Страница 6 из 39
«Это все Фазаро!» — хотел он было ответить, но, спохватившись, предпочел солгать:
— Пьетро мой старый товарищ. Должно быть, он следовал за мной, когда я вышел от Сандро. Это он сейчас приходил.
Объяснение выглядело нелепым. Зачем Пьетро было преследовать его? Клару не удалось обмануть, ее взволнованный взгляд ясно говорил об этом.
— Может, он случайно видел, как я вошел сюда.
Сады их соседствовали друг с другом, и обычно Валерио мог приходить к Кларе и уходить, не опасаясь неприятных встреч.
— Напрасно ты волнуешься, — добавил он, забирая свою сумку и электрический фонарик.
Она ничего не ответила.
— Успокойся, дорогая, все не так страшно!
Но голос его звучал фальшиво, и он прекрасно сознавал это.
III
Фуоско жили в самом конце улицы, рядом с рыбацким портом. Надо было пройти всю виа Реджина-Элена, пересечь площадь, а затем спуститься по лестницам, ведущим на консервный сардинный завод. Ветер совсем утих. Безмолвные улицы с закрытыми ставнями выглядели заброшенными, от них веяло холодной печалью. «Палермо» с его зелеными дверями и плутоватой зеброй на рекламе «Чинзано» тоже закрылся. Афиша кинотеатра «Империале» зазывала на «ULTIMO INCONTRO» [8]с участием Алиды Валли и Жан-Пьера Омона.
Валерио был озабочен. Как расспросить Фазаро? Тот «знал». Доказательство налицо. Что он собирается делать с тайной, которую открыл? И каким образом ему удалось ее открыть? А главное, известна ли она кому-нибудь еще, кроме него? Мария Торелли тоже, конечно, в курсе, но она слишком предана Кларе, чтобы проболтаться. И Пьетро, видимо, знает, хотя он мог, ни о чем не подозревая, просто-напросто выполнить поручение Фазаро. А впрочем, какое это имеет значение? Валерио не сомневался, что сумеет защитить Клару от всех. На какое-то мгновение к его горлу подступила ненависть, горячая и липкая, словно волна крови, ненависть ко всем тайным врагам и к этой тысяче следивших за ним глаз, к тысяче ртов, готовых оплевать Клару своим ядом! Но что делать, что делать? А тут еще Анджела! А тут еще тесть!
…говорили стены, вдоль которых он шагал. Терпкий запах консервного завода ударил ему в нос, как только он начал спускаться к порту.
…Да, тесть. Фоско Латанса возглавлял в Неаполе большую ткацкую фабрику. Он был далеко не в восторге, отдавая единственную дочь за господина, собиравшегося затем увезти ее в какую-то гнусную дыру на Сардинии. В каждом своем письме он неизменно соблазнял Валерио самыми разными преимуществами жизни в Неаполе. Но успеха так и не добился. Судя по всему, уклончивые ответы зятя раздражали его. Теперь же основным доводом стало здоровье его дочери. Аргумент весомый, спору нет. Старик Латанса далеко не глуп! И в конце концов, возможно, докопается до истины, заподозрит, что кроется за этаким упрямством и холодной сдержанностью! Ясно одно — уж если он вызвался проводить Анджелу и провести в Салине двое суток, то не для того ли, чтобы самому осуществить небольшое расследование? Здесь, на месте, он собирался найти необходимые объяснения, а может быть, знал в Салине людей, способных сообщить ему нужные сведения.
Например, Фазаро.
«Даже если начнется война, я не расстанусь с Кларой!»
Война! Столько всяких опасностей подстерегало их! Он вдруг почувствовал, что его охватывает отчаяние, оно пронзило его, словно лезвие ножа. Им казалось, что они добились счастья, а это было всего лишь пламя, подвластное всем ветрам. «Всего лишь пламя», — мысленно повторил он. Однако минувший час был слишком хорош, чтобы вот так сразу поддаться тоске. Эта радость была такой чистой, такой лучезарной, она чудесным образом отгораживала их от мира, с непревзойденной гордостью служила оправданием жизни!
Дойдя до конца лестницы, Валерио очутился на набережной. Перехлестывая через парапет, волны оставляли на тротуаре черные лужи. Угадав таинственное и сумрачное негодование стихии, он окинул взглядом морской простор. Справа поблескивали красные и зеленые огоньки, которыми была обозначена сеть на тунца.
FOTOGRAFO FUOSCO [11]
Это было здесь. Человек двадцать оживленно переговаривались у закрытого магазина, возле маленького «фиата» с откидным верхом, принадлежавшего инспектору Фазаро. Узнав доктора, люди тотчас смолкли. Валерио знал Фуоско, отец которого в свои шестьдесят четыре года стал проявлять опасную склонность к маленьким девочкам. Потому-то его и поселили на одной половине комнаты, отделенной от остального семейства высокой садовой решеткой, прикрепленной двумя концами к противоположным стенам. Ибо расположенная над магазином квартира была чересчур мала, а ребятишек было слишком много, чтобы они могли пожертвовать ему целую комнату.
Валерио взобрался по деревянной лестнице, на верхней площадке его тут же встретили пронзительные крики матери:
— Моя девочка, доктор! Моя красивая девочка! Этот несчастный! Поглядите, что с ней сделал этот несчастный!
Лицо у нее опухло от слез, волосы разметались, она размахивала руками, непрерывно тряся пальцами, словно пыталась стряхнуть с их кончиков огромных пауков. Женщины окружили кровать, где с заострившимся носом и побелевшими губами лежала Лидия.
— Добрый вечер, доктор, — послышался красивый низкий голос, похожий на мелодичный голос какого-то оперного певца. То был Фазаро. Оба мужчины торопливо пожали друг другу руки. Кто-то уже помогал Валерио снять пальто.
— Poverina [12]! — простонала одна из старух, стоявших у стены.
Валерио склонился над девочкой, которая, придя в себя, тихонько жаловалась:
— Он сделал мне больно. О, он сделал мне так больно…
— Poverina, poverina, — причитали женщины с неподдельным выражением жалости.
— Посмотрите, как она бледна, доктор! Посмотрите! — со слезами воскликнула мать.
— Уберите всех этих людей, — приказал Валерио. — Где Фуоско?
— Он не захотел подняться, — сказал Фазаро. — Не беспокойтесь. Я сам этим займусь.
Женщины, одна за другой, молча удалились.
— Вскипятите воду! — обратился Валерио к матери.
Пока он щупал пульс девочки, Фазаро спросил, наклонившись:
— Укол камфары?
— Кофеина. Это то же самое.
Валерио раздраженно выпрямился.
— Я буду вам признателен, если вы тоже уйдете, — сказал он, глядя инспектору прямо в лицо. — Помощи матери будет достаточно.
— Ну конечно, доктор, — ответил Фазаро, ничуть не смутившись.
Девочка продолжала стонать, медленно раскачивая головой из стороны в сторону. Вернулась мать, она рыдала, прикрывая рот руками.
— Встаньте здесь, — спокойно сказал Валерио.
И он откинул простыню, обнажив маленькое, истерзанное тельце…
Когда спустя некоторое время он вышел в соседнюю комнату, где находился Фазаро, то увидел там старика. Тот с вытаращенными глазами и открытым ртом стоял за решеткой, вцепившись пальцами в железные перекладины и уставясь в пустоту. Его заросший длинной серой щетиной подбородок напоминал подушечку для иголок. Он был небольшого роста и ужасающей худобы, расстегнутая рубашка открывала узкую, тощую грудь с редкими волосами. Его, должно быть, били: на шее и левой щеке виднелись фиолетовые подтеки. Усевшись на стол и свесив ноги, инспектор наблюдал за ним, покуривая с непринужденным видом. Другой полицейский чистил себе ногти перочинным ножом и, казалось, полностью был поглощен этим занятием. У него была вытянутая акулья голова и скошенная нижняя челюсть. С циничным видом он бросил на Валерио насмешливый взгляд.
8
«Последняя встреча» ( итал.).
9
Да здравствует Сталин. Смерть Трумэну. Мир в Корее (итал.).
10
Мир в Корее. Да здравствует Тольятти. Долой Трумэна. Мир в Корее (итал.).
11
Фотограф Фуоско (итал.).
12
Бедняжка (итал.).