Дело Господа Бога

Илья Те

Дело Господа Бога

Пролог

Этот страшный день начался для Катилины на удивление поздно. Январское небо над головой полыхало серыми полчищами облаков, неистовое, ненастное, злое. Возможно, поэтому, серые полчища варваров из огромного лагеря на другом конце горизонта совсем недавно вышли в поле из своих шерстяных кибиток.

Миллион человек стоял сегодня по обе стороны этого океана из ковыля. Ковыль был сухой, припадший к земле, слегка припорошенный снегом. Мохнатые лошадки врагов жевали такой с радостью и с легкостью выдерживали сумрачную прохладу зимних галльских ночей и покрытых инеем кровавых восходов. Вормс, Майнц, Трир и Мец уже пали под их копытами.

Оба несметных воинства — его и вражеское, — были настолько огромны, что построились к битве только к трем часам дня. Не только количество явившихся по зову Катилины бойцов служило тому помехой — полумиллионная армия старого легата являлась лоскутным пледом, сотканным из сотен народов.

Аморианцы и готы, сарматы и саксы, франки и белги, аланы и бургундцы — все они встали сегодня под его истасканные знамена. Тулузские готы со своим Теодорихом построились справа. Сам Каталина — слева, во главе немногочисленных легионов. Огромный центр, аморфный и рваный, составили все остальные. Злая усмешка судьбы — или звериный оскал, но именно этому дикому сброду предстояло решить судьбу огромного континента и его великой цивилизации…

Внизу взвыла медь. Штабной офицер кричал сквозь рев трубачей, но Катилина не слушал. Было ясно и так — гунны двинулись. И кончики их бронзовых стрел сулили гибель всему, что Катилина знал с детства, всему, чем он дорожил. Время слов миновало. Искусные политика и маневры, интриги в сенате и соблазнение варварских королей — все это рухнуло в прошлое, за долю мгновенья, скользнуло, как тонкая ткань по бедру наложницы.

При столкновении столь чудовищной массы бойцов на столь необъятном пространстве ни один хитроумный план полководца не сможет быть выполнен. Ни засада, ни маневр, ни обман, ни хитрость не приведут к результату. Судьбу вселенной сегодня решат только храбрость и мужество сотен племен, вставших в этот сумрачный день на защиту своих бесчисленных идолов и отчизн.

Катилина плотнее нахлобучил на голову легкий шлем и, не доставая меча (рано еще, до гуннов едва ли не миля), хлынул в битву вместе с тысячами своих катафрактов. Шумно дыша на морозном воздухе, лошади покрывали расстояние до врага неспешной рысью. Тяжелые всадники покачивались в седлах, гремя доспехами и бряцая оружейным железом. Галоп тут не нужен и невозможен, а потому обе стороны сближались медленно, не торопясь умирать.

Наконец — сблизились, последние метры прошли на рывке. Сталь стукнула в сталь, миллион мужских глоток исторг в небеса последний крик ненависти и гнева. Два человеческих моря столкнулись, одна за другой накрывая новыми волнами обреченные передовые колонны.

Битва была отчаянной и свирепой. Полуиссякшие ручейки, протекавшие по гигантской долине, внезапно покраснели от потоков крови, смешавшейся с их водами, и раненые, утоляя жажду, умирали мгновенно, затоптанные копытами лошадей.

Час спустя Катилине сообщили, что король Теодорих, объезжая свои войска, был убит во время бешеного наскока остготов.

Пал Велимир, предводитель аланов. И Ардарик Саксонский подарил свое сердце припорошенному кровавым инеем ковылю.

Бессчетными эшелонами косматые орды гуннов рвались прямо в центр его строя, слишком растянутого по замерзшим каталаунским полям. Атилла, убийца Бледы, повелитель всего Востока, во главе своих рабов и вассалов, наседал на его задыхающихся союзников.

Под натиском варваров держался один левый фланг. Имперские катафракты рычали и бились как львы. Колонны держали строй. И медленно, шаг за шагом, вбивали врага в мерзлый дерн. Еще один стадий, размышлял Катилина, и линия невысоких холмов, разделявшая поле на две почти равные части, останется позади. Хрупкий баланс между победой и поражением чуть сдвинется в его сторону — ведь полчища пеших гепидов, которых старый легат и его хрипящие всадники резали в ковыле уже более часа, оставались единственной силой, что отделяла их от обнаженного бока гуннов.

«Я должен пробиться сквозь них!» — внезапно понял Катилина. Смять гепидов, и рухнуть на спины косматых дикарей-степняков. От этого зависит исход сражения. От этого зависит победа!

Мгновенно и остро осознав эту простейшую истину, могучий легат взревел во всю мощь своих легких. Раздвинув телохранителей, он бросился в первый ряд. А вместе с ним, вдохновленная подвигом полководца, повторяя его клич или провозглашая свой собственный, гаркнули тысячи бравых глоток катафрактариев.

Обнаглевшие варвары, совсем осмелели?! Выходить пешим строем против имперских гипиархий? Руби их! В палаши!

И лава хлынула в бой. Кипящей, неистовой силой тяжелые всадники обрушились на врага, спеша за своим предводителем. «Стоптать их!» — стучало в висках, и окрики офицеров тонули в солдатской ярости.

Рваные ряды дикарей щетинились лесом из копий, но старый легат рассмеялся — этого слишком мало, чтобы остановить тяжелого катафракта в полном доспехе, мчащегося во весь опор на врага!

Со скоростью урагана и массой каменного снаряда он вонзился в ряды гепидов как страшный осадный таран. Огромный «коитус» катафрактария прошил ближайшего варвара, словно пущенное из катапульты бревно — как солому, сломав вместе со щитом и доспехом.

Ужасная сшибка пробила в неплотной колонне огромную брешь, варвары разлетелись как кегли, и, не сбавляя напора, Катилина выпустил контус и вытащил длинный меч.

Спата сверкнула в его руке, как молния громовержца. Гримаса гнева, забрызганные кровью доспехи огромного всадника внушали животный ужас, и, пользуясь чужим страхом, он сносил врага одного за другим — везде, куда доставал клинок. Гнедой под ним танцевал, рисуя дикую джигу смерти, сшибая копытами беснующихся в боевом запале людей, толкая их грудью, грызя зубами. Отрубленные руки и разбитые черепа, сраженные мечом Катилины, мелькали перед глазами как картинки дурного сна. Спата блистала и пела, переливаясь на солнце в кровавых брызгах и ветре, и разваливала тела пополам. Дождь из дротиков поливал местность вокруг смертным ливнем. Люди падали, кони ржали. Трупы варваров растилались ковром под копытами катафрактов, смешиваясь с телами его товарищей…

За долгие годы службы легат участвовал во множестве битв, но никогда еще он не видел подобной этой! Никогда прежде — ни в славные годы Империи, ни в дни Республики, покрытые ныне замшелым прахом, хранящимся в покрытых плесенью манускриптах, — на одном поле не сходились армии подобной численности. И никогда такое количество различных племен не кромсало друг друга столь яростно с остервенением пьяных безумцев. Воистину, то была Битва Народов!

Повсюду слышались крики. Гортанные хрипы севера и певучие фразы запада, древнее шипение юга и совсем молодые слова, пришедшие с востока всего лишь сто лет назад. Проклятия взрывались в воздухе на сотнях языков, на тысяче наречий. Команды отдавались в основном на латыни и готском, однако стоны и возгласы умирающих не подчинялись такому порядку: ведь отправляясь к своему Божеству, каждый шепчет Ему слова лишь на родной речи…

И они прорвались! По горным хребтам из трупов, превращенных в сплошное месиво подковами лошадей, Катилина въехал на вершину разделяющих обе армии невысоких холмов. За три часа эти холмы подросли. Ковер из тел был глубок и мягок, возвышался ныне выше самого высокого ковыля. Копыта хлюпали в нем как в болотной грязи. А снег исчез, закрытый замерзающей кровью. Над полем клубился пар — дыхание выживших и испарения трупов. Судя по неохватным просторам, что занимало сейчас это гигантское кладбище, вокруг Катилины покоились уже сотни тысяч…

«Но плакать по ним слишком рано», — подумал он.