Страница 1 из 29
A
Англия середины XVI века. За престол бьются две сестры — Мария и Елизавета. В это суровое время, когда то тут, то там вспыхивают костры инквизиции, любви, казалось бы, нет места. Но и Мария, и Елизавета — прежде всего женщины. Женщины, которые не могут жить без любви, даже если знают, что она безответна и губительна. Их история тем интереснее, что мы видим ее глазами юной Ханны, королевской шутихи, — отважной девушки, для которой любовь стала не испытанием, как для дочерей короля, а заслуженной наградой.
Филиппа Грегори
От автора
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
Филиппа Грегори
КОРОЛЕВСКАЯ ШУТИХА
Посвящается Энтони
Лето 1548 года
По саду, залитому солнцем, весело смеясь, бегала девочка-подросток, раскрасневшаяся и возбужденная игрой. Она убегала от своего отчима, но не настолько проворно, чтобы тот не мог ее поймать. Ее мачеха сидела в беседке, увитой бутонами мелких сиреневатых роз, и время от времени поглядывала на четырнадцатилетнюю девочку и мужчину приятной внешности. Шалунья то пряталась от него за толстыми стволами деревьев, то выбегала на мягкий дерн лужаек. Девочку мачеха растила, как свою дочь, а мужчину много лет любила и обожала. Сейчас она была настроена видеть в них обоих только хорошее.
Мужчина сумел поймать девочку, ухватившись за подол ее развевающегося платья.
— Это обман! — сказал он.
Его смуглое лицо почти касалось ее раскрасневшихся щек.
Что на самом деле было обманом — знали они оба. Девочка со скоростью ртути выскользнула из его рук и отбежала к дальнему краю фонтана с широкой круглой чашей. В воде лениво плескались жирные карпы. Там же отражалось возбужденное беготней лицо Елизаветы. Она подалась вперед, желая еще сильнее раздразнить своего партнера по игре.
— Не поймаешь, не поймаешь! — смеялась она.
— А вот и поймаю.
Она наклонилась пониже, чтобы в квадратном вырезе платья ему были видны ее маленькие груди. Она чувствовала, как его глаза буквально приклеились к ней, отчего ее щеки стали еще краснее. Вскоре у нее густо покраснела и вся шея.
— Поймать тебя — проще простого. Стоит мне только захотеть, — сказал мужчина, подразумевая другую игру, кончавшуюся постельными утехами.
— Ну, так лови! — засмеялась она, сама толком не зная, к чему склоняет мужчину.
Зато она знала: ей хотелось слышать мягкий топот его ног, бегущих за нею; хотелось ощущать его протянутые руки, готовые ее схватить. Но более всего ей хотелось почувствовать, как эти руки обнимут ее и прижмут к его удивительному телу. Ее щеки жаждали царапающего соприкосновения с его расшитым камзолом, а ее бедра — соприкосновения с его бедрами.
Елизавета ойкнула и понеслась по тисовой аллее туда, где сад Челси спускался к реке. Королева, наблюдавшая за игрой из беседки, подняла голову от своего шитья и вновь улыбнулась, видя, как мелькает между деревьями платье ее любимой падчерицы. Любимый муж королевы так и не мог догнать эту юркую девчонку. Королева вновь склонилась над шитьем и уже не видела, что ее муж все-таки поймал Елизавету, но с другой стороны ствола. Там он прижал девочку к красной ломкой коре дерева и поднес ладонь к ее полуоткрытому рту.
Глаза Елизаветы ярко горели от волнения, но она и не думала отбиваться. Сообразив, что она не станет кричать, он убрал руку и наклонился.
Губы Елизаветы ощутили, как по ним, словно жесткой кистью, прошлись его усы. Она вдохнула терпкий запах его волос и кожи. Она закрыла глаза, откинула голову и подставила его губам свои губы, шею и грудь. Когда его острые зубы слегка закусили ее кожу, Елизавета перестала быть озорной, смеющейся девчонкой и превратилась в юную женщину, охваченную жаром первого желания.
Он осторожно переместил руку с ее талии вверх по корсажу платья — туда, где его пальцы могли проникнуть под ткань и коснуться ее грудей. Сосок мгновенно отвердел и напрягся. Он стал ласкать ее сосок. Елизавета замурлыкала от удовольствия, а он засмеялся предсказуемости женских желаний, однако спрятал этот смех глубоко внутри.
Елизавета прижалась к нему всем телом, чувствуя, как в ответ его нога проталкивается между ее ног. Ей стало ужасно любопытно: а что же будет дальше? Она давно хотела об этом узнать.
Но ее партнер по невинной игре в догонялки почему-то отпрянул и опустил руки. Тогда она сама обняла его и притянула к себе. Елизавета не столько увидела, сколько почувствовала довольную улыбку Томаса Сеймура (ему нравилось, что она сознавала себя виноватой). Потом его язык ласково, по-кошачьи, лизнул ей губы и проник в ее рот. Елизавету охватило смешанное чувство отвращения и желания. Желание оказалось сильнее. Ее язык ответил на настоящий, взрослый, дерзкий мужской поцелуй.
Елизавете вдруг стало страшно и неприятно. Она сжалась, однако Томас знал все фигуры этого танца. Она сама напросилась, и теперь танец желания захватывал каждую жилу внутри нее. Он задрал подол ее плюшевого платья; его опытная рука скользнула по ляжке и дальше, под нижнюю сорочку. Елизавета инстинктивно сжала ноги, защищаясь от его прикосновения. Сеймура это не остановило. Осторожно, одними костяшками пальцев, он провел по волосам ее лобка. И она растаяла; она буквально растеклась под его пальцами. Наверное, она бы рухнула на землю, не окажись у нее под талией его сильной руки. В этот момент Томас Сеймур понял: ничто не мешает ему овладеть принцессой Елизаветой прямо под этим деревом, в саду королевы. Эта девчонка была девственницей лишь по определению. На самом же деле перед ним стояла вполне сложившаяся шлюха.
Легкий звук шагов заставил его обернуться, опустить платье Елизаветы и заслонить ее своей спиной. Каждый увидевший сейчас принцессу легко прочел бы у нее на лице нескрываемое и необузданное желание. Томас боялся, что к ним подошла королева, его тайная жена, любовь которой он ежедневно предавал, соблазняя у нее под носом ее падчерицу и подопечную. Но королева Екатерина ничего этого не видела (или предпочитала не видеть). Она настолько любила Томаса, что, даже сидя у постели умирающего Генриха VIII, думала не о муже, а о Сеймуре.
К счастью, это была не королева. По дорожке шла другая девочка, младше Елизаветы и совершенно незнакомая. На вид ей было лет девять. От солнца ее защищала белая испанская шапочка с тесемками под подбородком. Из-под шапочки на Томаса и Елизавету глядели большие, серьезные черные глаза. В руке девочка держала две книги, перевязанные особой лентой, какой пользовались книготорговцы. Казалось, этот ребенок понял все, что происходило между Елизаветой и Томасом, и смотрел на них с холодным интересом.
— Откуда ты взялась, прелестное дитя? — с ложной приветливостью спросил девочку Томас. — Я даже испугался. Подумал, что ты фея. Это только феи умеют появляться столь неожиданно.
Девочка наморщила лоб, слушая его быструю, громкую речь, затем ответила медленно, с сильным испанским акцентом:
— Прошу прощения, сэр. Мой отец велел мне отнести эти книги сэру Томасу Сеймуру. Ваши люди сказали, что я найду вас в саду.
Девочка протянула ему книги. Томасу Сеймуру пришлось шагнуть вперед и забрать их у нее.
— А, так ты — дочка книготорговца, — все тем же наигранно-веселым голосом сказал Томас. — Причем испанского книготорговца.
Девочка молча кивнула. Лицо ее не утратило серьезного, совсем не детского выражения.
— На что ты так внимательно смотришь, дитя мое? — спросил Томас, прекрасно понимая, что маленькая испанка заметила Елизавету, торопливо расправляющую платье.
— Я смотрела на вас, сэр, но увидела очень страшную вещь.
— И что же ты увидела?
На мгновение Сеймур со страхом подумал, что юная книгоноша увидела, как он лез под юбку к английской принцессе. Увидеть, как он ласкал рыжие волосы на лобке Елизаветы… зрелище явно не для детских глаз.