упорные слухи о том, что Борис Ельцин вынашивает идею отмены выборов. Эти слухи конечно опровергались, в том числе и им самим. Но они продолжали циркулировать, порой слегка затухая, когда рейтинги президента начали подниматься из той провальной глубины, в которой они были вначале. Накануне второго тура, во время выяснения отношений между двумя акционерными обществами: «Коржаков и К»" и «Чубайс и К»", победители, то есть эти последние, заявили во всеуслышание, что выборы хотели отменить те, кто потерпел поражение.

При этом иногда подразумевалось, а иногда заявлялось открыто, будто сам Борис Ельцин вряд ли знал об этом. Если кто-то и в самом деле думал, что президент не знал, что творится вокруг него, и что он не контролировал свое окружение, то это очень и очень печально. Следовательно, можно предположить, что подобный вариант стоял в повестке дня – и Ельцин прекрасно об этом знал, – до последнего момента, до самого начала первого тура выборов.

Итак, перед нами один из вариантов. Эстетически безобразный и весьма неприглядный во многих других отношениях. Но эти люди были готовы на все, лишь бы не проиграть. Тем более что в сегодняшней России потерпеть поражение – значит поставить под угрозу не только свое положение, но даже личную свободу и, конечно, счет в банке. И не потому, что «коммунисты идут», а потому, что преступления, воровство и насилие, совершенные руками этих людей, были такими, что кто бы ни пришел к власти после них, какой бы порядок ни установился после нынешнего криминального хаоса, – если, конечно, он не окажется еще хуже прежнего и воцарится при хотя бы минимальной поддержке народа, – их призовут к ответу за то, что они сотворили со своей страной.

Одна из существенных особенностей, нередко ускользающих от внимания сторонних наблюдателей, заключается в том, что ельцинская Россия имеет мало общего с парламентской демократией и правовым государством. Здесь подобных правил еще не существует. Их нет в законах, да и будь они там, вряд ли что-нибудь изменилось, потому что их нет прежде всего в головах людей. И не существует четких испытанных механизмов передачи власти. Следовательно, мирно уйти со сцены главе государства чрезвычайно трудно. Признать вердикт, вынесенный избирателями, нежелательно. Либеральная демократия выработала принцип, приносящий ей победу над всеми прочими моделями в период становления массовых обществ, – принцип суверенитета народа. Считалось, что, исходя из данного принципа, «для решения, кому командовать, надо не рубить головы, а уметь считать их». Группировки, дерущиеся за власть в России, начиная с их главаря Бориса Ельцина, утверждают, будто они безоговорочно придерживаются идей либеральной демократии, но из соображений высшей целесообразности намерены применять этот принцип с маленькой оговоркой (из разряда тех, которые обычно и не замечаешь, читая и подписывая, например, какой-нибудь страховой договор): головы надо не просто подсчитывать, а как правило подсчитывать. То есть, если подсчеты вас не устраивают, результаты их можно зачеркнуть или внести в них поправку: на деле – чтобы спасти свою шкуру, а на словах – для того якобы, чтобы не позволить снова рубить головы. Мир поймет.

И действительно, в данном случае мир был готов понять и подписаться под такой формулировкой. Без особого энтузиазма, разумеется, ибо трудно объяснить американским, германским, итальянским, французским избирателям, что выборы были отменены во имя (будущей) демократии. Трудно передать на пристойном итальянском языке, например, идею бывшего демократа, одного из советников президента Андроника Миграняна относительно «авторитарной демократии». Хотя, если придерживаться исторической правды, надо признать: кое-кто в Италии счел это определение подходящим, полагая, что если народ туповат и властитель сознает это, ему можно позволить в случае необходимости закрутить гайки; то есть что демократия остается демократией до тех пор, пока люди ведут себя так, как угодно властям. Когда же по каким-либо причинам этого не происходит, власть приобретает авторитарный характер и зачеркивает демократию полностью или частично – с добрыми намерениями, естественно. Оригинально, не так ли?

Но как бы то ни было, именно сию модель Запад одобрил и признал для России. Давайте рассмотрим эту схемку повнимательней. На Западе и сейчас, по окончании холодной войны, рассматривают Россию как варварскую, отсталую страну, население которой не может обойтись без автократа и которой всегда управляли лидеры, страдающие атавистическим чувством неуверенности, лидеры, относящиеся к Западу с завистью и любопытством, но бессознательно страдающие от своего комплекса неполноценности и, следовательно, способные – в случае необходимости – лишь уничтожить врага, поскольку любые переговоры с ним могут привести к тому, что он либо поглотит, либо покорит их, либо сделает и то, и другое. Именно из такой посылки исходил Джордж Кеннан в 1946 году, формулируя свою доктрину «сдерживания» Советского Союза. С тех пор посылки эти так и не изменились в сознании самых крупных администраций мира. Коммунизм, в общем, только и делал, что сплачивал и укреплял посредством беспощаднейшей из утопических идеологий самую жестокую, неприступную и непредсказуемую из великих держав. Кончился коммунизм, кончился Советский Союз, осталась Россия: варварская, жестокая, отсталая страна с заложенным в хромосомах коллективизмом. Подобные дикари не имеют права позволить себе такую роскошь, как передовая демократия. Можно позволить им попробовать, что это такое, но поскольку им нельзя доверять, надо держать их под контролем. А чтобы не заявила о себе вновь ностальгия по коммунизму, а главное, если учесть, что переход к капитализму будет трудным, само собой напрашивается «демократически-авторитарное» решение: едва возникнет опасность, отнять морковку и взять в руку палку. Не надолго. Надо только успокоить страсти, которые, впрочем, будут временными. Русские – народ терпеливый. Хотя, лучше, конечно, избежать кровопролития, беспорядков, неэлегантных и плохо поддающихся объяснению действий.