Долгожданная развязка

— О чем ты толкуешь, горе ты мое? — спросила Джемма, наклонив голову, чтобы заглянуть через плечо брата в журнал.

— Вот, нашел. — Парис протянул ей журнал. — Уэйн Д'Арвилль. То-то мне казалось, что я слышал это имя. Одна английская финансовая фирма, принадлежавшая ему, спонсирует открытый чемпионат по гольфу в будущем году.

— Сын! — изумилась Джемма. — Да, папа как-то давно говорил, что у Мюллера была семья.

— Все логично, — заявил Парис, переворачивая страницу и разглядывая большой цветной портрет улыбающегося рыжеватого мужчины. — Он не захотел, чтобы весь мир узнал, что его отец — бывший нацист.

Джемма взвизгнула и выхватила у него журнал.

— Ну и мужик!

Парис, улыбаясь, следил за ней.

— Он сначала убийца, а уж потом мужик.

Но Джемма не слушала. Она повернула журнал так, чтобы Уэйн Д'Арвилль смотрел прямо на нее. Ей казалось, что голубые глаза пронзают ее, она даже моргнула. Почувствовала, как перехватывает дыхание, становится щекотно груди и твердеют соски. И медленно начала читать.

«Внушительная фигура почти двухметрового предпринимателя с волосами медного цвета и небесно-голубыми глазами заставила трепетать больше женских сердец, чем любой другой мужчина его поколения, только по совсем иной причине. Если дамы падали к ногам этого человека с внешностью кинозвезды, их мужья ощущали себя на бирже в его присутствии так, будто их посадили в один садок с акулой. До настоящего времени его впечатляющая карьера…»

Когда Джемма дочитала статью, написанную — это она отметила — женщиной, глаза ее горели.

— Значит, это сын человека, убившего дедушку, — тихо произнесла она, но в голосе скорее слышалось возбуждение, чем отвращение, и Парис, намазывавший тост маслом, с тревогой взглянул на нее. — Знаешь что, Парис, — сказала она, протягивая руку и отбирая у него тост, — мне думается, мы не должны допустить, чтобы это сошло ему с рук. Почему маме-папе достается все интересное? Бетани в Оксфорде, ей там нравится. Почему бы и нам не поехать в Европу?

— Что? — с полным ртом спросил Парис.

Она медленно встала и уставилась на журнал. Казалось, голубые глаза смеялись над ней, бросали вызов…

— Мне кажется, пора его проучить.

Парис с сомнением и тревогой в голосе спросил:

— Что ты задумала?

Глаза Джеммы сверкали, лицо раскраснелось, на красивых ярко накрашенных губах — хитрая ухмылка. На ней были шорты цвета цикламена и белая кружевная кофточка. С ее короткой стрижкой она напоминала брату чересчур красивого озорного сорванца.

— Полечу в Монте-Карло; разумеется, — сказала она. — Мама с папой и не узнают, что мы там.

— Джемма! — взмолился Парис. — Не можешь же ты вот так взять и… — Он неопределенно помахал рукой в воздухе, чувствуя, что начинает нервничать всерьез.

— Почему нет? — Она была такой невероятно молодой, невероятно упрямой, что Парис вдруг ужасно за нее испугался.

— Он же нацист, ты что, забыла?! — закричал он. — Он ворочает такими деньгами, что… У него наверняка целая армия наемников… — Джемма дала Парису вволю пошуметь, все время уверенно улыбаясь. — Он привык иметь дела с самыми могущественными людьми в этом мире!

— Он еще не имел дела со мной, — мягко заметила Джемма с той великолепной самоуверенностью, свойственной юности, и той полной убежденностью в своей правоте, которой обладают вконец испорченные дети. Она просто не могла себе представить, что можно не получить то, чего ей хочется.

— Слушай, Джем, я все о тебе знаю… И в школе у меня есть друзья. Я же не глухой. У тебя репутация, от которой кровь бы свернулась в маминых жилах, узнай она об этом, но здесь совсем другое. Он… — Парис постучал пальцем по фотографии Уэйна Д'Арвилля, — он не школьник последнего класса и не пацан из колледжа, которого ты можешь обвести вокруг пальца. Он чертовски опасен.

Парис встал, понимая, что не может ее вразумить. Он был зол и обеспокоен.

— Джемма, ты не можешь!

Джемма взглянула на него, упершись руками в бедра, склонила личико эльфа набок и обворожительно улыбнулась.

— Если уж ты так обо мне беспокоишься, большой братец, — промурлыкала она, — то почему бы тебе не полететь со мной?

Глава 15

Уэйн, замерев, как хамелеон, рассматривал лежащие перед ним фотографии. Неохотно отвел взгляд от голубоглазого мальчика и еще раз прочитал отчет команды, посланной по следу Вероники Колтрейн; документы были получены всего полчаса назад.

«Свидетельство о рождении объекта было выдано на имя бабушки, а не матери. Это привело к задержке и необходимости повторной проверки». Уэйн хмыкнул и быстро пробежал глазами страницу. Его не интересовало, почему Вероника зарегистрировала сына под девичьей фамилией матери. Без всякого сомнения, ей хотелось уничтожить все следы рождения мальчика в тюрьме от заключенной. Возможно, уже тогда она бессознательно боялась, что он отберет у нее сына.

Он снова взглянул на фотографии. Сразу же после обнаружения свидетельства о рождении, где значилось «отец неизвестен», команда начала следить за мальчиком. На этих снимках Трэвис совсем не напоминал того парня, которого он видел на складе в Нью-Йорке. За несколько дней были сделаны сотни снимков в самых различных ситуациях: вот он садится на автобус, разносит кофе журналистам, на которых работает, разговаривает с хорошенькой блондинкой, ест гамбургер. И со всех фотографий на него смотрело одно и то же лицо.

Волосы у него были очень темные, как у Вероники, а не того непонятного грязного цвета, что у этого поганца Валентайна. Это прежде всего бросилось ему в глаза. Когда он рассматривал снимки в первый раз, один, сделанный крупным планом, заставил его сердце замереть. Глаза у парня оказались голубыми, как у него. Форма лица тоже отличалась от той, что ему запомнилась. Цветные фотографии были отменного качества. Уэйн увидел, что кожа у мальчика светлая. И форма лица… Каким образом, черт возьми, Валентайну удалось изменить форму его лица? Уэйну потребовалось всего несколько секунд, чтобы во всем разобраться. Эта сучка позвонила мужу, едва он вышел за дверь. А ему следовало сообразить, что чертов портной должен быть хорошим гримером.

Д'Арвилль взглянул на часы. До рейса оставалась еще куча времени. Он тут же решил, что пора купить собственный самолет. И принялся ходить по вилле, теперь принадлежащей ему по закону, не в силах усидеть на месте. Мальчик на фотографиях выглядел совсем юным. Всего лишь семнадцать. Уэйн хорошо помнил, как это — быть семнадцатилетним.

— Трэвис, — в который раз произнес он, наслаждаясь этими двумя слогами. — Ты полюбишь Монте-Карло, Трэвис.

Потом Уэйн позвонил своему человеку здесь, в Монако.

— Флетчер? Я хочу, чтобы ты купил океанскую яхту. Сегодня же поручу банку перевести деньги. Нет, я улетаю в Нью-Йорк. Что? Мне на это плевать и на бумаги тоже. Поторопись, и все тут. И Флетчер… Команду набери из верных людей. Возьми всех своих, кто знаком с морским делом. Пусть будут в Нью-Йорке через две недели. И еще. Я хочу, чтобы яхта называлась «Трэвис Гельм». — Если он собирается похитить собственного сына, а он именно это и намеревался сделать, вряд ли можно будет погрузить похищенного на самолет связанным и с кляпом во рту.

Трэвис с головой ушел в дела. Джейк Конран, редактор, поручил ему разобраться в серийных убийствах пяти торговцев наркотиками, совершенных несколько лет назад. Джейк был уверен, что недавнее убийство торговца наркотиками в центре города тех же рук дело.

— Почерк, мой мальчик. — Он постучал карандашом себе по носу. — Всегда обращай внимание на почерк.

Вот Трэвис и засиделся сегодня, читая старые вырезки из газет. Он взглянул на часы. Уже поздно, надо позвонить домой и сказать родителям, чтобы не ждали его с ужином.

— Ну, парень, как идут дела? — Трэвис повернулся и увидел в дверях потное, улыбающееся лицо Энди Макколла, спортивного комментатора.

— Помаленьку, — признался он.