Долгожданная развязка

Дойдя до угла Пятой улицы, Трэвис с тоской посмотрел на толпу бродяг на другой стороне. Старые женщины локтями отпихивали детей, которым было не больше десяти-двенадцати лет. Он не мог видеть продавца, тот, наверное, находился где-то в середине.

Голодный и больной подросток долго раздумывал, хватит ли у него сил пробиться сквозь эту толпу. Потом вспомнил, что где-то читал, как одного пьяницу прирезали за такую попытку. Тело лежало на тротуаре, люди перешагивали через него, пока труп не подобрала машина из морга.

Трэвис повернулся и побрел прочь. Он шел медленно, потому что в груди давило, и каждые несколько минут ему приходилось останавливаться, чтобы отдышаться. Но он знал, куда направляется. Знал это и Сирил Фрэнсис, сидящий в зеленой машине, припаркованной на другой стороне улицы. Он взглянул на часы, поставил рычаг передачи на первую скорость и медленно двинул машину вслед за мальчиком, что-то одновременно говоря по радио.

На углу Трэвис задержался у газетного киоска. Он не обращал внимания на спешащих на работу секретарш и на таксистов, покупающих газеты, чтобы почитать между поездками. И двинулся дальше лишь тогда, когда мужчина в костюме за тысячу баксов купил «Сентинл». Трэвис быстро последовал за ним, молясь в душе, чтобы он не взял такси до того, как просмотрит финансовую и биржевую страницы. Мужчина такси не взял.

Высокий светловолосый человек шел, переворачивая страницы и каким-то чудесным образом умудряясь не сталкиваться с прохожими. Покончив с городскими новостями, напечатанными на розовой бумаге, он не стал больше ничего просматривать, бросил газету на тротуар и поднял руку, подзывая такси. Трэвис, находившийся от него в нескольких шагах, подобрал газету и отошел к ближайшей стене, чтобы не мешать прохожим и хоть отчасти спрятаться от ветра.

Приятно было держать в руках чистую газету, все еще пахнущую краской. Он сразу нашел отдел частных объявлений.

«Трэвис! Нет места, где бы ты мог так спрятаться, чтобы я тебя не нашел. Не тяни. Ты сам знаешь, что все это дело времени. Отец».

Трэвис медленно выпустил газету из рук. В этот момент зеленая машина рванулась поперек движения. Визг тормозов других машин и гудки заставили его поднять голову. Через лобовое стекло он разглядел худое, темное лицо с белым шрамом и на мгновение оцепенел. Придя в себя, развернулся и увидел блондина в дорогом костюме всего в десяти футах от себя. Тот печально качал головой.

Мальчик почувствовал, как внутри все сжалось, а тротуар поплыл под ногами. Он снова повернулся. Человек со шрамом уже вылез из машины, но спокойно стоял, облокотившись о капот.

Что происходит, черт побери? Почему они, будь все проклято, не хватают его? От напряжения в висках стучало. Внезапно стена, вдоль которой Трэвис медленно двигался, кончилась, он свернулся в переулок и бросился бежать. Воздух вырывался из его груди короткими, хриплыми толчками.

Переулок сворачивал направо, туда, где большое здание магазина уступало место более низким офисным зданиям. Через двадцать ярдов Трэвис уперся в глухую стену. Она была совершенно гладкой, без всяких выступов и впадин. Такие же стены справа и слева. Даже пожарных лестниц нет. Никаких коробок или мусорных ящиков, чтобы можно было взобраться, ничего!..

Он повернулся, ожидая увидеть преследователей, но путь назад был свободен. Только он не мог вернуться. Он слишком поздно понял, что сделал именно то, чего от него ждали. И оказался в ловушке.

Повернувшись лицом к стене, он изо всех сил старался побороть трусливое желание расплакаться и ждал, иногда кашляя и дрожа, потому что солнце не доставало до этого закутка. Потом услышал первый звук, но глаз не открыл. Он не хотел видеть. Не хотел знать. Он устал, Боже милостивый, как же он устал! Он был нездоров, хотя конкретно ничего и не болело, но ощущал такую слабость, что было трудно дышать, не то что сопротивляться. Он должен был знать, что не сможет противостоять такому человеку, как Уэйн Д'Арвилль. Он должен был знать!

Он почувствовал чье-то присутствие рядом и внезапно понял, почему все остальные ждали. Он чувствовал запах дорогого лосьона после бритья, слышал тихое, ровное дыхание отца.

Трэвис дернулся, когда тот коснулся его лица, но прикосновение было на удивление мягким. Пальцы приподняли его подбородок, заставив его поднять голову. По молчаливой команде, которой у него не было сил сопротивляться, он открыл глаза, посмотрел в такие же голубые, как у него, глаза, съежился и издал слабый стон.

Д'Арвилль слегка наклонился к сыну и вглядывался в его лицо с такой властью и сосредоточенностью, что мальчик невольно задрожал. Уэйн сразу заметил его бледность, худобу трясущегося тела и забитый, подавленный взгляд. Он мрачно покачал головой, все еще касаясь ладонью лица сына.

— Трэвис, — мягко и укоризненно сказал он, — Трэвис, ты еще научишься мне повиноваться.

Глава 18

Монте-Карло

— Сэр, мне кажется, вам стоит взглянуть.

Уэйн поднял голову от лежащих перед ним бумаг и встретился взглядом с тревожными глазами Антуана Дорлака, нового управляющего казино. Это был маленький человечек с острыми темными глазами и умом, сравнимым со стальным капканом. В данный момент он нервно переминался с ноги на ногу.

— В чем дело?

— Крупные выигрыши. Всю неделю.

— Что говорит Клод?

Антуан пожал плечами.

— Он говорит, что не может заметить никакого жульничества.

— Во что они играют?

— Vingt-et-un [3].

Уэйн с силой захлопнул папку. В данный момент его не слишком занимала работа, он постоянно думал о мальчике, которого спрятал в своем недавно купленном поместье в Ла Тюрбе. Поскольку сын явно сопротивлялся, отцовская вилла оказалась не слишком надежной. Да и события последней недели продолжали беспокоить Уэйна.

Жаль, что нет рядом Себастьяна, тот бы помог. Но с другой стороны, он был рад, что доктора Тила нет. Управляющий доложил ему, что Себастьяну позвонила женщина, и он вернулся в Лондон. Наверное, секретарша одной из психбольниц. Все к лучшему. Уэйн не мог объяснить свою уверенность, но он знал: если Себастьян выступит против него, это будет означать конец.

Почти неделю назад он привез мальчика на борт яхты «Трэвис Гельм», где их ждала целая бригада врачей. Трэвис был очень подавлен, но глаза его загорелись при виде роскошной яхты. Огромная, белая, сверкающая, она не имела ничего общего с грязным, больным и упрямым юношей, чьим именем была названа.

Трэвис молча позволил увести себя из тупика. Он тяжело опирался на руку отца. Он едва взглянул на Фрэнка Партона и двух громил, но когда проходил мимо Сирила Фрэнсиса, открывшего им дверцу машины, они обменялись странным взглядом. Уэйн даже на мгновение почувствовал укол ревности, но потом отмахнулся от этой мысли. Сирил был ему больше не нужен, так что сын никогда того не увидит.

Мальчик не мог остаться равнодушным к роскоши яхты — кто бы смог? Раньше она принадлежала арабскому шейху, которому вскоре надоела новая игрушка. Везде медь, любовно начищенная до блеска командой, во всех двенадцати каютах огнеупорное красное дерево, тик, английский орех и бледный ясень. В самой большой и роскошной каюте было установлено медицинское оборудование. Трэвиса вымыли в ванне на ножках в форме лап с кранами из чистого золота. Он молча позволил двум санитарам снять с себя грязную одежду. Он едва взглянул на Уэйна, внимательно наблюдавшего за процедурой.

Когда грязь смыли, Уэйн начал успокаиваться. Мальчик был красив — стройный, сильный, умный, вполне достойный сын. Разве то, что он так долго не давался в руки его наемникам, это не подтверждает? Доктор Ломакс, которого он привез из лучшей парижской клиники, провел предварительный осмотр. Ничего неожиданного он не сказал: утомление, ранняя стадия истощения от недоедания, бронхит, который мог бы перерасти в пневмонию, если бы он проболтался на улице еще пару дней. Трэвис диагноза не слышал, он спал. Заснул, едва очутившись между чистыми белыми простынями, и проспал практически все путешествие через океан в Европу.

3

Vingt-et-un — двадцать одно, очко.