Приемное отделение

— Достигли, — ответила Надежда Тимофеевна.

Она призадумалась, подыскивая подходящие слова, но в этот момент зашумела у входа каталка, послышались голоса, и доктор Боткин, оставив на столе недопитый чай, полупустую пачку крекеров и пластиковый лоточек из-под грибной лапши, поспешно вышел из кабинета. «Значит, не судьба», — решила Надежда Тимофеевна. Она, любопытства ради понюхала пустой лоточек из-под лапши (а вдруг вкусно пахнет?), поморщилась, потому что пахло наоборот — весьма невкусно, и ушла к заведующей отделением, посплетничать.

Письмо матери

«Здравствуй, мама!

Зря ты, конечно, не хочешь разговаривать по телефону. Это совсем недорого. Я уже успел изучить московские тарифы и понял, что звонки в Мышкин стоят очень недорого, рублей в шестьдесят-семьдесят можно всласть наговориться. Междугородные разговоры и мобильная связь в наше время сильно подешевели, минута нашего разговора стоит около двух рублей. Это я тебя не уговариваю, а просто объясняю, как и что, чтобы ты была в курсе. Только, пожалуйста, когда я позвоню в следующий раз, не начинай сразу кричать, чтобы я не тратил деньги, а выслушай меня. А еще лучше было бы освоить компьютер. В этом нет ничего сложного, поверь мне. Лариса Терентьевна на что уж старше тебя, а с внуком Димой переговаривается по скайпу, и видят они друг друга как в телевизоре. Компьютер мой все равно без дела стоит, хочешь, я попрошу кого-нибудь, чтобы тебя научили им пользоваться и к Интернету подключили снова, а то я перед отъездом отключился за ненадобностью. Тогда бы мы каждый вечер смогли бы общаться, новости друг другу рассказывать. Мне для этого ни на что тратиться не придется — у меня казенный компьютер на работе стоит с безлимитным Интернетом, а твой расход на Интернет нас не разорит. Это очень большое удобство. Ты подумай.

Но это я, мама, так, к слову, ты не подумай, пожалуйста, что мне жалко времени на то, чтобы письмо тебе написать. У писем, конечно, есть свои преимущества — их перечитывать можно. Да и когда пишешь — с мыслями собираешься, гладко все выходит, не сумбурно. И если что-то забыл, то всегда дописать можно.

Так и вижу, как ты строго хмуришься и говоришь: „А ну, Леша, кончай свою агитацию!“ Заканчиваю агитацию и перехожу к новостям.

По телефону я успел сказать только то, что нашел жилье и работу, то есть сначала работу, а потом жилье. Ты, мама, не поверишь, но повезло мне невероятно — не успел приехать в Москву, как встретил хороших людей, да еще каких! Напрасно ты беспокоилась и пересказывала мне страшилки из телевизора. Страшилки — это одно, а жизнь — другое. Сразу же по приезде я, как и собирался, отправился в шестьдесят пятую больницу, которая в списке моем стояла на первом месте как крупный многопрофильный стационар, в котором и места должны быть, и работать интереснее. Забегая вперед, скажу, что только сейчас я понял, что засиделся дома. Наш Мышкин был и остается для меня лучшим местом на свете, но для врача, который хочет стать настоящим врачом, очень полезно поработать в таком месте, как больница, в которой я сейчас работаю. Тут все по-другому и ритм жизни другой. Одним словом — Москва. Больница, в которой я работаю, рассчитана на тысячу двести восемьдесят коек, представляешь? Если еще и сотрудников сосчитать, да кафедры, то выйдет половина нашего Мышкина. А какие здесь возможности! Есть даже компьютерный томограф последнего поколения. Это тот самый „ящик“, в который команда доктора Хауса „запихивает“ пациентов, как выражаетесь вы с Ларисой Терентьевной. Аппарат новейший, он позволяет проводить исследование всего организма и пропускает в день тридцать человек, по полчаса на каждого. А еще здесь есть современная ангиографическая установка, которая позволяет исследовать сосуды, и магнитно-резонансный томограф. Компьютерный томограф — это рентгеновское излучение, а магнитный, как видно из названия, действует по принципу магнитного поля. Это я так, мама, для сведения, чтобы ты была в курсе.

Пришел я, значит, к заместителю главного врача Виктории Васильевне, которая ведает приемом врачей на работу, рассказал о себе и сразу же получил место в приемном отделении. И не только место, мама, но и жилье. Я ведь сглупил, думал, что в Москве квартиры снимаются так же, как у нас в Мышкине, — заплатил за месяц, прожил, опять заплатил. Как бы не так! Оказывается, что в Москве положено платить вперед за три месяца и еще агенту комиссионные выдавать в размере месячной квартплаты! Представляешь?! Пятнадцать тысяч только за то, что свел хозяина с квартирантом! И это в том случае, если снимается комната. А если трехкомнатная квартира? Бешеные деньги! Здесь, наверное, половина народу агентами и работает. Я бы, конечно, не смог бы. И не столько потому, мама, что я медицину люблю, а потому, что совесть меня замучила бы. Ну, возьми ты себе за труды рублей триста, ну — пятьсот, ведь дело-то не трудное, пустячное, можно сказать, дело. А они — месячную квартплату берут. И так, мама, эти агенты смогли себя поставить, что без них в Москве дела не делаются. Я когда узнал об этом, то сильно расстроился, потому что, как ты знаешь, было у меня при себе всего двадцать тысяч рублей, а надо, получается, шестьдесят. Но заместитель главного врача Виктория Васильевна увидела, что я расстроился, и вошла в положение. Я, если честно, никогда бы не поверил, если бы мне кто-то о чем-то таком рассказал. Предложила она мне жить при больнице, дали мне комнату отдельную прямо в том отделении, где я работаю, и ни копейки с меня за это не берут. Даже чайник электрический выдали в пользование! Получается, что кроме еды (ты, мама, не волнуйся, питаюсь я регулярно, вчера даже плитку себе купил маленькую, чтобы готовить можно было), так вот, кроме еды, я трачусь только на прачечную, потому что мелочишку сам стираю, а крупные вещи, джинсы, например, приходится сдавать. Но это недорого, за жилье я не плачу, на транспорт не трачусь, так что на стирку вещей можно и потратиться. Но за деньги я стираю только свое, рабочую одежду я в больничную прачечную сдаю, как положено. В ординаторской есть телевизор и холодильник с микроволновой печью, которыми я пользуюсь постоянно, а не только тогда, когда дежурю, мне разрешили. Потому не волнуйся за меня — быт мой устроен наилучшим образом, я, если честно, и не надеялся так устроиться. Только попрошу тебя, никому, даже Ларисе Терентьевне, о том, что я живу в больнице, не рассказывать. Это ведь не разрешается правилами, для меня добрые люди исключение сделали, нехорошо будет, если им за это попадет. А молва пойдет, так куда не надо дойдет, поэтому лучше никому не рассказывать. Говори, что снял Леша комнату рядом с больницей — и все.

Люди в больнице хорошие, ты же знаешь, мне по жизни везет на хороших людей, уж не знаю и почему. Начальница моя, Ольга Борисовна, при знакомстве мне не очень понравилась, потому что разговаривала как-то сухо и недолго, но потом я узнал, что она была после дежурства, а когда ты после суточного дежурства, да еще такого беспокойного, как здесь, не уходишь домой, а остаешься на день работать за заведующую, то тебе будет не до разговоров. А я-то чуть было плохо о ней не подумал, недаром ты меня всегда за торопливость ругаешь. Ольга Борисовна строгая, конечно, но ей и положено быть строгой, по должности. Но всегда посоветует, разрешила ей хоть ночью домой звонить, если какая проблема. Я, конечно, не злоупотребляю, но приятно чувствовать поддержку от руководства, особенно мне, только начинающему работать в Москве. Старшая сестра Надежда Тимофеевна держится попроще, с ней, несмотря на разницу в возрасте, она примерно твоих лет, я общаюсь чаще. Она, можно сказать, меня опекает. Очень хорошая женщина, как-нибудь при случае приглашу ее с семейством отдохнуть летом у нас в Мышкине, думаю, что ты будешь не против.

С коллегами моими, врачами приемного отделения, отношения складываются хорошие, правда, насчет доктора Колбина меня Надежда Тимофеевна предупредила, чтобы я не вздумал ему денег одалживать. Есть за ним такой грех — вовремя долги не отдавать. А так все нормально. Медсестры, правда, здесь не чета нашим — языкатые, ты им слово, они тебе три. Но в Москве вообще все языкатые, видела бы ты, мама, некоторых больных. Такие попадаются, что не знаешь, как к ним подступиться. Но я в таких случаях действую прямо — давайте, говорю, знакомиться, меня Алексеем Ивановичем зовут, а вас как? Чтобы не в бумажке прочесть имя-отчество, а так вот, по-человечески познакомиться. От этого даже самые строгие сразу же оттаивают, и общий язык с ними найти становится легче. В Мышкине нашем один темп жизни, в Москве — другой, у нас суеты меньше, здесь — больше, а люди, мама, везде одни и те же, преимущественно хорошие. Не очень хорошие тоже попадаются, так, один пациент, которого „Скорая помощь“ привезла, начал буянить и ругать нас с медсестрой такими словами, которые и на рынке не каждый день услышишь. Мы его урезонить пытались, но он не внял. Тогда пришлось пригласить охранника. Пришло сразу двое, скандалист сразу притих и дал себя осмотреть. Потом еще и извинился за такое поведение. Я так понял, что он вроде Бориса-телевизионщика, пока трезвый — золото-человек, как выпьет — совсем наоборот.